– Добрый вечер.
– Добрый вечер, – ответил Артем Олегович, продолжая целиться в живот Гаврилину, – садитесь, Саша, нам нужно поговорить.
– Обязательно с пистолетом в руках?
– Это для того, чтобы вам не пришла в голову мысль изображать из себя рукопашного бойца.
– Даже и в голову бы не пришло, – честно сказал Гаврилин, не отводя взгляда от пистолета.
Лежащий охранник застонал, рука его вытянулась, он будто пытался ползти. Артем Олегович сел на стул, жестом пригласил садиться и Гаврилина.
– Решили забрать кредит? – спросил, устроившись на стуле для посетителей, Гаврилин.
– Шутите?
– Нужно ведь что-то говорить.
Охранник снова застонал, рубашка на его спине пропиталась кровью. Рана казалась черной. Артем Олегович опустил пистолет и дважды нажал на спуск. Щелк, щелк. Еще две дырочки появились на спине охранника очень близко друг от друга. Гаврилин сглотнул.
– Все приходится делать самому, – пожаловался Артем Олегович.
– Сочувствую. В вашем возрасте…
– В моем возрасте. К сожалению, вам никогда не доведется понять, как в моем возрасте меняется восприятие мира.
Очень тонкий намек. Не состариться тебе, Гаврилин, никогда. Как говорил герой старого фильма, упокойники не стареют. Да что за жизнь такая, хоть бы испугаться, как следует! Гаврилин с изумлением прислушался к себе. Спокоен. Он совершенно спокоен. Он собрался быть наблюдателем собственного убийства.
Совсем с ума сошел! Это ведь тебя пришли убивать! Это ведь у тебя на глазах только что убили человека и сообщили тебе, что твоя очередь следующая!
И пустота.
– Хорошо держитесь.
– Как можем, так и держимся.
– Только вот грубите напрасно.
– Это просто внутренний монолог, наконец-то, вырвался наружу. Можно вопрос?
– Ради бога.
– Зачем?
– Зачем я пришел вас убивать?
– Да.
– Решил переговорить с вами напоследок.
– Сказать, что здесь нет ничего личного? Что ко мне вы относитесь неплохо?
– Нет. К вам я как раз отношусь плохо. Вы мне не понравились с самого начала.
– Вы не поверите, но это у нас взаимно, – Гаврилин не рисовался, не пытался досадить собеседнику. Он просто говорил то, что думал, и испытывал при этом странное облегчение.
– Это я знаю. В таких вещах я разбираюсь хорошо. А поговорить с вами я решил для того, чтобы вы не ушли из этого мира с мыслью о моей непроходимой глупости.
– Вас так волнует мое мнение?
– Нет. Я привык расставлять точки над «i». Вы действительно полагаете, что были единственным, кто понял намеренья Палача?
– А вы их поняли? Тогда сообщите мне. Я в них так и не разобрался.
– Не корчите из себя дурака, – спокойно посоветовал Артем Олегович, – вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Понятно даже и мне, старому болвану, что операцию в таком виде, как она запланирована, Палач не выполнит. Или вы решили, что самый умный?
– Не знаю, – Гаврилин пожал плечами, – действительно, не знаю. Просто я не мог выполнить задание и старался вас об этом предупредить.
– Только это? По-моему вас к этому подтолкнула элементарная жалость. Вам стало жалко посетителей Центра досуга. Вас привела в ужас сама мысль о бойне в Рождественскую ночь. И вы засуетились. Вместо того чтобы заткнуться и просто ждать моего решения. Нас всех погубит желание быть умнее руководства. Вас оно уже погубило.
Гаврилин слушал Артема Олеговича вначале с внутренней улыбкой, но потом понял, что тот прав. Не загадочные действия Палача его испугали. Он, действительно, подсознательно не хотел становиться участником бойни. То, что делала группа Палача, тоже было преступно, но там Наблюдатель мог найти оправдание. Грязь нужно вычищать. И если нельзя делать этого законными методами, то тогда можно методами незаконными.
– Закрой дверь, – не оборачиваясь, повысил голос Артем Олегович, и дверь кабинета закрылась.
– Конспирация?
– Так, на всякий случай. Разговор у нас пойдет с вами о высокой политике и делах сугубо секретных… Держите руки на коленях, – потребовал Артем Олегович, увидев, что Гаврилин пошевелился.
– Дурацкое состояние, – сказал Гаврилин, – не знаю, куда девать руки.
– Скоро сложите их на груди.
– Так себе шутка.
– Какая есть.
– Может, закончим все по-быстрому. Вы стреляете, я умираю, и все довольны.
– Потерпите еще немного. Совсем немного. И стрелять все-таки буду не я.
– Не царское это дело.
– Не царское, – Артем Олегович помолчал.
Какого черта ему нужно? Чего он приперся? Прислал бы Палача, или этого своего, коридорного. Что может ему дать разговор с Гаврилиным? Хочет что-то объяснить? Очень нужно!
Что же еще?
Что он там сказал насчет возрастных изменений во взгляде на жизнь? Господи! Гаврилин чуть не засмеялся. Все мы люди, все мы человеки.
Сам Гаврилин имеет стажа всего ничего и уже почувствовал некоторый дискомфорт, а что же должно твориться в ухоженной голове Артема Олеговича? Господи, как хочется, наверное, поговорить с кем-нибудь, объяснить, доказать, просто выговориться!
Вот почему ты здесь, вот почему весь остаток жизни Александра Гаврилина будет проходить в выслушивании откровений старого профессионала. Как ему, наверное, хочется исповедаться!
– Вы никогда не пытались понять в чем, собственно, заключалось задание Палача? – спросил, наконец, Артем Олегович.
Глава 10
Сквозь выбитое лобовое стекло по лицу били ветер с дождем. Одежда уже не защищала от холода и сырости, но Наташка этого не замечала. Сердце колотилось, как бешенное, по телу горячими волнами прокатывалось желание. Наташка жадно вдыхала запах крови, заполнявший кабину, несмотря на встречный ветер.
Наташка покосилась на Блондина, осторожно коснулась алого пятнышка на обивке – холодное и липкое – осторожно поднесла палец ко рту. Кровь. Тот самый привкус, который сводил ее с ума.
Кровь. Наташка затаила дыхание, и уже два пальца, указательный и средний, коснулись пятна крови и поднялись к Наташкиным губам. Словно судорогой дернуло ее тело. Солоноватый привкус чужой крови.
Наташка поерзала на мокром сидении, провела рукой по лицу. Косметика поплыла – черт с ней. Наташка смотрела на серый, сдобренный кровью комок, прилипший к дверце, возле самой ручки подъема стекла.
Нет. Наташка приказала себе отвести взгляд от комка. Так можно и крышей поехать. Нет. Наташка снова бросила взгляд на сгусток крови и мозга. Надо просто отвлечься.
Наташка обернулась к Блондину:
– Ты чего молчишь?
– Что? – Блондин не разобрал за шумом ветра и мотора, что у него спросила Наташка.
– Чего молчишь, Блондинчик? – крикнула Наташка.
– А чего говорить?
– Чего на тебя этот так набросился?
– Кто?
– Ну, этот… – Наташка беспомощно пошевелила пальцами.
– А как его, кстати, зовут?
– Черт его знает! – Наташка изумленно подумала, что действительно не знает имени того, кто их всех собрал вместе. – Он что, тебе тоже не говорил, как его зовут?
– Да нет, – придет – уйдет, скажет, что делать – и все.
– И у нас также. Ладно, чего он к тебе прицепился? Ты этого водилу здорово замочил. Я как увидела кабину, чуть не кончила. Честное слово! – Наташка потянулась рукой к крови на панели управления, но вовремя остановилась.
– Он мне с самого начала сказал мочить его только на улице, не в машине, чтобы ничего не попортить. А я…
– Чего ты?
Блондин взглянул на Наташку и отвернулся. Капли воды собирались у него на ресницах, заливали глаза.
– У тебя платок есть? Лицо мне вытри, – попросил Блондин.
– Ага, сейчас, – Наташка полезла в карман, – притормози, я вытру.
Платок промок сразу же, а дождь продолжал заливать лица и кабину.
– Давай отъедим под деревья и переждем, – предложила Наташка.
– А если он надолго?
– Ну, постоим минут пятнадцать. Мне как раз нужно отлить, – соврала Наташка.
Она еще и сама не поняла, зачем хочет, чтобы Блондин остановил машину. Вернее, знала. Или не знала, а просто инстинктивно делала то, что ее тело считало необходимым делать. В горле пересохло. Запах крови туманом стоял в ее мозгу, жар сконцентрировался внизу живота, сердце колотилось, словно обезумев.
– Тормози. Давай быстрее, тормози.
– Ты чего? – Блондин осторожно съехал на обочину под деревья.
– У тебя проблемы со Стрелком? – охрипшим голосом спросила Наташка.
– С чего ты взяла? – Блондин отвел взгляд, но Наташка схватила его за правую руку, и он вскрикнул, – Осторожнее, су…, больно же!
– Я ведь не дура, – Наташка осторожно погладила руку Блондина, – я ведь видела, какими глазами вы друг на друга смотрите.
– Ну и что? – Блондину был неприятен этот разговор. Если он еще мог рассказать о своих переживаниях этому – черт, как же его зовут? – то этой прошмонтовке открываться не стоит.
– Я тебе могу помочь. Хочешь? Я помогу тебе его замочить. Хочешь? Хочешь?
– Чего это ты? Сдвинулась? Чего ты решила?..
– Представляешь, мы его замочим, – прошептала Наташка почти в самое ухо Блондина. – Так, чтобы мозги полетели в разные стороны. Представляешь?
– Ты хотела поссать? Давай быстро и поехали.
– Я хотела… Я и сейчас хочу. Только не поссать… Давай…
– Что?.. – Блондин понял, что Наташка имеет в виду, почувствовал, как рука ее нашаривает застежку на его брюках. Дура, мелькнуло у него в голове, послать ее на хрен, чокнутую. Но потом ее возбуждение передалось и ему.
– Давай, прямо здесь, сейчас… Я хочу… – Наташка расстегнула, наконец, брюки Блондина. – А я тебе помогу потом замочить Стрелка, мне обещал… этот обещал… Хочешь? Давай!