По телевизору показывали, действительно, очень подробно, и официальные органы этому почти не противились.
Первоначально, когда все это только началось, попытались свести информацию об очередных действиях Солдата свести к обычным «следствие ведется» и «меры принимаются». В нескольких редакциях в почте обнаружили послания подписанные «А. Агеев» с просьбой более полно освещать все происходящее.
К этому отнеслись несколько несерьезно, а одна из газет даже опубликовала письмо с комментарием о мании величия свихнувшегося солдатика. Ровно через сутки несерьезное отношение исчезло. Сразу после того, как автор комментария был обнаружен у себя в квартире с рукой, прибитой к письменному столу, а в редакции пришло новое письмо с предложением о сотрудничестве.
Мысль была совершенно проста – средства массовой информации публикуют самый подробный отчет обо всех акциях Агеева, а он обязуется время от времени комментировать все происходящее и сообщать о своих намерениях.
Власти идти на поводу у убийцы не пожелали, редактора получили запрет на подобное сотрудничество и охрану. Потом за один день пули снайпера достали трех охранников, и запрет был неофициально снят.
С тех пор газеты писали очень подробно, а теле– и радиокомпании давали в эфир полученные от Агеева материалы почти без купюр. Агеев же регулярно передавал им свои заявления, записанные на аудио– или видеопленку.
Благодаря этому бывшего рядового Агеева знали в лицо сотни тысяч людей. А те, кто не смотрел телевизор, имел возможность увидеть портрет героя на листовках с уведомлением о том, что за поимку особо опасного преступника уже обещана награда.
И это тоже было вынужденной мерой, потому что другие, обычно эффективные меры, результатов не приносили. Налеты на известные притоны, перетряхивание сети стукачей, откровенное давление на мелких и средних уголовников ничего не давали, кроме целого лабиринта ложных следов.
Агеев продолжал убивать. Жертвами его в первую очередь становились деловые, уголовники и продажные политики разных уровней. Несколько мелких группировок лишились своих главарей, а еще несколько групп лишились весьма значительных сумм.
Но Робин Гудом Агеев не был. В одном из своих многочисленных обращений к народу Агеев сказал, что не собирается передавать захваченные деньги на благотворительность. Деньги эти пойдут на борьбу, на то, чтобы, как сказал Агеев, очистить мир от всякой дряни. И, кстати, напомнил, что не собирается щадить тех, кто окажется рядом с приговоренными.
И не щадил.
Взрыв гранаты отправил на тот свет банкира вместе с секретаршей и клиентом; известный авторитет прежде, чем умереть, стал свидетелем изнасилования своей двенадцатилетней дочери, а взрыв на стоянке машин, помимо того, что разнес в клочья директора трастовой компании, отправил на тот свет и в больницу около полутора десятков прохожих.
Идет война, сказал Агеев, ему и его людям некогда разбираться кто свой, а кто чужой, и пусть люди сами остерегаются попадать в зону повышенного риска.
Результаты этой войны проявились немедленно. Резко уменьшилось количество правонарушений. Братва не знала, кто может попасть в список Солдата, кое-кто умер, а кроме этого, операции органов правопорядка подчистили то, до чего раньше руки не доходили.
Повысились гонорары за услуги охраны, и одновременно уменьшилось количество желающих их предоставлять. Улучшились дела туристических фирм и агентств – необычно много людей изъявило желание отправиться в дальние круизы и на курорты, расположенные как можно дальше от родных мест.
Активно раскупались бронежилеты, бронированные двери и пуленепробиваемые стекла. Повысилась цена на ритуальные услуги, а после того, как одна из похоронных процессий нарвалась на выстрел из гранатомета, похороны стали сугубо личным, семейным делом.
Сказать, что город лихорадило, было нельзя. Город продолжал жить, информационные системы продолжали действовать, люди продолжали платить налоги как государственным, так и другим органам, продолжал работать бизнес как официальный так и теневой, просто все это происходило под знаком напряжения, ожидания чего-то страшного.
Те, кто еще недавно ощущали себя центром всеобщего внимания, потихоньку ощутили, что вокруг них образовывается круг отчуждения. Мало ли что? Черт его знает, кто там у Солдата на очереди. Поэтому чем меньше будет общение с потенциальными жертвами Солдата, тем лучше.
По защитникам закона удары практически не наносились. Кроме тех случаев, когда это был слишком уж известные взяточники или настоящие преступники. Или когда патруль оказывался на месте расправы слишком быстро и пытался вмешаться.
Опять-таки через средства массовой информации Агеев предупредил, что к ребятам в форме особых претензий не имеет, но будет безжалостным в случае их неразумных действий.
Действия оперативных групп, патрулей и отдельных сотрудников незамедлительно стали более разумными, скорость дежурных машин резко снизилась, а связь стала давать перебои в самые неподходящие моменты.
Вообще реакция жителей города на все происходящее была очень своеобразной. Не то, чтобы простому народу нравились убийства. Тем более, если гибли и ни в чем не повинные люди. Просто то, что нашлась управа и на тех, кто еще недавно был хозяином жизни, приносило народу некоторое удовлетворение.
И правильно, за красивую жизнь нужно платить, не все коту масленица… любишь кататься… сколько веревочке не виться… И даже то, что вместе с зажравшимся теневиком погибал кто-то из случайных прохожих, не настраивало людей против Агеева.
Не нужно было околачиваться, где попало. Он ведь предупреждал.
Он, действительно, предупреждал. А после того, как одно из обращений Солдата закончилось фразой: «Если кто-то думает, что он хозяин, то я докажу, что это не так», – знающие люди оглянулись в сторону Хозяина.
Совершенно понятно, что именно в его огород был направлен этот камень. Кстати, большинство убийств были посланиями тому же адресату.
Хозяин это понимал, как понимал и то, что все происходящее вовсе не происки его конкурентов. Во-первых, таких почти не было, во-вторых, в действиях группы Солдата угадывалась очень хорошая информированность. Слишком точно и оперативно реагировали неизвестные убийцы, слишком болезненными были наносимые ими удары. Но даже не это настораживало Хозяина больше всего.
Человеку не особо сведущему могло показаться, что выбиваются наиболее влиятельные люди системы. Но Хозяин понимал, что на самом деле уничтожаются наиболее заметные. Он ясно понимал, что при такой законспирированности и эффективности, убийцы могли достать до куда более ближнего его окружения. Но не делали этого.
Анализируя все происходящее, Хозяин пришел к выводу, что все это только преамбула, только способ привлечь его внимание к чему-то более важному, но, возможно, менее явному. И Хозяин решил подождать.
Он продолжал контролировать поиски Солдата, обещал вознаграждение за его голову, рекомендовал своим приближенным усилить охрану и ждал. Кто-то настойчиво демонстрировал свое всемогущество, но Хозяин понял, что на самом деле все это предназначено лишь для того, чтобы продемонстрировать его, Хозяина, беззащитность.
Хозяин ждал, что будет дальше.
Весь город ждал, что же будет дальше. Ждал и продолжал готовиться к праздникам. На центральной площади, наконец, установили каркас из сваренных труб, замаскировали его сосновыми ветками и украсили гирляндами из крашеных лампочек.
В витринах появились елки и плакаты с пожеланиями веселых праздников, а какой-то черный шутник пустил по городу в оборот пожелание «Дожить до Нового года».
Пять человек в баре и девять человек на вечеринке до Нового года не дожили. О случившемся телевизионщики узнали из ставших уже традиционными телефонных звонков людей Солдата, а то, что на воздух взлетело два бензовоза и бензоколонка, было слышно почти во всем городе.
До Нового года оставалась всего два дня. Но пожелание дожить до него не становилось от этого менее злободневным.
Василий Иванович прибыл на встречу вовремя. Надо отдать ему должное, он даже не пытался от встречи отказаться. Уточнил время и место и не стал выяснять, зачем именно хочет его видеть человек, все полтора месяца знакомства общавшийся с ним только по телефону.
Василий Иванович вообще вел себя после того вечернего происшествия очень взвешенно и лояльно. Он воспользовался предложением Палача и в результате этого, врагов у Василия Ивановича поубавилось.
Заказы Палача он также выполнял очень аккуратно и точно. Оружие и боеприпасы в условленные места доставлял помощник Василия Ивановича, оставлял машину и потом забирал ее оттуда, где ее оставлял Палач.
Не смотря на эту аккуратность и взаимовыгодное сотрудничество, Палач всегда очень тщательно осматривал место передачи оружия и никогда не оставался в чужой машине дольше, чем это было необходимо.
Василий Иванович должен был догадаться, для кого именно доставляет оружие, но вопросов лишних не задавал. Очень спокойный человек, отметил для себя Палач уже после первого разговора и еще раз убедился в этом, наблюдая за тем, как Василий Иванович, выйдя из машины, не торопясь, прогуливается по скверику.
Ни одного взгляда по сторонам, ни одного взгляда на часы. Только мельком глянул вслед отъезжающей машины.
Палач сделал несколько витков вокруг места встречи, в первую очередь, обращая внимание на те точки, где бы расположился для наблюдения сам. Чисто.
Такой разумный представитель рода людского, как Василий Иванович, наверняка не стал бы допускать подобной ошибки и пытаться сдать своего клиента. Но Палач всегда соблюдал все меры предосторожности.
Небо снова сеяло мелким дождем, холодный ветер раз разом проносился по пустому скверу, но даже самые сильные его порывы не могли оторвать от грязи прилипшие листья. Ветки деревьев обреченными взмахами перечеркивали огни редких фонарей, желтые блики скользили по блестящим щупальцам обнажившихся крон.