Как-то раз, когда я шла по берегу озера Тангу, следовавшие за мной носильщики закричали: «За нами гонится озеро!.. Оно бежит… Сейчас оно нас поймает!» Началась паника. Оглянувшись, я увидела лишь, что волны усилились от порыва ветра. Тем не менее людям, верившим в «бегающие» озера, казалось, что эти волны то наступали на нас, то сворачивались и отступали.
«Волна, схватившая человека, обвивается вокруг него, как одеяло, и, не выпуская из своих складок, тащит на дно озера» — так пугают дрожащих от страха слушателей всякие фантазеры.
О Кукуноре сложено множество преданий. Как гласит одно из них, святая вода, струившаяся из Лхасы по подземному каналу, заполнила впадину, находившуюся на поверхности плато на месте сегодняшнего озера. Согласно другой версии, чудотворная вода прибывала на глазах, как во время разлива. Она грозила затопить все плоскогорье, пока какой-то лама не остановил наводнение, сосредоточив воду в низменной части местности. Другие рассказывают, что некий всадник услышал за спиной страшный шум и, обернувшись, увидел, что вода устремилась вслед за ним, но человек взглядом остановил поток.
Поговаривали даже, что первоначально вода поступала в Кукунор из озера Манасаровар, расположенного у подножия горы Кайлас.
Существует более интересная легенда, речь в которой идет о долине, простиравшейся на месте нынешнего озера. Здесь возвышалось несколько холмов; они превратились в острова, виднеющиеся над поверхностью Кукунора, а его теперешние берега были вершинами гор, окружавших долину.
Затопленная долина не могла не стать источником множества сказок. Согласно одной из них, там находился родник. Окрестные пастухи брали из него воду, после чего затыкали отверстие, из которого бил источник, и вода переставала течь. И вот однажды какая-то девушка, наполнив ковш, нечаянно или нарочно не закрыла источник, и вода, продолжавшая бить ключом, поднялась и вышла из берегов. С поразительной быстротой она залила всю равнину. Утонули три тысячи человек и большое количество скота.
В ту пору великий маг Падмасамбхава{149} обитал на вершине священной горы Канг-Тисе (Кайлас){150}, расположенной на юго-западе Тибета. Узрев оттуда наводнение, чародей решил предотвратить еще более страшное бедствие; он оторвал от вершины Канг-Тисе кусок земли и швырнул его на противоположный конец Тибета, туда, где продолжал бить источник. Ком угодил прямо в родник и закупорил его — потоп тотчас же прекратился. При этом следует учитывать, что все деяния Падма-самбхавы были огромного масштаба. Земляная глыба была гигантского размера; именно она стала Морской горой, ныне возвышающейся посреди Кукунора.
Поговаривают также, что обитатели затопленной долины были зловредными существами, более похожими на демонов, нежели на людей. Боги уничтожили их, дабы они не творили больше зла на земле.
Все ли они погибли?.. Это еще не факт, утверждают пастухи. Некоторые из демонов уцелели. После смерти они снова воплотились в этих местах, и их дьявольское потомство продолжает бродить по берегам озера.
Я отмечала в «Исторической справке», что, по версии китайских летописцев, Цинхай был раньше более многолюдным, чем теперь, и не все его жители обитали в юртах, как в наши дни.
Коренные жители показывают разбросанные тут и там пригорки, говоря, что это развалины древних стен. Они также сообщают о некоем крепостном вале, якобы уцелевшем в области Нагчу. Считается, что некогда стена окружала дворец Кюркара, владыки Хора[118], с которым сражался и которого победил Гесэр.
Согласно преданию, честолюбивый Кюркар решил построить себе несокрушимую крепость. По совету одного чародея он приказал смочить строительные материалы в смеси из человеческой и звериной крови. Это средство оказалось неэффективным. Убив Кюркара, Гесэр разрушил крышу дворца, но оставил стены как свидетельство своей победы для тех, кто запечатлеет историю его подвигов[119].
Легенда также гласит, что у Кюркара было столько подданных, что перебить их всех было невозможно. Гесэр, обладавший магической силой, превратил одних из них в насекомых, а других в различные сорняки. В таком виде они продолжали существовать и размножаться.
Если насекомые и сорные травы, потомки бывших людей, жалят путников либо просто касаются их кожи, то они оставляют на теле раны или вызывают страшный зуд.
Сказочный дворец давно исчез; эти развалины якобы являются остатками крепостного вала.
Пастухи рассказывают, что в этой стене уцелели одни ворота. Осенью они открываются от ветра, и дикие животные: кьянти, антилопы и т. п. — проникают за ограду и проводят там в безопасности всю зиму. Весной, когда ветер снова отворяет ворота, животные уходят и разбредаются по своим пастбищам.
Купцы и паломники останавливаются в этом месте на привал; возможно, именно они соорудили здесь ворота (если таковые действительно существуют) для защиты от ветра. По свидетельству местных жителей, огороженное пространство велико; вероятно, стена была возведена вокруг дворца владыки, окруженного жилищами его вассалов.
Гуронг Цзан, богатый лама, обитавший в окрестностях Квейтеха, на южном берегу Хуанхэ, рассказывал мне о других развалинах, которые он видел в Цинхае. По его словам, речь шла о селении, состоявшем из нескольких наполовину вросших в землю домов.
Летом, когда буйно растет трава и животные могут пастись по обочинам дороги, тибетцы проезжают через Цинхай, когда гонят в Лхасу стада, насчитывающие сотни лошадей и мулов. Рослые и нередко очень красивые мулы из Ганьсу пользуются в Тибете большим спросом и стоят там дорого.
Тибетцы заявляют, что в их краях невозможно добиться скрещивания, в результате которого на свет появляются мулы. В Тибете мало ослов, и они совсем небольшого размера; крупные ослы из Ганьсу не могут здесь прижиться — по крайней мере, так утверждают тибетцы.
До недавнего времени лошади и мулы, привезенные в Лхасу для продажи, должны были пройти предварительный осмотр у одного из представителей конных заводов. Этот служащий был вправе отобрать любое приглянувшееся ему животное для конюшен далай-ламы или на нужды других местных властей. Он спрашивал у владельца лошади, сколько она стоит, и вел с ним торг, но если хозяин упорно настаивал на первоначальной стоимости, ему не разрешалось впоследствии продать свой товар по более низкой цене.
По этому поводу рассказывали одну историю: некто привез из Китая необычайно красивого мула; далай-лама случайно увидел животное и пожелал его приобрести. Он послал своего главного конюшего договориться с перекупщиком. Тот решил нажиться на причуде далай-ламы, полагая, что его каприз готовы удовлетворить во что бы то ни стало, и заломил небывалую цену. Главный конюший тщетно доказывал, что еще ни за одного мула не платили так дорого, продавец продолжал упорствовать. Об этом доложили далай-ламе, и он отказался от своей прихоти. После этого перекупщику приказали продать животное не иначе как за ту баснословную сумму, которую он запросил. Разумеется, тот не смог сбыть мула с рук и был вынужден увезти его обратно в Китай.
Эта история «с бородой» (очевидно, ей уже несколько веков) неизменно вызывает у тибетцев смех. Местных жителей легко развеселить, но не следует полагать, что жизнерадостные тибетцы довольствуются исключительно безобидными детскими сказками. У них в запасе немало довольно пикантных, а то и непристойных баек.
За исключением очень недолгого периода оживления, создаваемого на дорогах, ведущих к Кукунору, проходящими караванами, окрестности озера все лето остаются безлюдными; здешние пастухи вместе со своими стадами перемещаются на более высокогорные пастбища, расположенные еще выше. Скот уводят туда, где трава оставалась нетронутой целый год, чтобы дать ей отрасти на прилегающей к озеру территории, где животные пасутся зимой. Кроме того, люди и скот убегают от полчищ комаров, появляющихся на берегах Кукунора. Эти насекомые небольшого размера; я не думаю, хотя и не могу утверждать наверняка, что они являются возбудителями малярии, но их укусы вызывают крайне болезненное раздражение.
Тем не менее среди травянистых топей Цайдама к западу от Кукунора, где комары свирепствуют еще сильнее, встречаются стойбища монгольских пастухов, круглый год обитающих со своими стадами в наводненном мошкарой районе.
У Цинхая есть одна особенность: в то время как в долинах и на плоскогорьях преобладает сухая почва, обширное пространство, расположенное выше, но еще на небольшой высоте, занято болотами. Они представляют собой множество крошечных водоемов, отделенных друг от друга узкими полосами невысокой травы. В этих лужах произрастают всевозможные травы, в том числе разновидность съедобных водорослей, которые жарят с маслом и едят с рисом; в свою бытность на Кукуноре я пристрастилась к этому лакомству.
На мой взгляд, куда менее приятно было ходить по топям, перепрыгивая через бесконечные лужи на протяжении нескольких километров. Столь же утомительно было ездить верхом по этой местности, хотя коренным жителям все нипочем. Они не теряют невозмутимости, если конь спотыкается и обдает их грязью с головы до ног. Однако полудикие лошади Кукунора, которых никогда не подковывают, отличаются твердой поступью и редко оступаются на поросших дерном берегах маленьких водоемов, среди которых они лавируют с кошачьей ловкостью.
В высокогорной местности Цинхая, на высоте 3000–4500 метров, о настоящем лете не приходится говорить. Солнечные дни внезапно сменяются здесь бурями, заносящими землю густым снегом.
Однажды в июле, во время ночевки в горах в палатке, я очнулась от тяжести, давившей мне на спину и не позволявшей встать. На меня обрушилась палатка. Когда я с трудом проползла под мешковиной и выглянула наружу, то наткнулась на снежную преграду, высота которой явно превышала полметра.