Тем временем, поднявшийся в Дацине переполох не остался незамеченным в расположении ополчения кливутов, прибывших в столицу на похороны владыки. Там долго не могли сообразить, что же такое происходит в городе. Тревогу забили лишь когда между палатками пронёсся окровавленный всадник с воплями об измене и начавшемся избиении сторонников юнгарха Учжуна.
Кливуты бросились к оружию. Не прошло и двух часов, как из их лагеря по направлению к городу двинулась колонна вооружённых всадников. Однако, пройдя предместье, голова колонны упёрлась в наглухо закрытые городские ворота. Несколько сотников и лунчиров, подъехав к ним, попытались выяснить, что случилось, и почему их не пускают в город.
Ментарх Яньды с площадки надвратной башни прокричал им в ответ, что столица из-за начавшихся в городе беспорядков находится на осадном положении. Ворота останутся закрытыми до тех пор, пока он не получит приказа от своего начальника. Он предложил кливутам соблюдать спокойствие и вернуться в свой лагерь. Возмущённые такой наглостью командиры ополчения пригрозили, что силой пробьются в город.
– Только попробуйте! – решительно заявил Яньды.– В таком случае у меня есть приказ поступать с вами, как с мятежниками и бунтовщиками. И, клянусь чёрным плащом Синьду, я так и сделаю!
Он махнул рукой, и до стоящих внизу донеслось щёлканье взводимых скоб самострелов. На ближайших башнях натужно заскрипели разворачиваемые камнемёты.
Кливуты в растерянности отступили. Штурмовать столичные укрепления с их стороны было бы чистейшим безумием, и им ничего другого не оставалось, как уйти не солоно хлебавши. Наиболее неукротимые из них попробовали было проникнуть в город через другие ворота, но повсюду их ждал одинаковый приём.
Часть кливутов, поняв, что к чему, спешно направилась обратно в свой лагерь. Забрав оттуда свои пожитки и слуг, они поспешили прочь от столицы в свои поместья, заранее догадываясь, чем всё это закончится.
Остальные ещё волновались. Так продолжалось до самого вечера и всю ночь. Но утром по их рядам прокатился слух, что пока они здесь топчутся, ратники имперской пехоты занимают ближайшие дорожные заставы. Страх оказаться отрезанными от своих имений заставил кливутов повернуть прочь от стен города. Те из них, что числились на службе, направились в расположение своих лагерей. Остальные разъехались по домам.
Глава 15
Большинство прибывших на похороны покойного государя вельмож и князей, собрались сегодня перед залом Совета Империи. Не подозревая о том, что твориться за стенами Алого дворца, они преспокойно ожидали, когда к ним выйдут первые лица государства и оба наследных юнгарха.
Внезапно высокие двери зала Совета с грохотом распахнулись, и к немалому недоумению собравшихся, перед ними, вместо обоих наследников престола, предстал правитель-ванарх Закатного удела.
Князь Чже Шен был одет в длинный, расшитый золотыми узорами, парчовый халат и зелёные сафьяновые сапоги. В нарушение всякого этикета халат был стянут широким боевым поясом, на котором висел прямой длинный меч, рукоять которого была украшена драгоценными алмазами. На голове красовалась круглая шапочка с высокими, загнутыми к верху полями. Чже Шен неторопливо обвёл глазами присутствующих.
– Что случилось? Что произошло? – над рядами собравшихся полетел недоумённый шёпоток. Четверо военачальников в полном боевом снаряжении, двинулись следом, стараясь держаться вплотную к Чже Шену. Они зорко оглядывали толпу вельмож.
– Сиятельнейшие князья и доблестнейшие из доблестнейших,– обратился к собравшимся Чже Шен.– Все вы знаете, что с уходом из жизни нашего достославного богоравного повелителя, нефритовый престол остался пустым. Но, дабы в сие тяжкое время Империя Феникса не осталась без управления, юнгарх Ченжера И-Лунг, как старший из всех наследников почившего ныне Лин Ту-Линга, объявляется временным правителем государства и охранителем нефритового престола владык Ченжера. И так будет до тех пор, пока боги и мудрый Совет Империи не укажут того, кто достоин занять это высокое место.
Поражённая его словами толпа вельмож, чиновников и придворных разом смолкла словно оглушённая. Не было слышно ни единого возгласа. Но в задних рядах, где стояла немногочисленная, по сравнению со столичной, удельная знать и военачальники, раздались одобрительные выкрики. Однако большинство присутствующих, с бледными, как мел лицами, растерянно молчало.
Среди прочих, в толпе находился командир отряда сидуганских лучников – тайчи Лиянь, который был ревностным приверженцем Братства богини Уранами и верным сторонником юнгарха Учжуна.
Сначала тайчи растерялся, как и все остальные, но, будучи человеком действия, тут же сообразил, что надо срочно предупредить Динху о случившемся. Он стал потихоньку протискиваться к одному из выходов наружу.
Выбравшись из толпы вельмож, Лиянь едва не столкнулся с Железными Ястребами Кунгера, спешившими занять выходы из зала. Он быстро отпрянул прочь с их пути. Бряцая оружием и доспехами, они прошли мимо Лияня, укрывшегося за одной из занавесей. Этот выход был перекрыт, и ему следовало поискать другой.
Он свернул в сторону внутренних покоев Алого дворца, благо тот был столь огромным, что человек мог легко затеряться среди его многочисленных переходов, залов и комнат. Зайдя в коридор, который, по его мнению, вёл к одному из боковых выходов, Лиянь попытался проскользнуть наружу, когда впереди опять послышался дробный топот воинских сандалий.
Это был один из отрядов, вызванных князем Чже Шеном, который прочёсывал Алый дворец в поисках жрецов Братства и сторонников юнгарха Учжуна. Застигнутый врасплох Лиянь, вжался в одну из многочисленных дверных ниш. Внезапно, дверь за ним поддалась, и он спиною вперёд ввалился внутрь небольшой комнаты.
Этот покой не много ни мало принадлежал самому сыну князя Чже Шена – Хэчи, прибывшему в Дацинь из Пограничья с важным донесением от оставленного ванархом Ялунэ его заместителя. Он был четвёртым, и незаконным, сыном князя Чже Шена, прижитым им от своей телохранительницы-тайгетки. Мать Хэчи Шена была на двенадцать лет старше его отца. Она долгое время не только защищала его от возможных покушений, но и верно служила ему в качестве наложницы во время продолжительных боевых походов и войн.
Хэчи Шен родился в палатке воинского стана. Первой его игрушкой был кинжал матери. Няньками маленького Хэчи были обозные шлюхи и увечные ветераны. В отличие от своих старших братьев по отцу, росших в условиях княжеского поместья, он всю свою сознательную жизнь провёл в воинских палатках и шатрах.
Если братья Хэчи Шена учились не только владению оружием, но и постигали различные науки под руководством наставников в Саду Высшей Мудрости, то он к семнадцати годам еле-еле выучился читать и писать. Однако, несмотря на некоторые пробелы в образовании, молодой человек обладал острым умом, крепкой памятью и трезвым суждением. Его отличали ловкость, невероятная выносливость и стойкость к лишениям. Он мог сутками спать под открытым небом, даже в холод и дождь. Легко переносил голод и жажду.
Несмотря на важность исполняемого поручения, Хэчи Шен вот уже четвёртый день как пребывал в невольном затворничестве, терпеливо дожидаясь приёма в Совете Империи. Не будучи посвящён в события, что нынче разворачивались в Дацине, молодой военачальник никак не мог понять, почему никто не хочет его выслушать.
Единственным, кто обратил на него внимание, был старший писец Великого шенсера, ведающий приёмом гонцов и донесений. Он приказал дворцовому распорядителю выделить Хэчи Шену комнату в одном из крыльев Алого дворца, где тайчи должен был дожидаться, когда его вызовут в государственный Совет Империи. С тех пор, как он приехал, то почти безвылазно сидел в отведённых ему покоях.
Привыкший к шуму казарм и деловой суете лагерей, Хэчи Шен не знал, чем заняться. Делать ему было решительно нечего, и потому он занялся изучением летописей и записок древних полководцев, времён покорения ченжерами царств Фалао и Сидугана, которые обнаружились на одной из полок.
Как и большинство малообразованных людей Хэчи Шен был искренне убеждён, что грамота – это трудное, требующее особенной сосредоточенности занятие. Сейчас он, водя пальцем по строчкам и шевеля губами, пытался прочесть один из текстов.
Звук открываемой двери отвлёк Хэчи Шена от разбора древней летописи. Его глаза ещё не успели увидеть, кто вторгается к нему в жилище, как рука уже вытаскивала длинный кинжал, что были в ходу у многих ветеранов Пограничья.
Лиянь спиной вперёд ввалился в комнату, и тут же захлопнул за собой дверь и задвинул дверной засов. Только после этого он смог обернуться, чтобы рассмотреть – куда же это он попал.
Хэчи Шен с любопытством рассматривал своего неожиданного посетителя. На том был просторный, синий халат, расшитый серебряными нитями. Хэчи Шену хватило беглого взгляда, чтобы определить, что перед ним один из придворных и, судя по всему, из благородных.
Единственное, что приводило его в смущение, так это золотая бляха тайчи личной охраны богоравного владыки висевшая на груди незнакомца. Потому-то он только прищурил глаза, решив немного повременить, прежде чем что-либо сделать с непрошенным гостем.
– Прошу прощения за столь неожиданное вторжение,– проговорил незнакомец,– но ваша дверь была открыта… А я, а мне…
– А вам надо было укрыться от недругов,– с усмешкой, докончил за него Хэчи Шен. Несмотря на то, что большую часть своей жизни он провёл вдали от двора, Хэчи Шен кое-что постиг из столичных нравов. Он уже догадался, что его гость скрывался от преследования.
– Да. Точно,– поперхнулся тот.– Тайчи сидуганских стрелков – Лиянь,– с вежливым поклоном представился незнакомец.
– Тайчи третьего сабрака Седьмого габара имперской пехоты – Хэчи Шен,– назвался в ответ Хэчи Шен, и в его глазах мелькнула и тут же погасла весёлая искра.
Услышав имя хозяина комнаты, в которую он попал, Лиянь невольно вздрогнул от неожиданности и покрылся холодным потом. Это надо же – нарваться на одного из сыновей самого князя Чже Шена! Лиянь никогда не видел его, но был наслышан о его подвигах в Пограничье.