В это время оба наши слуги сидели на обочине дороги с отрешенным видом. Ах, если бы я наняла двух тибетцев вместо этого пекинца и монгола, испорченного жизнью в больших китайских городах, мне было бы не так тяжело.
Наша решимость произвела впечатление на погонщиков. К тому же они поняли, что вели себя неправильно, и согласились следовать с нами и дальше. Один из них даже сообщил полезную информацию. Автобус, на который мы опоздали, якобы должен был сделать остановку в Опяне и отбыть лишь на следующее утро или даже вечером, если там покажутся вражеские самолеты. Стало быть, мы могли бы его догнать. Нам было всё равно, когда именно отправится автобус, лишь бы он доставил нас в Тайюань. Я снова уселась в первой тележке посреди вещей, и мы двинулись в путь.
Эта ночная прогулка оказалась довольно приятной. Вместе с быстро убывающим светом луны повсюду разливались умиротворяющая радость и покой. Легко было забыть, что идет война… Я и вправду начисто об этом позабыла и задремала, но тут Ионгден растолкал меня и указал на красноватое зарево в небе, похожее на отблески городских огней. Вскоре сквозь густые заросли сорго показался яркий свет.
— Имение маршала Яня, — сказал один из возчиков, указывая на это место.
Подъехав ближе, мы увидели широкие улицы и многочисленные дома, нечто вроде шикарной деревни со множеством электрических фонарей, бросавших вызов темноте.
Маршал родился в этом месте или где-то рядом, а придя к власти и разбогатев, выразил свою любовь к «малой родине» в чисто китайском духе, построив здесь роскошную семейную резиденцию, о которой шла молва по всей провинции.
Значит, здесь не боялись воздушных налетов? Японские самолеты якобы летали только днем. Однако один из них кружил над Утайшанем ночью… Эта неуместная иллюминация вызвала у меня недоумение.
Мы прибыли в Опянь утром, в начале седьмого. Возчики доставили нас прямо в автобусный парк, положили вещи на землю, взяли деньги и поспешили уйти.
Сквозь приоткрытую дверь гаража виднелись две машины; к гаражу примыкало небольшое помещение с застекленным окном — по-видимому, касса, где продают билеты, но там никого не было. Мы не знали, чем заняться в ожидании часа отправления и, главное, когда именно это должно произойти?
Начал накрапывать мелкий дождь. Я решила, что лучше всего — положить багаж в один из автобусов и расположиться там самим, чтобы укрыться от непогоды. В то время как слуги собирались перенести туда наши вещи, из гаража вышел какой-то старичок, которого мы до сих пор не видели, и запер дверь на замок. Он не разрешил нам обосноваться в салоне или у входа в гараж, заявив, что ничего не может сказать по поводу отправления автобуса, и был таков.
Мы прождали еще около часа под дождем, не решаясь отойти в магазин за продуктами из опасения, как бы автобус не ушел во время нашего отсутствия. Я все же рискнула отправиться на разведку по какой-то прямой улице, откуда был виден автобусный парк и я могла успеть вернуться бегом за несколько минут. Зайдя в невзрачную лавку, я узрела там булочки с начинкой из китайских фиников, напоминающих по вкусу чернослив. Я купила дюжину булочек и, вернувшись, угостила Ионгдена и слуг.
Прошло еще некоторое время. Стрелка часов приближалась к девяти, и тут появился какой-то китаец. Он открыл дверь кассы, вошел туда и принялся перебирать бумаги. Я послала повара узнать о времени отправления, на что служащий ответил, что это ему неизвестно. Дождь всё не прекращался — наши вещи и мы сами промокли до нитки. Немного позже к кассиру присоединились еще трое мужчин. Теперь уже Ионгден пошел наводить справки. Ему сказали, что два автобуса были реквизированы на сегодняшний и последующие дни, и нам не стоило надеяться вскоре уехать.
Это была прискорбная новость, но никогда не надо отчаиваться. Следовало найти какое-нибудь пристанище, обсохнуть и выпить горячего чая, а затем спокойно обсудить создавшуюся ситуацию.
Я отправилась куда глаза глядят и обнаружила на краю города новую, еще практически чистую гостиницу с большим двором. Хозяин немедленно послал двух слуг помочь моим бездельникам перенести багаж, и я наконец оказалась под крышей, в комнате с жаровней, полной раскаленных углей, посередине и чайником с горячим чаем на столе.
— Как попасть отсюда в Тайюань? — спросила я у хозяина, слегка подкрепившись.
— Тут есть железнодорожная станция, — отвечал он, — но поезда больше не ходят по расписанию.
— Где находится вокзал?
Он располагался не так уж далеко от гостиницы. Я отправилась туда с Ионгденом.
На станции царило оживление: переполненные солдатами составы уходили на фронт. Я увидела несколько молодых женщин в военной форме и со знаменем. Они также ждали, когда можно будет сесть на поезд. Повсюду были груды вещей: мешки с рисом и мукой, тюки с воинским снаряжением, ящики с боеприпасами.
Нам сообщили, что гражданским пассажирам больше не продают билетов: все места были забронированы для военных.
Узнав эту досадную новость, мы вернулись в гостиницу; я заказала еду и начала обсуждать с хозяином, как отсюда выбраться. Следовало как можно скорее попасть в Тайюань; я готова была отправиться в путь на чем угодно: в повозке, портшезе, на вьючных животных. В крайнем случае, мы все могли бы идти пешком, но надо было перевезти багаж.
— Вы сейчас не найдете в Опяне даже осла, — заявил китаец.
Все мои уговоры ни к чему не привели. Это не значит, что добрый малый не хотел нам помочь — он водил Ионгдена ко многим владельцам животных или транспортных средств, и все они показывали пустые конюшни и сараи.
— Сходите завтра опять на вокзал, — посоветовал китаец.
Ионгден заглянул туда назавтра и услышал то же, что и накануне.
Мы находились в пути уже шестой день. Когда мы ехали сюда, нам потребовалось всего три дня, чтобы добраться из Тайюаня в Утайшань. Деньги, собранные на дорогу с таким трудом, почти кончились, и перспектива застрять в этой глуши без всяких средств внушала мне серьезные опасения. Я подумала, не пойти ли мне одной, пешком, в Тайюань, чтобы получить там деньги по своему пекинскому чеку. Ионгден вызвался меня заменить, но я подумала, что банкиры захотят видеть меня лично. Мы могли бы отправиться в город вместе с сыном, но я недостаточно доверяла слугам, чтобы оставить их надолго одних с вещами.
Я решила уйти на следующее утро, но ближе к вечеру ко мне неожиданно явился хозяин гостиницы с торжествующим видом. До него, дескать, дошли слухи, что в Опянь прибыли три повозки с товарами, и он тотчас же договорился с двумя погонщиками, что они довезут нас до Синьчжоу{94}. Они готовы были нам помочь, при условии что мы заплатим каждому по тридцать долларов. Это были бешеные деньги, но китайцы предполагали, что у нас нет другого выхода. Хозяин гостиницы дал согласие от моего имени — он наверняка должен был получить приличную сумму за то, что обеспечил возчикам такую наживу.
Эти люди тоже хотели совершать переходы по ночам и, поскольку они только что прибыли, попросили дать животным передохнуть до следующего вечера. Таким образом, нам предстояло провести еще один день в гостинице с вытекающими отсюда расходами, и кто мог поручиться, что за это время погонщики не передумают и не откажутся следовать в Синьчжоу?
Поэтому я стала решительно настаивать на том, чтобы мы немедленно двинулись в путь. Мулы отдыхали уже несколько часов, и я готова была подождать еще четыре часа. Из Опяня следовало выйти с наступлением ночи. В конце концов китайцы согласились и, в соответствии с моим требованием, привели в гостиницу мулов с повозками. Я добивалась этого, чтобы их владельцы не сбежали без моего ведома.
Наконец мы покинули Опянь и долго петляли, стараясь избежать встречи с доблестными вояками, способными забрать у нас мулов. Наш караван двигался без происшествий до глубокой ночи, и тут китайцы заявили, что животным надо поесть и отдохнуть. Они распрягли мулов, а я сошла на землю размяться.
Мы ехали по хорошей дороге, стояла ясная погода. Я решила немного пройтись, но на меня набросились тучи комаров, и я поспешила снова забраться в повозку и спрятаться под одеялом от этих гнусных насекомых с их болезненными укусами.
Мулы медленно и шумно жевали корм, погонщики тихо переговаривались, сидя на земле, а я вспоминала о своих былых ночных стоянках в Центральной Азии. Мы почти постоянно были начеку, чтобы разбойники не застали нас врасплох, держали оружие под рукой и не спускали глаз с лошадей, которые могли привлечь грабителей. Теперь нас терзали иные опасения, но, как и тогда, страх витал в воздухе, не давая нам уснуть. Была такая усталость, что хотелось одного: расслабиться и забыться. Я уже начала дремать, как вдруг из поднебесья донесся глухой подозрительный шум. Вслед за этим раздались звуки отдаленной бомбежки, после чего все стихло, а затем послышались новые взрывы.
Китайцы вскочили и насторожились. Я велела им запрягать мулов, которые уже поели и отдохнули. Приближался рассвет, пора было уходить.
— Там опасно, — сказал один из погонщиков, — нам надо спрятаться. Мы находимся возле железной дороги, и нас могут увидеть с самолетов, отслеживающих поезда.
Спрятаться!.. Уже неделю я только и слышала эту старую песню!
Я объяснила возчикам, что мы движемся не в сторону железной дороги, а в противоположном направлении и успеем до рассвета добраться если не до Синьчжоу, то, по крайней мере, до какой-нибудь ближайшей деревни. Китайцы не желали ничего слышать.
Их внимание привлек перелесок с еще не облетевшими листьями посреди поля, далеко в стороне от нашей дороги, и они побрели туда прямо по пашне, местами залитой водой. Кое-как добравшись до цели, китайцы расположились там и отказались двигаться с места. Я чувствовала, что еще немного, и я взорвусь.
Всё было в порядке, не считая того, что мы сидели без пищи и нас съедали комары. Около полудня хлынул проливной, долго не прекращавшийся дождь и, когда вечером мы собрались уходить, поле, через которое мы прошли ночью с таким трудом, превратилось в настоящее озеро. Погонщики поняли, что вернуться назад тем же путем невозможно, и принялись петлять в поисках какой-нибудь тропы, которая вывела бы нас на дорогу. Было темно, и вдобавок дождь лил как из ведра. Уже в десяти шагах не было видно ни зги. Моя тележка качалась во все стороны, как барка во время шторма, и два ее больших колеса увязали в глубокой грязи, покрытой водой. Лежавшие сверху вещи то и дело с шумом ударялись друг о друга, грозя свалиться в топь. Внезапно повозка резко накренилась вперед, и носилки оказались на земле; я соскользнула вниз и почувствовала, как что-то тяжелое ударило меня по лбу.