Пастухи Цинхая, подобно своим тибетским собратьям, ходят в просторной одежде из овчины, мехом внутрь. Мужчины также носят штаны из овчины либо из грубой некрашеной шерсти. Правда, летом некоторые из них обходятся и без штанов. Кушак, несколько раз обмотанный вокруг пояса, удерживает хламиду без застежек; она наглухо закрыта благодаря тому, что левая пола заходит за правую. Во время работы или в жаркую погоду мужчина вынимает руку из правого рукава одеяния, стянутого поясом; таким образом, половина его спины и большая часть груди остаются обнаженными.
Жены пастухов также щеголяют в нарядах из овчины. Их платья не настолько свободные, как у мужчин, но гораздо длиннее, до самых пят. Под меховыми накидками женщины не носят белья или какой-нибудь другой одежды, в том числе и панталон. Это не имеет значения при таких длинных, плотных и тяжелых костюмах, как у них.
В связи с этим моим читательницам, наверное, будет любопытно узнать, что в Тибете женщинам запрещено носить под одеждой панталоны. Не так уж давно те, кого уличали в этом проступке, подвергались порке по распоряжению судебных властей. Возможно, сейчас на нарушительниц лишь налагают штраф. В областях Тибета, где правят китайцы, в Цинхае и Сикане, все, в том числе и женщины, вольны одеваться по своему усмотрению, и множество тибеток, живущих в городах и селах, следуют китайской моде и, разумеется, ходят в панталонах, но не ниже колена, являя взорам ноги в очень глубоких, как теперь принято, разрезах платьев. В арсенале кокеток есть и красивые чулки.
В самом Тибете дамы из приличного общества носят под одеждой мейоги — широкие нижние юбки, сшитые посередине, нечто вроде юбок-брюк.
Жены докпа, как и мужчины, сбрасывают правый рукав своих меховых накидок, если он мешает работе или когда им слишком жарко. Ощущение «слишком жарко» характерно для всех пастухов — и мужчин, и женщин; они разгуливают с открытой грудью при температуре значительно ниже нулевой отметки по шкале Цельсия.
Запрет носить брюки распространяется на всех представителей духовенства, когда они ходят в рясах. Очевидно, дело обстоит иначе, если монах отправляется в путь в светской одежде. Помимо брюк, запрет налагается и на рукава: руки под рясой должны оставаться обнаженными до плеч. Те, кто нарушает эти правила, рискуют подвергнуться наказанию палками.
Несмотря на обилие в этих краях рек и озер, докпа Цинхая никогда не купаются. Дело не в том, что пастухи боятся холода; омовение считается у них опасным занятием, вредным для здоровья. Более того, они верят, что вода, смывающая с купальщика грязь, может унести с собой его «удачу». Туземцы представляют себе счастье как нечто полуматериальное, органично присущее человеку, с чем ни в коем случае нельзя расставаться. Тот, кто моется, рискует помимо прочего стать бедным. Кроме того, это не мужское дело, и мужчине зазорно принимать ванну. Протирать лицо мокрой тряпкой разрешается только женщинам, но тех, кто это делает, обвиняют в кокетстве.
В отличие от докпа, тибетцы, обитающие в западных провинциях Китая, не являются столь ярыми противниками чистоты. Горожане ежедневно моют лицо и руки, иногда, по примеру китайцев, ноги, и с удовольствием ходят в общественные бани, когда им позволяют средства.
В Цинхае есть горячие источники, немало их и в Сикане. Там частенько можно встретить тибетцев, очевидно не опасающихся растворить в воде свою удачу.
Цинхайские стада, разумеется, не могут соперничать по численности с американскими. Однако у каждого богатого пастуха по несколько тысяч баранов и яков, а в конюшнях насчитывают сотни лошадей.
Некоторые тибетцы: купцы, чиновники, представители знати и духовенства — также являются владельцами большого поголовья скота. За их стадами присматривают пастухи, влачащие столь же жалкое существование, как и крепостные крестьяне в средние века.
Животные круглый год пасутся под открытым небом. С наступлением зимы их перегоняют в теплые места, в долины, защищенные от ветра, а их хозяева-пастухи или те, кому поручено присматривать за стадом, ставят поблизости свои юрты.
Иностранные авторы охотно именуют докпа кочевниками, что недалеко от истины. Фактически, каждое племя кочует в четко обозначенных пределах принадлежащей ему территории в зависимости от времени года. Во время этих передвижений каждая семья почти всегда разбивает юрту на одном и том же месте и пользуется ранее собственноручно сооруженными загонами для дойных коров или укрытиями от ветра. Горе докпа, оставляющим свои стада пастись на землях другого племени, — это может повлечь за собой лклую вражду.
Высокогорное положение большей части Цинхая явно не благоприятствует земледелию и не способствует активному разведению скота, для чего требуются обширные пастбища. Тем не менее, как я уже говорила, зерновые, посеянные в Цинхае по случаю военного похода, выросли, и, стало быть, докпа могли бы отвести часть своих пастбищ под какие-нибудь сельскохозяйственные культуры, что хотя бы частично позволило бы им ослабить зависимость от китайских торговцев, снабжающих их ячменем. Кроме того, не мешало бы выращивать здесь какие-нибудь простые овощи.
Даже в Дацзяньлу (на высоте 2600 метров) на солнечных участках земли созревают помидоры, и там снимают обильный урожай наших и китайских овощей.
Овощи могли бы внести приятное и полезное разнообразие в рацион пастухов, состоящий из кислого молока, чая с маслом, поджаренной ячменной муки (цампы) и мяса, употребляемого крайне редко, только по праздникам.
Однако внушать докпа, что им полезно есть овощи, равносильно оскорблению.
«Трава — это пища животных, — говорят они, — а мы все-таки люди».
Для пастухов любая растительная пища, за исключением некоторых съедобных корней, сродни траве.
Странное отношение обитателей Цинхая к рациону питания согласуется с их выбором жилища. Разумеется, пастухам, вынужденным перемещаться вслед за стадами, необходим кров, но, очевидно, ничто не мешает им строить хижины в местах своих ежегодных зимовок.
В этом отношении они могли бы последовать примеру ронгдоков. Здешняя почва подходит для глинобитных построек. Подобные дома — а других здесь не найти — встречаются в западной части Китая и в некоторых расположенных возле пастбищ населенных пунктах высокогорного Цинхая, например Джекундо, Нанчен-Га и т. д. Лама Кардан проводил зиму в большом доме с многочисленными подсобными помещениями, стоявшем прямо на берегу Кукунора. Все жилища там были сделаны из глины.
Однако истинный чистокровный докпа не жалует домов; крыша, заслоняющая от человека небо, повергает его в трепет. Я наблюдала, как несколько таких дикарей, которых уговорили войти в дом, были внезапно охвачены паническим страхом и бросились наутек. Люди с более крепкими нервами тоже чувствуют себя под крышей неуютно. До последнего времени докпа, приходившие в китайские селения по делам, упорно отказывались заходить в гостиницы и ночевали прямо в поле или во дворах домов.
С тех пор они приспособились к непривычным условиям и не выказывают прежней боязни, хотя многим из них все так же ненавистны крытые помещения.
Неприязнь тибетцев к крышам отнюдь не связана с суевериями. Докпа просто не были уверены в прочности кровли и опасались, что та может рухнуть им на голову. В самом деле, подобные происшествия раньше были нередки.
Один такой несчастный случай приключился в Цинхае в монастыре Канзара, когда тамошний настоятель находился в бане. Неужто злополучный лама поплатился за то, что решился помыться?.. Он был погребен под грудой сломанных досок и земляным завалом и вскоре умер от воспаления легких, полученного в холодной купальне, откуда его смогли извлечь лишь по истечении нескольких часов.
Домашние животные разделяют антипатию пастухов к замкнутым крытым помещениям. Я говорю не о крупном рогатом скоте, а о верховых лошадях и собаках. Иногда просто невозможно загнать их в конюшню или в дом.
Как-то раз я заманила в свой гостиничный номер одного песика, который прекрасно меня знал; когда я легла спать, закрыв дверь, он попытался выбраться из комнаты через отверстие в стене; собака просунула в дыру голову и часть туловища, но застряла и принялась отчаянно скулить; я вытащила ее обратно, но не смогла успокоить. Животное опять попыталось бы удрать через слишком узкий проход, не выпусти я его через дверь во двор.
Хотя коренные жители Цинхая остаются во многих отношениях первобытными людьми, они уже не пользуются, как во времена исов, луками и стрелами с кремневыми наконечниками. Туземцы практически полностью отказались от ружей с непомерно длинным стволом, при стрельбе из которых приходилось опираться на подставку из рогов газели. Это экзотическое оружие с прикладом, зачастую украшенным серебряной, золотой и перламутровой инкрустацией, хранится в сундуках богатых кампа среди семейных реликвий. В наши дни странствующие торговцы и прочие путники, даже простые пастухи, обзавелись современным оружием и являются, как правило, такими же искусными стрелками, как и лихими наездниками.
Чтобы отыскать лук со стрелами, следует отправиться на крайний юг Тибета, к индийской границе, где охотники из маленьких тибетских государств Бутана и Сиккима, а также племена мен и лопа еще пользуются старинным оружием. Это обусловлено экономическими причинами: порох стоит дорого и зачастую крестьянину трудно его раздобыть. Бамбук же, из которого делают стрелы, растет повсюду, и за него не надо платить.
Хотя тибетцы с юга понимают преимущество огнестрельного оружия, они не окончательно утратили веру в эффективность стрельбы из лука.
Один местный житель, знавший о том, что индийские войска сражались на войне вместе с англичанами, спросил меня совершенно серьезно:
— Почему эти англичане не позовут на помощь бутанцев?
— Что могли бы сделать бутанцы? — удивилась я. — Это неопытные воины, многие из них, наверное, не умеют толком стрелять.
— Может, они и не умеют как следует стрелять из ружья, — возразил мой собеседник, — но они чертовски ловко управляются с луком и стрелами.