Гаврилин прислонился в стене. Жук. Жук этой ночью был у него во дворе. А где Жук там и Бес, а ничего другого, кроме как убивать, эта пара толком не умеет, а убивать они могут отправиться только по приказу Палача, а приказ Палач может отдать только…
– Стоп.
– Стою.
– Подожди. Ты хочешь сказать, что Жук был здесь для того, чтобы меня?..
– Придумай что-нибудь другое. Я тут на всякий случай вызвал своих ребят. Тебе лучше всего будет на время переехать на другую квартиру.
– Шутишь?
– Я подозреваю, что в следующий раз здесь может не оказаться местных мальчиков с ножами. И пулю схлопочет молодой, подающий надежды коммерсант. Я доступно излагаю?
– А?
– Понял. Тогда у тебя есть время на то, чтобы собрать вещички. Особо можешь не торопиться, – Хорунжий встал из-за стола. – Я пока пройдусь возле дома. Дверь откроешь только мне.
Пессимист, это хорошо информированный оптимист. Всю сознательную жизнь помнил эту мудрость, а только сейчас она развернулась перед Гаврилиным во всей своей красоте. Вас мучил вопрос о своей дальнейшей судьбе? Больше можете не мучиться. Больному стало легче – он умер.
Нет, все совершенно понятно. Нужно хватать вещи и прятаться как можно глубже. И дальше. Чтобы не нашли. Хорунжий совершенно прав – следующий раз во дворе может не оказаться мальчиков с ножами. Или еще проще – вместо Беса придет Стрелок. И все. Снайперская винтовка есть снайперская винтовка. Вон хоть у Кеннеди спросите.
Гаврилин так проникся этой мыслью, что чуть действительно не стал собирать вещички. Его удержала на месте врожденная склонность к анализу. Все просто – ему очень повезло, местные оторвались не на того, на кого стоило отрываться. В результате господину Гаврилину удалось остаться в живых. Это настолько явно, что заслоняет собой кое-что другое.
Палач естественно мог направить пару своих ребят убить наблюдателя. Мог. Только для этого ему нужно было, как минимум, знать две вещи: что на свете существует наблюдатель, и что он существует именно по этому адресу.
И наблюдением этого выяснить было нельзя, ибо Гаврилин уже довольно давно перестал лично присутствовать на акциях группы Палача. К тому же, если бы за ним следили этой ночью, то не было бы смысла ждать его возле дома. Гораздо проще шлепнуть неудачника где-нибудь по дороге. И меньше риска, и больше шансов выдать все за случайность.
Так нет же! Гаврилин медленно, будто во сне, вымыл посуду и убрал со стола, выбрал в шкафу чистую рубашку, прошелся щеткой по костюму. Откуда у Палача такая информированность? И откуда такое желание убрать Гаврилина. И почему это, собственно, они с Хорунжим решили, что это Жук и что приходил он по совершенно конкретному вопросу. Может, это вовсе и не Жук.
Может. А если все-таки? Гаврилин завязал галстук и остановился перед зеркалом. Неплохо выглядим. Следы разгула на лице почти не заметны, испуга тоже почти не видно. Очень серьезный и представительный кавалер. С мишенью на лбу. Или на спине. Или вообще одна сплошная мишень. Ростовая.
Или просто больной на голову человек, сумевший заразить своей болячкой еще и Хорунжего. Тому заразиться даже легче, чем кому-либо. У таких, как он, такая болезнь – профессиональное заболевание. Как сотрясение мозга у дятла.
Пальто. Сегодня он поедет на работу в шикарном кашемировом пальто. Гаврилин затянул пояс, еще раз глянул на свое отражение. А, пожалуй, мы не станем прятаться. То, что Палач легко нашел его (если все это, действительно, было на самом деле, а не в их воображении), то и место его нового убежища он найдет также легко.
Гаврилин открыл входную дверь, оглянулся на квартиру. Может быть, уже и не свидимся. Даже и не предполагал, что стал таким фаталистом. Но прятаться не будем. Можете считать это идиотизмом.
Дверь Дрюниной квартиры была приоткрыта. Из квартиры доносились голоса – всхлипывание матери и успокаивающее бормотание нескольких женщин. Соседке придется преодолевать последнюю неприятность, устроенную ей сыном. Похороны нынче стоят немало.
Гаврилин остановился перед приоткрытой дверью. Странно, он всегда считал, что такие подонки, как Дрюня, никогда не смогут сделать ничего хорошего. И теперь получается, что он обязан своей жизнью этим подонкам. И этому конкретному подонку, превратившему жизнь своей матери в ад.
И вдруг пришло чувство зависти к этому самому Дрюне. Он жил, как крыса, и умер, как крыса, в драке, но был кто-то, кто заплакал по этому поводу. Был кто-то, кому показалась эта смерть концом света, кто упал возле его тела в грязь и закричал, не обращая внимания на окружающих людей, на дождь и холод. Был кто-то…
У Дрюни был кто-то. А если сейчас на крыльце пуля достанет Гаврилина, и уже вокруг него будут топтаться люди, проклиная погоду, переругиваясь, если соберется толпа зевак, то даже в этой толпе не найдется никого, кто бы просто пожалел его. Просто пожалел.
Дверь лифта открылась, и появился Хорунжий. Его глаза удивленно округлились:
– Ты что? С головой плохо? Я же сказал – без меня не выходить. Ладно, поехали.
– Сейчас, – неожиданно для себя сказал Гаврилин, – я быстро.
Он толкнул дверь соседней квартиры и вошел. В коридоре никого не было. Гаврилин прошел вглубь. Соседка сидела на диване, закрыв лицо руками, какая-то старушка сидела с ней рядом, что-то бормотала и время от времени гладила рукой по плечу. Еще две бабки зачем-то копошились возле шкафа, перешептываясь и искоса оглядываясь на плачущую.
На вошедшего Гаврилина они посмотрели заинтересованно.
– Я… – начал Гаврилин.
Теперь на него выжидающе смотрели все, кроме соседки.
Гаврилин подошел к ней и осторожно тронул за плечо.
– Простите, я узнал о том, что произошло…
– Чего нужно? – неожиданно зло спросила соседка. – Чего?
– Ничего. Я… – Гаврилин сглотнул, – просто я подумал, что вам теперь понадобятся деньги. Вот, возьмите.
Гаврилин выгреб купюры из бумажника и сунул их в руку женщины.
Она взглянула на деньги. Губы ее задрожали.
– Извините, – сказал Гаврилин и быстро вышел из квартиры.
– Куда едем? – спросил в лифте Хорунжий.
– Вниз.
– А потом куда?
– На работу. Своих ребят отпусти. Пусть отдыхают.
– Шутишь?
– Нет. Отпусти, – Гаврилин вдруг подумал, что это несправедливо по отношению к Хорунжему. Он почти все время рядом и может случайно получить пулю, предназначенную Гаврилину. – И сам тоже можешь быть свободным. Я поезжу на такси.
– Придумал новый способ самоубийства?
– Нет. Просто подумал немного и решил, что… Ну, в общем, решил.
Они молча прошли к машине, сели. Хорунжий сделал несколько звонков по мобильному телефону, обернулся к Гаврилину:
– В офис?
– Подумай, может, я действительно проедусь на такси?
– Я уже подумал. И мне показалось, что ты прав.
– Тогда – в офис.
Глава 9
– У вас очень своеобразное выражение лица.
– Это упрек?
– Это констатация. Не скажу, что вы светитесь от счастья, но, похоже, вы рады чудесному избавлению своего протеже.
– Вот теперь точно прозвучал упрек.
– Прозвучал вопрос. Может быть даже несколько лобовой.
– Как я отношусь к тому, что Гаврилина не нашли сегодня утром мертвым во дворе?
– Можно сформулировать и так.
– А почему вас не интересует, откуда у Палача взялся адрес Гаврилина? Это куда более смешной вопрос. И злободневный. Если все будет так развиваться, то завтра придут и ко мне. Это вас не пугает?
– То, что придут к вам?
– Или к вам?
– А к нам зачем?
– Смешно.
– Мне тоже. Если честно, мне даже подумать страшно об этом.
– Я должен испугаться вместе с вами?
– Разговор у нас с вами получается какой-то странный. До неприличия ироничный и скептичный. Не мальчики вроде бы, а пикируемся, словно дети.
– Тогда давайте обойдемся без лирики и выяснения личного отношения к тому или иному факту. И перейдем к тому, что действительно важно и злободневно.
– Согласен. И очень хотел бы услышать ваше мнение о возможных источниках утечки.
– У меня есть одна версия. Настолько единственная, что и вы, наверняка, понимаете, что я имею ввиду. И поверьте, здесь нет ничего личного.
– Верю. Тем более что и сам не смог ничего другого придумать. Артем Олегович. Зачем?
– Вообще-то изначально подразумевалось нечто подобное. Но только по нашему распоряжению и в самом финале. В самом финале. А у нас до финала еще куча времени.
– И почему именно Гаврилина? И почему именно сейчас?
– Ну, вы и сами отмечали, что Гаврилин слишком суетится. Надоел. Вот Артем Олегович и решил устранить помеху.
– Да. Очень похоже. И все-таки… Не верю я в чудеса. И в чудесное избавление Гаврилина тоже не верю.
– Вы сами говорили, что будете только приветствовать чудесное спасение наблюдателя. И даже ему не оставили другого выхода: или чудо, или смерть.
– Случайность. Мне даже слово это не нравится. Не нравится. Я в них не верю.
– Ваше право. Нам стоит подумать, что предпринять по отношению к Артему Олеговичу.
– Я уже подумал.
– И?..
– Ничего.
– Ничего не придумали?
– Решил ничего не предпринимать. В конце концов, именно на Артема Олеговича возложена вся ответственность. Он решил поступить так – это его право. Тем более что вовсе даже не доказано, что инициатива по устранению Гаврилина исходила от него. Нужно, кстати, провести расследование.
– Уже.
– И кто этим занимается?
– По личному распоряжению господина Гаврилина этим занялся господин Хорунжий.
– По распоряжению Гаврилина? Лихо работает ваш крестник. Лучше бы усилили наблюдение за группой Палача.