– Из-за ерунды.
– Точно, из-за ерунды. А тут я прямо спиной чувствовал, как он в меня целился. Грохнул бы и все. Я… – Блондин уже не мог остановиться, он нашел слушателя, которому можно было все рассказать, который поймет.
Палач его понимал. Они неизбежно должны были схлестнуться. Блондин и Стрелок. Он свел их в пару именно из-за этого. Он все пары в группе комплектовал по этому принципу, по принципу несовместимости.
Палач, не отвечая на жалобу блондина, подошел к кабине, открыл дверцу. Водителя выстрелом откинуло назад, а потом тело завалилось направо. И сиденья, и обивка кабины были заляпаны кровью и комками мозга. Картечь и в упор. Все в кабине было засыпано мельчайшими осколками лобового стекла. Словно ледком притрусило кровь.
Палач услышал за спиной дыхание Блондина.
– Нравится? – спросил Палач, не оборачиваясь.
– …
– Мне нужна была эта машина. У нас нет времени перегружать все это. Что будем делать?
– Ни фига себе! – вынырнувшая из темноты Наташка открыла вторую дверцу кабины и восхищенно уставилась на труп. – Классно ты его, Блондин.
– Классно, – согласился Палач, – а теперь вот сядет Блондин за руль и отгонит машину в ангар.
– Как?
– Вытащишь покойника, потом сядешь на его место.
– Стекло…
– Это твои проблемы. И грязь вся вот эта, – Палач обвел пальцем кабину, – тоже твоя проблема. Нужно было думать раньше.
– Я… – в доме глухо ударил выстрел, и все оглянулись в ту сторону.
Больше выстрелов не было, и Палач снова посмотрел в глаза Блондина:
– Так что там у нас?
– Ничего, я отгоню. Только вот рука…
– Я ему помогу, – вмешалась Наташка, – всю жизнь мечтала вот так прокатиться с классным парнем.
– Тогда приступай, – Палач обтер свой автомат полой плаща и бросил оружие на землю.
Ему нужно ехать. Палач еще раз взглянул на часы. И ехать нужно быстро. Блондин потянул тело водителя из кабины за ноги, неловко, одной рукой. Тело зацепилось за что-то в кабине, и Блондин выругался. Наташка влезла в кабину с другой стороны и уперлась ногой в плечо трупа.
Тело скользнуло и упало на землю.
– Протереть бы тут… – начал было Блондин, но оглянулся на Палача и залез в кабину. Хлопнули обе дверцы, завелся двигатель.
Микроавтобус тронулся с места, и Палач заметил, что они так и не убрали из-под колес тело охранника. Правое колесо медленно наехало на голову трупа, вдавило ее в грязь, потом что-то брызнуло, и Палачу показалось, что был слышан треск.
Он отвернулся, почувствовав впервые в жизни, что к горлу подступает тошнота.
Он сам взвалил на себя это. И вытерпит до конца. Он просто не представлял себе, что это может быть так.
Палач привык видеть кровь. Привык видеть и грязь. Но он никогда не задумывался над тем, что даже под той кровью, которую проливал он, скрыта все та же грязь.
Он считал, что все можно смыть кровью. И лишь совсем недавно в голову его пришел вопрос: а можно ли кровью смыть грязь?
Палач прошел к своей машине, сел за руль. У него сейчас должен состояться важный разговор. Во всяком случае, Палач на это надеялся.
В дверь кабинета постучали.
– Да, – деловым голосом ответил Гаврилин.
Секретаря у него не было, и обязанность отвечать на телефонные звонки лежала на охраннике.
– Только что кто-то звонил, спрашивал на месте вы или нет.
– Не Хорунжий?
– Кажется, нет.
– А кто?
– Я не спросил, было очень плохо слышно, а потом связь прервалась.
– Ну и бог с ней.
Охранник исчез за дверью, Гаврилин потер глаза, задумчиво посмотрел в сторону кофеварки. Не будем о грустном.
На чем мы остановились? На чем прервал нас своим появлением охранник? Охранник.
Совсем с головой поссорился! Это кто же мог ему звонить с такими странными вопросами? Чего это он подумал на Хорунжего? Тот мог бы позвонить на сотовый.
Как там мы в детстве пели на мотив похоронного марша? ТУ-104 самый лучший самолет?
ТУ-104… Во всех же уголовных фильмах убийца звонит своей жертве, чтобы убедиться, что она никуда не делась и сидит его дожидается. Сам Гаврилин регулярно над этим посмеивался.
…Ты возьми меня в полет. Может, это просто клиент фирмы звонил? Правда, нет у его фирмы клиентов. По определению. Есть только кредиторы. Вот незабвенный Артем Олегович как раз кредитор. Час расплаты, правда, еще не настал. По бумагам. Или настал? Возникла, так сказать, необходимость подвести черту.
И кстати, Артем Олегович знал его адрес, и мог… А ведь действительно мог отдать приказ Палачу на устранение слишком суетливого подчиненного.
Только зачем ему проверять на работе Гаврилин или нет? Просто звякнуть на мобильный, назначить место встречи, заодно попросить, чтобы вышеназванный Гаврилин захватил с собой веревку и камень. И концы в воду.
Романы бы тебе писать, наблюдатель. …И темная бездна вечного сна поглотила его. Если бы его смерти хотел именно Артем Олегович, то не нужно было устраивать засады во дворе. Или нужно?
И вообще, к чему такие тяжелые мысли. Он ведь оставлял свою визитку девочкам. Вот они вдруг и решили его навестить.
А никакой не Артем Олегович. С ним мы в любой момент можем договориться о встрече…
Вот оно. То самое, про что он забыл. Ведь около полудня он должен был созвониться с Артемом Олеговичем и договориться о встрече. И не созвонился.
Нехорошо. Очень нехорошо так поступать с начальством. Оно, может, уже давно хочет с нами увидеться? Горит нетерпением.
Ну и черт с ним, уже не полдень, к тому же человек, которого хотели убить может забыть о такой мелочи, как прямое начальство. И еще он может забыть доложить этому самому начальству об этой самой попытке убийства. Совсем бестолковый подчиненный пошел, просто сердце кровью обливается. Вот как бы не напророчить о сердце и крови!
Гаврилин задумчиво посмотрел на телефоны. Позвонить? Или ну его на фиг? Или позвонить? Или подождать Хорунжего?
Хорошая, кстати, идея. И в случае недовольства начальства сообщить, что ожидал доклада от подчиненного. Хотел уточнить.
Гениально. Или, как говорил один знакомый, генитально. В смысле полная фигня. Память у тебя девичья, Сашка Гаврилин. Трахают тебя, трахают, а все как девушка забываешь на второй минуте.
Тебя, во-первых, собирались убить руками людей Палача непонятно за что, тебя, во-вторых, могут убить просто в процессе чистки по итогам операции, а в-третьих, тебя могут убить за то, что ты до сих пор не подготовил своего варианта операции против Центра досуга.
И пусть еще попробуют сказать, что нам не оставляют выбора. Вон сколько его!
Вот если бы Хорунжий приехал. Две головы все-таки гораздо лучше, чем ни одной. Еще можно напиться, как последняя сволочь, и не просыхать до тех пор, пока кто-нибудь не решит окончательно устранить запутавшегося вконец Гаврилина.
ТУ-104… Была еще одна мысль, которую Гаврилин старательно пытался не думать уже несколько часов. Может, для разнообразия попытаться все-таки понять – а почему это, несмотря ни на что, Гаврилин не испугался.
Не в том смысле, что ни грамма не испытал Гаврилин страха перед лицом неотвратимой опасности. А в том смысле, что не возникло у него желания спрятаться, что не стал он биться в истерике. Откуда такой фатализм? Или просто взрослеет мальчик Саша и перестает верить в чудеса?
Наконец поверил он в то, что судьба его зависит не от его мелких желаний, а от воли Конторы, от прихоти начальников и от оперативной, а также стратегической необходимости? Странно и непонятно.
Гаврилин вышел из-за стола и прошелся по кабинету. И мысли у вас старенькие какие-то. Думали вы уже об этом неоднократно. И так ничего и не придумали.
Думали, думали. Пора уже, наконец, определиться, о чем думать: о работе или о себе любимом. Или, наконец, совместить эти два понятия. Я и работа. Работа и я. Я говорю работа, подразумеваю…
Гаврилин присел пару раз, но голова потребовала, чтобы он не занимался ерундой. Болит. Иногда единственным доказательством наличия головы является головная боль.
Может быть, и правда все дело в том, что Гаврилин отстраняется от своей работы как… Вот как Палач от своей группы.
Ну, слава Богу, наконец, докопался до истины, господин Гаврилин. Работа тебе не нравится. А дальше что? Ну не нравится. Не нра-вит-ся. На пенсию выходить? Или написать рапорт. По собственному желанию. В связи с неприятием.
ТУ-104 – самый лучший самолет. Самый-самый лучший. Лета-айте самоле-отами «Аэрофлота»!
Классная песенка была в детстве. Душевная.
Гаврилин открыл форточку. Дождь разошелся вовсю, сплошной стеной перекрыл пейзаж. Даже окна в доме напротив казались далекими желтыми пятнами.
Стукнула входная дверь, что-то спросил охранник, что-то ему невнятно ответили. Неужели Хорунжий? Может, скажет чего-то нового, успокоит.
Гаврилин обернулся к двери. Она открылась, на пороге показался охранник. Да какой он, к черту, охранник, подумал Гаврилин. Так, вахтер, даже не знает, что охраняет. И еще, наверное, доволен, что нашел непыльную работу.
– Тут к вам пришли, – сказал охранник и шагнул вперед, пропуская посетителя. Однако отойти в сторону не успел.
Он вроде как споткнулся после еле слышного щелчка, наклонился, сделал два шага вперед и не упал, а тихо лег на пол. Как это произошло Гаврилин не заметил, он, не отрываясь, смотрел на пистолет с глушителем в руках стоящего в дверях человека.
Вот и все, отстраненно подумал Гаврилин, вот и все. Куда будет стрелять? Нужно было слушаться Хорунжего, не фиг было изображать из себя фаталиста.
Человек с пистолетом шагнул в кабинет, не опуская оружия, осмотрел его, потом шагнул назад в коридор. На пороге появился Артем Олегович. Как обычно подтянутый, спокойный. Необычно смотрелся только пистолет в его руках. Тоже с глушителем, тоскливо подумал Гаврилин.