— Что ты говоришь! Это ведь на всю жизнь! Это не лечится! — ужаснулась Лариса.
Нянька внесла в комнату Колю, и он полез к матери. Ираклий дождался, чтобы Лариса взяла ребенка, а нянька отправилась в кухню приготовить Коле питье.
— Ты сравни — мой старший сын. Он гораздо ответственней ее и самостоятельней! У него нет проблем с учебой! Он серьезно занимается спортом. Он помогает матери, наконец!
Ларисе не нравились эти сравнения. Она слышала их не в первый раз.
— Ты так говоришь, потому что он твой родной сын. Родные дети всегда кажутся лучше других.
— За что ты хочешь меня обидеть? Чего я не сделал для твоей дочери, что должен был сделать родной отец?
Лариса поставила Колю в манеж, малыш беспокойно захныкал.
— Милый ты мой! — Она положила Ираклию руки на плечи. — Мы оба виноваты. Мы не смогли ей внушить, что у нас одна семья. Настоящая семья, хорошая.
Ираклий снял с плеч руки жены и недовольно поморщился.
— Это все статьи из психологических журналов. А на практике все по-другому. Вот ты ей родная мать. И что? Она издевается над тобой.
— Потому что я, наверное, виновата перед ней. А она по молодости еще не может меня понять и не может простить. К тому же вот появился Коля… Она, наверное, ревнует.
— Да она не любит никого! Что мы для нее не сделали? Ревнует она! — Ираклий всем своим видом выразил скепсис. — По принципу «пусть свекрови будет хуже, а я себе глаз выколю»? Из ревности она бросила школу, из ревности не заставишь ходить в институт, из ревности живет на всем готовом. И мысли в голове нет, что вообще-то пора задуматься, чем будет дальше себе на хлеб зарабатывать… Бедная девочка!
Коля захныкал, и Лариса, чтобы он успокоился, дала ему грудь. Ираклий заметил:
— Вот ты и с этим делаешь так же. Чуть голос подал — сразу сиську. И с Настасьей было так же. Ну, так?
— Не так! Я многого ей недодала. А Коля маленький. Что, хочешь, чтобы он плакал день и ночь? Вы, мужики, какие-то бесчувственные!
Ираклий подошел и обнял жену.
— Да, не бесчувственный я, не бесчувственный! Корми ты мальца сколько хочешь! Но только я уже о нашей дочери всю башку сломал! Что с ней дальше-то делать?
Лариса застегнула на груди кофточку, позвала няньку.
— Поехали уже.
Она надевала куртку, когда зазвонил телефон.
— Заведующая отделением говорит: ваша дочь сбежала из больницы. Она не приходила домой?
Лариса растерялась.
— Что вы говорите? Как это может быть?
Лариса передала телефон Ираклию. Он говорил односложно. Да. Нет. Она ничего не могла понять. И заплакала. Куда же девочка могла деться? И почему сбежала накануне выписки? Какой в этом смысл?
Ираклий отключил телефон. Сказал:
— Раздевайся. В больницу ехать бессмысленно. Они там все прочесали. Насти на территории нет.
— Тогда надо в милицию?
Руки дрожали, Лариса села, чтобы не упасть.
— В районную милицию уже сообщили. Нам надо ждать.
— Чего ждать?
Ираклий сел рядом с ней.
— Только не плачь. Доктор мне кое-что рассказала… У Насти, оказывается, был роман с этим врачом.
Нинель
Альфия не могла дозвониться Диме. Расстроенная и злая, она вернулась к Хохлаковой за ширму. Темнело уже рано. Нинель включила в отделении свет, подошла к Альфие.
— Как она?
— Все так же.
— Девчонка не нашлась?
— Нет.
— Альфия Ахадовна! — раздался вдруг чей-то осторожный шепот. — У Хохлаковой деньги украли!
— Что-о-о?
И Нинка, и Альфия разом выглянули наружу. Около ширмы стояла Марьяна, одной рукой придерживая у ворота ночную рубашку. В другой руке она держала маленькую черную сумочку из дешевого кожзаменителя с расстегнутым замком. Сумка была совершенно пустая.
— Ты что здесь делаешь? Где ты была? Почему я тебя не видела, когда уколы делала? — зашипела на нее Нинель. Альфия знаком велела Нинель молчать.
— Что ты тут такое сейчас сказала? И что это у тебя за сумка?
— Это Олина сумка. Я ее нашла. Я много знаю. Я все скажу, только укол мне не делайте, — быстрым шепотом проговорила Марьяна.
— Ну говори, что ты знаешь? Где ты нашла эту сумку?
— В туалете. В коробке. Где разные тряпки хранились.
— А что ты искала в этой коробке?
— Тряпки хотела туда назад положить, которые Оля последний раз доставала. Они смертью пахнут. Я из-за них в туалет не могу сходить.
— Ну и дальше?
— Там был какой-то сверток. Я посмотрела — а это пакеты, в которые Оля все заворачивала. Она ведь каждую вещь заворачивала — ложку, чашку, зеркальце, — ну, в общем, все, что у нее было. И все держала у себя под подушкой. И я поняла по пакетам, что в них лежала сумка, в которой она деньги хранила.
Нинель вдруг почему-то покраснела и отошла в сторонку. Альфия взяла Марьяну за руку и втащила в палату. Плотно задвинула ширму. Марьяна увидела подругу, затряслась, побледнела.
— А покажите, — попросила она с расширенными от ужаса глазами, — где у Оли след от петли?
Альфия развернула Марьяну так, чтобы она не смотрела на Олю.
— Почему она хранила деньги в сумке, когда они должны были лежать в сейфе?
Марьяна замялась. Альфия рассвирепела:
— Что еще, черт вас побери, вы от меня скрываете? Что произошло с этими деньгами? Много их там было?
— Я не знаю. Я не считала. Знаю только, что Оля хотела купить в подарок Дмитрию Ильичу кольцо… — Марьяна все хотела повернуться, чтобы посмотреть на Ольгу.
— Какое кольцо?
В груди у Альфии все похолодело. Мало скандала с соблазнением пациентки и с побегом, так теперь еще какие-то кольца! Это вообще судом пахнет.
Она повернулась к Нинель.
— Нинка, говори честно, ты знала об этом?
— Клянусь вам, нет! — Нинель перекрестилась. — Хотите казните, хотите милуйте, но деньги я выдала, а про кольцо ничего не знала.
— Зачем ты деньги давала?
— Она мне сказала, — Нинель кивнула в сторону неподвижной Хохлаковой, — что хочет родственникам своим отдать, чтобы на питание не забрали.
— Марьяна! Ольга все-таки купила кольцо?
— Она мне его показывала. Красивое.
— Где же она его могла купить?
Нинка затараторила:
— В универмаге, в поселке, рядом с отделом, где мыло продают, там же есть закуток — часы, сувениры. И ювелирка там же. Она, наверное, пошла на кухню. Да вместо кухни туда и завернула. А что? Там же быстро? Пока суп нальют, пока котлеты положат, она и обернулась! — затараторила Нинель. — А может, и им на кухню чего-нибудь принесла.
— Нет, она не там покупала. Она шоферу с Малиновой крыши деньги дала, чтобы он в Москве присмотрел, — вмешалась Марьяна. — Я еще ее предупреждала, что обманет. Но он не обманул. Подослан, наверное.
— А где сейчас это кольцо?
— Не знаю.
— Самого главного и не знаешь! Быстро брысь в койку! — рявкнула на нее Нинель. Марьяна исчезла.
— Много ты выдала Хохлаковой денег? — У Альфии в эту минуту возникло чувство, что сейчас она растерзает себя, Нинель и всю больницу.
Нинка отвернулась, пряча глаза.
— Я спрашиваю, сколько?
— Пенсию за полгода.
Альфия ахнула, потом поднялась и схватила Нинку за отвороты халата.
— Честно говори: ты за это что-то имела?
— Я по-божески брала, только по-божески! — шепотом запричитала Нинель. — Да ведь все так делают, Альфия Ахадовна! Что же вы думаете, а шофер даром, что ли, кольцо привез? Тоже взял. Это только вы никогда ничего такого не знаете, потому что знать не хотите. Потому что вы же у нас как ангел небесный….
— Сколько ты взяла? — Альфия крепче сжала воротник ее халата.
— Только двадцать пять процентов! Клянусь! Двадцать пять процентов! И не для себя! Я для дочери! Полушубочек норковый хотела девочке справить… умненькая ведь она у меня… У всех есть, а у нее нету. А ведь она красавица, прямо как вы…
Альфия отпустила Нинель.
— Ты уже потратила деньги?
В глазах у Нинки метнулась растерянность.
— Только не ври!
— Нет, Альфия Ахадовна! Еще не успела.
— Завтра отдашь их мне. Лично в руки.
— Хорошо. Конечно, отдам. Как скажете, так и будет.
— Все. Отвали. Если все-таки приедет Сурин — приведешь его ко мне.
— Он не приедет, Альфия Ахадовна.
Альфия так и вскинулась.
— Откуда ты знаешь?
— Девки сказали, что Настька им проболталась. У него они будут жить. Прямо на квартире.
Альфия потерла лоб рукой.
— Она вещи какие-нибудь здесь оставляла?
— Валяется какой-то пакет.
— Принеси.
— Сию минуту.
Нинка прилетела буквально через секунду.
— Вот ее вещи!
— Высыпай все, что есть.
— А куда высыпать?
— Да хоть на пол сыпь! Черт бы вас всех побрал!
Нинель трясущимися руками подвинула чуть в сторону ноги Хохлаковой и вытряхнула вещи из пакета на ее кровать.
— Ну, так и есть. Как в воду глядела! — Альфия брезгливо расшвыряла тряпки и вытянула книжку. — Еще и Фицджеральда моего осквернил.
Она сдунула с обложки пыль, мусор и провела рукой по обложке, будто погладила.
— Неужели это ваша книжечка будет? — В голосе Нинель слышался переизбыток подобострастия. Альфия усмехнулась.
— Сурину по глупости дала почитать. Еще наказала, чтобы вернул. Правильно говорят, никому нельзя давать личные вещи: зубные щетки, расчески и книги.
— Как книжечка-то называется? — Нинель вытянула шею, чтобы рассмотреть название. — «Ночь нежна»? Никогда не слышала. Да я в последнее время ничего и не читаю. Только если Донцову на ночь, чего-нибудь веселенькое. Странное название. Но красивое.
Альфия отодвинула книжку от лица на расстояние вытянутой руки.
— Это память о студенческих временах. Мне ее наш профессор психиатрии дал почитать. В хорошем расположении духа. Он в нашей группе вел занятия, и я в тот день отличилась. Сделала интересный доклад. Ну, он и дал. В качестве поощрительного приза. Кто-то ее из библиотеки украл, — усмехнулась Альфия, — а я тоже не вернула. Профессор уехал в командировку, и я решила оставить ее себе.