Теперь Марк старался избегать Катиного мужа. Но сегодняшний вечер только подтвердил, что Шестаков ей под стать больше, чем кто бы то ни был. Тем более этот длинный несуразный поэт, в котором Марк не находил ничего, во что можно было бы влюбиться.
«Если б я был женщиной», – поспешно добавлял Марк, боясь даже в мыслях допустить другой вариант.
– Да что с тобой? – не выдержала мать. – Это спектакль так на тебя подействовал? Наверное, я зря не пошла. Или что-то другое?
Марк поспешно выдавил улыбку:
– Ничего, мам, просто устал. Пойду лягу…
– Не простыл? – Ее рука потянулась к ящичку с таблетками.
– Да нет, просто спать хочу. Ты ложись, я хотел еще одну книгу у отца поискать.
– Тебе помочь? Я примерно знаю, где что стоит.
Он усмехнулся и прижался к щеке матери:
– Ты же знаешь, я люблю сам порыться.
– А вот я не могу. – Лицо ее жалобно скривилось. – До сих пор не могу разобрать его бумаги в столе. Так все и лежит, как было при нем…
«Ну и прекрасно, – подумал Марк, обнимая мать. – Тем легче мне будет найти…»
– Ничего, мам, – сказал Марк голосом жизнерадостного среднего американца, – это же не к спеху. Как-нибудь мы вместе разберемся во всем.
Привстав на цыпочки, Светлана Сергеевна поцеловала темные кудри сына:
– Долго не возись, копуша, если устал. Сейчас такое мерзкое время, барометр просто с ума сходит! Надо поберечься.
– А ты не кури в постели, мы договаривались.
– Клянусь! – Она сделала круглые глаза. – Одна моя приятельница после смерти мужа сразу бросила курить, а я не могу. Почему? А, Марик?
– Ты хочешь, чтобы я углубился в дебри психоанализа?
– О нет! Ладно, спокойной ночи!
И все же Марк не удержался. Его скользящие шаги замерли у двери, и, оглянувшись, Светлана Сергеевна встретила пристальный и испытующий взгляд сына. Он словно примеривался: стоит ли ожидать от матери искренности? Потом мягкий подбородок его дрогнул, Марк так же стремительно и бесшумно вернулся к столу и спросил звенящим от скрытого напряжения голосом:
– Мама, почему Катя так рано вышла замуж? Ведь она не была беременна.
Светлана Сергеевна не сделала испуганных глаз и не ужаснулась. У них в доме не было запретных тем и невозможных вопросов. Муж настаивал на свободомыслии равно, как и на необходимости крахмалить белье. Марку не исполнилось и шести, когда отец впервые попытался завести с ним «мужской» разговор, но, вопреки ожиданиям, мальчик не проявил положенного любопытства, замкнулся и стал сосредоточенно ковырять серповидную корочку на коленке. Отцу пришлось отступить, но с интервалами в пару лет он возобновлял этот разговор. Однако и тринадцатилетний Марк выказал ничуть не больше интереса. Лев Борисович считал это безразличие проявлением врожденного инфантилизма и серьезно подумывал о врачебном вмешательстве. Ласковый и открытый ребенок превращался в угрюмого зверька, едва стоило произнести слово «секс». И вот теперь, когда отца больше нет рядом, он вдруг сам заводит трудный разговор.
Ощущая легкий холодок под сердцем, Светлана Сергеевна удрученно подумала, что вполне способна нагородить глупостей. Лев сумел бы ответить сыну мудро, в то же время не скрывая прозрачной иронии, чтобы все не выглядело уж чересчур трагично. Да и не было никакой трагедии! Катя, конечно, здорово сглупила, связавшись с этим худосочным мальчишкой, который перетащил ее из одной нищей комнатушки в другую. Но природное чутье все же вывело ее на правильную дорогу. Все девочки тогда мечтали выйти замуж за курсантов… Уехав из Сибири с молодым блестящим офицером, Катя всем утерла нос.
– Конечно, она не была беременна, – отважно произнесла Светлана Сергеевна. – Анютке ведь всего шесть лет. Разве только по этой причине выходят замуж?
– Я полагал, что выходят по любви, – хмуро отозвался Марк и принялся ковырять медового цвета обивку стула.
Мать обрадованно подхватила:
– Вот именно! Разве может устоять восемнадцатилетняя девчонка перед взрослым сильным мужчиной с прекрасным будущим?
Марк сделал движение, будто раздвинул головой плотные слои воздуха.
– Я сегодня познакомился с Ермолаевым. – Он выжидающе посмотрел на мать, и растерянность, от которой забились ее темные ресницы, не укрылась от его взгляда.
– Ермолаев? – пролепетала она. – Ах да, его фамилия действительно была Ермолаев. Ну и что? Марик, в юности многие делают глупости…
Он нетерпеливо перебил:
– Разве Катя не любила его?
– Кого? Ты меня совсем запутал!
– Да Ермолаева же!
– Да что тебе дался этот Ермолаев? – Мать вскочила и сердитыми шагами принялась мерить столовую, на ходу поправляя твердые от крахмала салфетки. – Мало ли у кого какие бывают увлечения? Они оба были детьми, разве Катя могла выйти замуж за ребенка? Он был никто, понимаешь? И звать никак…
– Но ведь она прожила с ним вместе целый год, значит, он и тогда не был таким уж ничтожеством, как ты говоришь, – спокойно возразил Марк, оставляя обивку в покое.
– Ах, тебе и это известно? У Кати случился приступ откровенности?
Марк не отвечал, вынуждая мать продолжать.
– Ну, жила, – нехотя признала Светлана Сергеевна, аккуратно расправляя сухие стебли в высокой напольной вазе, похожей на камышовую головку. – Ты ведь знаешь, в каких условиях мы выросли, я рассказывала тебе… Когда я вышла за твоего отца, Катя оказалась в одиночестве. Она так привыкла быть под моей опекой, а тут… Сначала ей, конечно, понравилось – свобода и все такое… Но потом она затосковала, я видела это по глазам, когда Катя приходила к нам. Изо дня в день вставать и ложиться под пьяное бормотание матери, постоянно перепрятывать деньги, подтирать за ней зловонные лужи – это кого хочешь сведет с ума. А тут подвернулся Ермолаев. Они познакомились на празднике в честь дня рождения Пушкина возле памятника. Он там прочел какие-то свои стихи, и Катька вдруг решила, что он гений. Влюбилась без памяти. А он оказался не гением, а сумасшедшим…
– Разве это не одно и то же?
– Да? Может быть… Только он был еще и злым сумасшедшим. Ты и представить не можешь, что он вытворял!
Марк скользнул в кресло и закинул ноги на пухлый подлокотник:
– Так расскажи мне.
– Рассказать? – неуверенно переспросила Светлана Сергеевна, пытаясь разгадать застывшее в глазах сына странное выражение. – Может, тебе лучше спросить саму Катю, если уж это так заинтересовало тебя? Все-таки это ее жизнь, ее тайны…
– Тайны? – Неподдельное удивление зазвенело в ломающемся голосе. – Какие же это тайны, если вы с отцом все знали? Тайной не делятся ни с кем.
«А какие у него тайны? – вдруг испуганно подумала мать, но тут же отогнала эту неприятную мысль. – Да какие у него могут быть тайны!»
– Ты сказала, что он вытворял какие-то чудовищные вещи, – напомнил Марк, пытаясь помочь матери. – А что именно? Почему он казался вам сумасшедшим?
– Сумасшедшим, да, – уже более уверенно заговорила она, с силой наматывая на палец тоненький поясок домашнего платья. – У него случались приступы совершенно необъяснимого страха… Например, он боялся ложиться в постель. Просто для того, чтобы уснуть! Катя говорила, что часто он засыпал, сидя за столом. Иногда ей начинало казаться, что она нужна ему лишь как средство от страха.
– Зачем же он ушел из дома? Он ведь местный. Жил бы с родителями, если так всего боялся.
Ей вдруг стало не по себе: Марк говорил с такой отрывистой жадностью, точно крупными глотками пил с жары студеную воду. Чуть подавшись вперед, она пристально вгляделась в напряженное лицо сына. Оно показалось матери больным.
– В этом тоже была какая-то ненормальность. – Она с трудом вернулась к мыслям о Ермолаеве. – Он никогда не заходил к матери. Звонил чуть ли не каждый вечер, но никогда не навещал ее.
– А отец у него был? – перебив ее, спросил Марк.
– Они были в разводе. Он уехал куда-то… То ли на Украину, то ли в Прибалтику, не помню.
– Значит, он боялся своей матери, – невнятно пробормотал Марк, и она не расслышала его слов. Он чуть повысил голос: – Так Катя просто не выдержала его вечных страхов?
– Не знаю. Может, она до сих пор бы мучилась, если б не встретился Володя. Знаешь, она рассказывала о нем взахлеб! Не поверишь, но он подошел к ней в трамвае, спросил лишний абонемент, а когда Катя по простоте душевной начала объяснять, что ей необходимо оставить последний для себя, на обратный проезд, Володя схватил ее за руку и вытащил на первой же остановке. Вот спроси ее как-нибудь об их знакомстве, увидишь, как она расцветет! Тогда было начало июня, знаешь, самое удивительное время, когда все кругом так и трепещет от радости, и Володя был в чем-то светлом, уже немного загорелый, и он весь вечер смешил ее. Она прибежала к нам поздно вечером, и мне показалось, что я никогда не видела ее такой счастливой. Катя осталась у нас ночевать, вообще, это случалось крайне редко. Льву она сказала, что боится поздно идти в район общежитий, но, по-моему, Катя просто не могла себя заставить вернуться в тот кошмар, который устроил ей Ермолаев. К утру ей стало совестно и жаль его, но когда она пришла в их комнатешку, твой поэт учинил ей такой скандал, какого она в жизни не видывала. Он просто вышвырнул ее за порог, а все ее вещи выбросил из окна. Она рассказывала, как собирала их на глазах у всего общежития, потому что это были ее единственные вещи, а он сверху обзывал ее разными грязными словами. Сам понимаешь, после этого она просто не могла вернуться к нему. Тем более появился Володя.
– Ясно! – Марк рывком вскочил с кресла. – Ты очень живописно рассказала. Из твоего повествования ускользнула только одна мелочь.
– Какая? – Светлана Сергеевна насторожилась, ожидая подвоха.
– Почему же Катя до сих пор любит его, этого сумасшедшего подонка?
– Марк, постой! – крикнула она вслед сыну, но тот уже вышел, забыв пожелать ей спокойной ночи.
Продолжая отыскивать возражения и достойные аргументы, она еще некоторое время расхаживала по столовой, лаская кончиками пальцев холод хрусталя, потом в отчаянии закусила губы и скрылась в спальне. Печальные глаза мужа следили за ней с