Beati pauperes spiritu (Блаженны нищие духом), как говорится в Писании.
Филиппинские повстанцы, осаждавшие церковь в Балере
(май 1899 г.)
Среди раненых за эти дни , причем легко, я припоминаю только одного, Педро Планаса Басагеньяса, которого ранили во второй раз. Но 7 мая нам пришлось оплакивать одного тяжело раненого, Сальватора Санта-Мария Апарисио, который скончался через несколько дней и чья потеря вызвала у нас не только горе, поскольку он был хорошим солдатом, но и удивление из-за странной траектории, по которой пролетела пуля.
Этот парень находился у окна хоров, выходившего на загон, и пуля прошла через другое окно справа и снизу. Отрекошетировав от стены и пройдя под острым углом, она попала ему в бок, задев спиной мозг. Казалось, что пули ищут своих намеченных жертв, в то время как избегают других, минуя их в своем опасном полете.
Теперь противник ежедневно вел бой, его стрельба начиналась очень рано утром под звук трубы, как если бы это было вопросом невыполненного долга. Вероятно они хотели постоянно держать нас в состоянии тревоги, расходуя боеприпасы в надежде нанести нам ущерб.
Несмотря на принятые меры предосторожности, теснота, в которой мы находились, была очень мучительной. Не было ни единой щели, где можно было чувствовать себя в безопасности от раздражающего огня, который велся постоянно и упорно. Их явной целью было не дать моим снайперам возможность стрелять по их артиллеристам и обнаружив, что они не достигли своей цели, пришли к выводу, что мы должно быть нацелили наши винтовки и прикрепили их к стенам. Очевидно, их воинственному воображению не приходило в голову, что у нас могут быть люди, способные сохранять хладнокровие в любой опасной обстановке.
Мы оказались в опасности в результате попадания одного из их снарядов 8-го числа. Он пробил стену баптистерия, где находились трое закованных в кандалы солдат, которые планировали перейти на сторону врага: Висенте Гонсалес Тока, Антонио Меначе Санчес и жалкий Хосе Алькаиде Байона. Он взорвался внутри и трое мужчин были ранены, хотя и не серьезно, их спас от верной смерти хлам, в котором они наполовину зарылись.
Поскольку баптистерий был всего около двух метров в ширину и около двух с половиной в длину и находился теперь в очень плохом состоянии, необходимо было вывести раненых в церковь, в центре которой для них были расставлены кровати, а и их раны лечили так, как того требовало христианское милосердие. Я приказал, чтобы они оставались там до тех пор, пока мусор не будет убран из того места, где они были заперты, а пробоина от снаряда не будет заделана, насколько это возможно.
Как мы сейчас увидим, действие этого снаряда могло быть для нас фатальным, но уж точно не из-за повреждений, нанесенных его осколками.
После того, как о заключенных позаботились. они казались совершенно измотанными, что в сочетании с сочувствием, которое это событие не могло не вызвать в нас и трудом по расчистке мусора, заставило нас быть несколько небрежными в их охране. Отвлечение было кратким, всего несколько минут, но этого было достаточно, чтобы Алкаид смог избавиться от своих кандалов, сломав их под одеялом. Затем, внезапно прыгнув в ближайшее окно в восточной стене, он, как олень, побежал к окопам врага.
Часовой, стоявший у двери в южной стене, выскочил за угол и дважды выстрелил в него, но не попал. Другой часовой тоже выстрелил дважды, крикнув при втором выстреле, что убил его, потому что увидел, как тот пошатнулся, собираясь упасть. Часть солдат бросилась в погоню; но все это было бесполезно, поскольку, достигнув окопов повстанцев, которые усилили свой огонь, он сумел спастись, в то время как нашим людям пришлось отступить из-за сильного огня.
Чтобы можно было представить себе смелость и характер этого негодяя, которого Бог, возможно простил, достаточно сказать, что окно, через которое ему удалось сбежать, находилось на высоте три метра и двадцать пять сантиметров, но внутренняя платформа высотой в полтора метра послужила ему своего рода ступенькой, помимо того, что он был ослаблен из-за плохого качества пищи, его ноги были в синяках и опухли от кандалов, от которых он только что освободился.
Чтобы его товарищи не попытались подражать ему, мы приступили к изготовлению своего рода колодок, в которые зажали их, каждого по одной ноге. Мы сделали это действительно своевременно, поскольку при осмотре увидели, что они тоже ослабили свои кандалы.
9-го в еще еще один пушечный снаряд попал в место, где мы соорудили своего рода шкаф, служивший местом для хранения записей. Снаряд пробил три балки пола хоров и, взорвавшись, разбил на куски стол певца, ранил и ушиб несколько солдат, среди которых я вспоминаю Педро Вилья Гарганте и Франсиско Реаль Юсте. После капитуляции Алькаид хвастался, что был одним из тех, кто произвел выстрел, пользуясь таким образом навыками, полученными им в артиллерийской части, в которой он раньше служил.
Мы также узнали, что он рассказал руководителю повстанцев, как мы страдаем от нехватки средств к существованию, подробно проинформировав его о нашем твердом решении укрыться в лесу, а не сдаться, когда у нас не останется другого выхода.
Тот факт, что этот человек смог знать все эти подробности, хотя был заключен в баптистерии два долгих месяца, убедил меня, что какой-то другой Иуда хорошо информировал врага обо всем, что происходило в отряде.
К счастью, я узнал обо всем этом, когда уже не было необходимости задавать неприятные вопросы, когда все было искуплено видимыми делами, увенчавшими наши усилия, когда я мог без опасения узнать, кто это мог быть. Но это еще раз подтвердило мою неуверенность в тех, кто поддерживал меня в защите, и то, насколько я был обязан Богу и лояльности большинства моих людей. Тот факт, что Алькаида выдал мое решение уйти в лес, не удивило меня, когда я узнал об этом после капитуляции.
Я не мог не знать, что он предал меня, потому что с ночи после его побега окопы врага вместо того, чтобы хранить молчание, были превращены в кафедру, с которой время от времени они проповедовали нам, что мы не должны предпринимать никаких поспешных действий, что мы должны попросить о переговорах, что их подполковник хочет поговорить со мной и он примет такие условия, которые я могу потребовать.
В другой раз, всегда настаивая на том, что для нас безумие думать об убежище в лесу, что мы снова стали союзниками, чтобы сражаться с американцами, которые их предали, что генерал Риос теперь их военный министр, что мы должны с ними брататься и так далее.
Я должен добавить, что они проповедовали нам все это по-испански и аргументированно спорили, но мы, привыкшие к их уловкам и лжи, не поверили всему этому.
Гораздо больше нас волновала угроза разрушения колокольни. Пара пушечных выстрелов разбила три из четырех колоколов, а четвертый упал с ужасным грохотом, разрушен был и небольшой бруствер, который мы соорудили на колокольне. Башня была сделана из дерева, небольшой высоты, и нет необходимости говорить, что она не выдержала бы еще нескольких попаданий, принимая во внимание, что ее фундамент уже пошатнулся. Только с помощью подпорок мы смогли удержать ее от падения, но теперь эти подпорки не давали никакой гарантии ее безопасности, потому что если удастся сбить хоть одну из них (что было несложно, учитывая помощь, которую Алкаида мог оказать вражеским наводчикам), то без сомнения ее падение будет неизбежным.
Это было бы опасно для остальной части здания. Но поскольку обстоятельства не позволяли выполнить серьезные расчеты, так как так или иначе наше пребывание в церкви должно быть делом всего лишь нескольких дней и поскольку для нас самым важным было использовать колокольню для наблюдения, мы в первую очередь постарались восстановить ее оборонительное значение, укрепив поврежденный бруствер большим ящиком, наполненным землей. Это нужно было сделать под покровом темноты и с осторожностью, чтобы противник не узнал о наших работах.
С этой целью я приказал поднять шум, как если бы мы наслаждались фиестой, а часовому на хорах петь, как будто и он присоединился к веселью – последнее, чтобы обратили внимание на хоровую часть церкви. Ящик поставили на место без противодействия со стороны врага и мы поздравляли себя с удачной хитростью, когда на следующий день обнаружили, что и враг не терял зря время.
На самом деле они, как и мы, извлекли выгоду из ночной тьмы и шума и построили две траншеи всего в двадцати шагах от загона. Хуже всего было то, что из окопа, того, что справа, контролировалась лестница на колокольню, которая стала открытой после того, когда мы снесли монастырь.
Подражая в некотором роде приему, использовавшемуся защитниками Севастополя (речь идет о Крымской войне 1853-1856г.г. – прим. переводчика) я приказал использовать постельные принадлежности, чтобы закрыть это отверстие. Но даже тогда мы могли сменять часовых только ночью из-за непрекращающейся стрельбы по этому закрытию. Не раз случалось, что пушечный выстрел ломал нашу лестницу и нам приходилось импровизировать с ремонтом, используя несколько длинных и прочных стволов бамбука, добытых у тагалогов.
19 мая от дизентерии скончался рядовой Маркос Хосе Петана, еще один из мучеников, останки которого должны были освятить тот клочок земли, за который так горячо, так яростно мы боролись. Принимая во внимание средства к существованию, которые у нас были, и недостаток соли, от которого мы страдали во время осады, кажется чудом (смейтесь, если хотите), что не все мы умерли от этой болезни.
Погода, вражеские пули и ураган сильно изорвали флаг, который постоянно развевался на вершине колокольни. Привести его в хорошее состояние было одним из наших величайших желаний, которое некоторые могли бы назвать донкихотским, но для этого мне пришлось отточить свою изобретательность. К счастью, рясы служителей церкви и некоторые занавески, которыми закрывали изображения, были красными. У меня была желтая противомоскитная сетка. Все это отлично послужило для создания флага.