Давыдов
Альфия слышала из-за двери, как Нинка с Марьяной выдавали чистое белье больным. Прошлась по кабинету, огляделась. Пустой аквариум давно уже отправился под стол. Аккуратная папка с Таниной историей болезни лежала возле двери в специальной коробке — в ней хранились истории болезни на выписку. Левашова включила электрический чайник, кинула взгляд в пустое кресло около журнального столика. Летом в нем сидел Дима. Она посмотрела на стул возле стола. Еще недавно на этом месте почти каждый вечер пребывал Давыдов. Какие умные разговоры они с ним вели! Про Володю ей думать не хотелось. Бог судья этим людям! Она налила себе чаю и вернулась к столу. Взяла из коробки Танину историю болезни. Еще раз просмотрела. Уж если Старый Лев, обычно безоговорочно ей доверявший, высказал сомнения, значит, на конференции ожидается большая свара. И так ли уж надо с этим случаем выступать? Никто не неволит.
Она хлебнула чай и обожглась. Нет! Все-таки надо. Для самоутверждения, для уважения самой себя, наконец. Однако до конференции она не сможет выписать Таню. Еще она должна уговорить Давыдову побеседовать с докторами. Не все пациенты на это соглашаются. «Если Таня откажется, настаивать не имею права, — задумалась Альфия. — Но случай такой интересный и редкий, что надо попробовать ее уговорить».
— К вам пришли! — донесся из-за двери Нинкин голос.
Она никого не ждала. В комнату вплыла охапка роз, под ней виднелись ноги Давыдова.
«Легок на помине. Прощаться пришел», — подумала Альфия, сделала вид, что идет к окну, и украдкой взглянула в зеркало. Вид у нее был не очень, но она не захотела ничего исправлять.
«Розы-то точно такие, как он тогда жене приносил».
— Можно войти, Альфия Ахадовна?
— А где ваша жена?
Он бухнул букет ей на стол.
— Я один пришел, Альфия Ахадовна. Один.
Она смотрела на него из своего простенка и не узнавала. Неужели с этим мужчиной она провела одну очень приятную ночь и не менее интересный завтрак?
— Я пришел вас поблагодарить. Как мне кажется, вы сделали то, что, кроме вас, никто бы не сделал. Кроме вас бы никто не догадался… — Он качнулся к ней, будто хотел обнять.
Она будто очнулась от воспоминаний. Обошла его и села за свой стол.
— Да, — повторила она с самым серьезным видом. — Я сделала то, что никто бы не сделал. Я вернула вам вашу жену. — И про себя добавила: «А могла бы всю жизнь держать ее в больнице, выйти за тебя замуж и нарожать больных детей».
— Я вас никогда не забуду! — сказал Виталий, немного постоял и вышел из комнаты.
— Такой уж, видно, сегодня дурацкий день! — на всю комнату произнесла Альфия и стала пить уже порядком остывший чай.
Таня
Следом за Давыдовым Нинель привела в ее кабинет Таню. Альфия ее не сразу узнала. Какая красавица! И как ей шли и простая белая рубашка с мужским воротником, выглядывавшая из-под лацканов элегантного костюма, и новая прическа — светлые волосы зачесаны резко вверх и красиво закручены, — и блестящая помада, подчеркивающая рисунок губ, и тушь, и легкая сиреневая тень на верхних веках… И изящный витой крестик, слабо сияющий в вырезе рубашки… Альфия почувствовала зависть. И даже укор совести: в последние недели она вообще перестала следить за собой.
— Я к вам. Ненадолго. Можно?
Чуть полноватые, но стройные Танины ноги были обуты в мягкие туфли на небольшом каблуке. Альфия задержалась и пропустила Татьяну вперед. «Неудивительно, что Давыдов выбрал Татьяну. Это тебе не Вовкина б… Я по сравнению с ней — всего лишь шавка перед благородной собакой редкой породы».
— Садитесь!
Альфия ощутила какую-то свою неприкаянность и даже будто неопрятность своего тела. Она вспомнила, как Давыдов рассказывал, что больше не воспринимает Таню как женщину. Какой ужасный мир, полный предательства! А теперь, сволочь, воспринимаешь? Или теперь ты не воспринимаешь меня?
Ей хотелось кричать. Все-таки как несправедлив мир! Вы не забыли, гады, что это я для вас сделала? И что я получила в благодарность? Одиночество и букет фальшивых роз?
«Почему фальшивых?» Вон они стоят на окне в вазе. Розы настоящие. У некоторых чуть поникли головки. Наверное, вез их из Москвы. Красота — вообще непрочная вещь.
— Садитесь! — повторила она. — Хотите чаю?
Таня вынула из сумки плотный пакет.
— Это вам. Не отказывайтесь, пожалуйста.
Таня положила сверток на стол.
— Что это? Можно развернуть?
Таня тихо сказала:
— Это деньги.
Альфия положила сверток в ящик стола.
— Спасибо, хотя это было и необязательно.
Таня неуверенно проговорила:
— Я, то есть мы… мы с мужем очень вам благодарны.
Альфия улыбнулась, вскинула на нее глаза.
— А кстати, у вас исчезло чувство недоверия к мужу?
Таня слегка покраснела:
— Нет.
— Может, это и правильно. Кто и когда, находясь в здравом уме, доверяет мужьям?
— Вы имеете в виду что-то конкретное?
— Нет, вовсе нет.
Таня вдруг смело на нее посмотрела:
— Я знаю, он в вас немного влюблен.
Альфия картинно вздохнула:
— Ох, милая моя Татьяна Петровна! Кто только в меня не был влюблен! Но, мне кажется, вам это ничем не угрожает. Даже если влюбленность была, она быстро пройдет, как только вы займете свое законное место. — Альфия тоже смотрела прямо на Таню. — Вашему мужу ведь, насколько я понимаю, нужна… — она замялась, — ну, если не нянька, то правильней сказать, что-то вроде постоянной попутчицы: чтобы находилась с ним рядом, поддерживала в трудные минуты, давала советы, как поступить. Виталий Вадимович — ведь человек не очень сильный, верно?
Таня сказала:
— Пожалуй, вы первая, кто сумел его так быстро раскусить.
Альфия горько улыбнулась:
— Да мне это, в общем-то, все равно.
Она с сомнением посмотрела на Таню. «Ну, надо пользоваться моментом. Спрашивай сейчас!»
— Знаете, у меня к вам большая просьба.
Таня ухмыльнулась:
— Отдать вам моего не очень сильного мужа?
— Нет, что вы! — Альфия со смехом подняла обе ладони вверх. — Нет, серьезно: не могли бы вы задержаться в больнице на один день, для того чтобы я могла представить вас на врачебной конференции?
Таня не поняла.
— Вы не хотите меня выписывать?
— Нет-нет, не волнуйтесь. Вы уедете. Только на день позже. Я хочу рассказать коллегам о вашем случае — ведь он оказался чрезвычайно редким. На конференциях полагается показывать больного. Некоторые доктора захотят задать вам вопросы…
Альфия говорила, а сама следила за Таниным лицом. «Не согласится! Сдалась ей наша конференция? Ей хочется домой».
Однако Таня вдруг легко согласилась:
— Почему бы и нет? Конечно, мне это не доставит удовольствия, но если это вы меня просите и вам это важно… Я сделаю это для вас. Ну и, в конечном счете, для науки. Врачи ведь тоже должны учиться, как я понимаю. Когда будет конференция?
— Послезавтра. В четыре часа.
Таня протянула руку для рукопожатия.
— Я предупрежу Виталия. Договорились!
И Альфия еще раз отметила, какие красивые руки у давыдовской жены.
Таня уже подошла к двери. Альфия спросила:
— А вы из больницы куда? Виталий Вадимович что-то говорил мне об Осколкове, я так поняла, что он там назначен большим начальником?
Таня улыбнулась.
— Да, он будет директором нового института в Осколкове. Но я поеду домой. Он будет приезжать, — она уверенно посмотрела Альфие в глаза. — Я хочу довести свои опыты до конца. Не откладывая. Боюсь даже представить, что там могло случиться с мышами в мое отсутствие.
— Но, надеюсь, вы будете продолжать работать не с йодом? — встревожилась Альфия.
— Нет, нет. Не беспокойтесь. Чипы уже вживлены, больше паров не будет. Я поняла, как это небезопасно. Да и впечатления, вы знаете, остались на всю жизнь…
Таня постучала в дверь, призывая Нинель.
— А вы не думали, что, может быть, лучше пока совсем оставить работу? Пожить рядом с мужем…
Таня передернула плечами:
— Ну нет! Что это будет за жизнь? Все равно что в больнице, скучно. — Она постучала себе по виску. — Так и мозги окончательно плесенью зарастут. А там у меня широкое поле деятельности. Виталий мне рассказал, что мой предприимчивый коллега Никифоров ведет запись людей ко мне на прием. Организовал еще одну лабораторию под названием «Влюбиться и разлюбить!». И продает талончики за нехилые деньги. Вот делец! Приеду — всех разгоню. И буду заниматься настоящим делом.
Альфия подошла к ней.
— Смотрите. Вам еще вредно переутомляться.
Нинка все не шла.
— Знаете, в Южной Америке работал врач. Его фамилия была Геринг…
Альфия удивилась:
— Родственник преступника, что ли?
— Нет. Это было гораздо раньше. Хотя он тоже был немец. Геринг исследовал свойства змеиного яда. Говорят, даже сам ловил змей. Сначала на животных, а последние опыты проводил на себе, потому что считал опасным подвергать риску жизни добровольцев. Однажды он ввел себе слишком большую дозу яда. У него развилась страшная картина отравления, и он понял, что не выкарабкается. Тогда он позвал к своей постели жену и до последней минуты диктовал ей свои ощущения.
— И умер? — спросила Альфия.
— Умер. Но змеиным ядом с тех пор пользуются как лекарством. — Таня помолчала. — Здорово, правда?
К Альфие вернулось чувство юмора.
— Что он умер?
— Нет. Что до самой смерти его не покидали воля и интерес к работе.
Альфия улыбнулась.
— Я бы предпочла, чтобы он остался жив.
— Я тоже, — Таня помолчала. — А знаете, теперь во всех таких поступках я вижу отсвет религиозности. Только религии у всех разные.
— А вы помните, как вы горячо любили Бога в начале вашего болезненного пути?
— Смутно, — сказала Таня. — Но я прекрасно помню сцену из «Братьев Карамазовых», в которой один из братьев боится черта. Наверное, и я вела себя похоже.
— Примерно, — подтвердила Альфия.
Таня опять порозовела.