, как мышь. Понял? Если не понял – то дурак!
С этими словами Кунгер опять припал к горлышку кувшина, и принялся пить вино большими глотками. Две красные струйки полились ему на грудь. Озадаченный начальник караула вышел из комнаты своего командира.
А в опустевших покоях царила гробовая тишина. Все светильники и факелы были погашены, и эта часть дворца была погружена во тьму. В ведущих туда коридорах и переходах тоже было пустынно. Все двери были наглухо закрыты на засовы, а тяжёлые занавеси опущены. Никто не мог ни видеть, ни слышать, что там происходило.
У одного из входов маялся ожиданием Сюманг. Начальник Тайной Стражи, словно караульный мерил шагами пространство перед дверьми. Десять шагов туда, поворот, десять шагов обратно. Время текло невыносимо медленно.
Внезапно до ушей Сюманга донёсся, еле слышный, приглушённый расстоянием и преградами крик. Услышав его, он задрожал от страха и покрылся холодным потом. Крик оборвался, а через какое-то время повторился снова, только чуть громче. Начальника Тайной Стражи трясло от мысли о том, что боги узнают о его причастности к совершённому злодеянию. Ему казалось, что пол залы вот-вот разверзнется под ногами и его поглотит адская бездна.
Сюманг опустился на колени и принялся истово молиться. Третий крик оборвал его на полуслове, и он замер, словно поняв бесполезность своих молитв. После этого наступила тишина, и на этот раз окончательно. Он вслушивался в неё, ожидая, когда раздастся новый вопль, но его так и не последовало. Сюманг обессилено сидел на холодном мозаичном полу, пока не заметил, что ночной мрак стал потихоньку рассеиваться. И только тогда он понял, что всё уже кончилось.
Теперь следовало торопиться, ибо скоро будут менять охрану. Сюманг поднялся с пола и, шатаясь словно пьяный, подошёл к двери. Вынув из спрятанных под одеждой ножен кинжал, он осторожно поддел печать на засове и, приоткрыв дверь, проскользнул в переход, ведущий в покои Каджи.
Обмирая при мысли, что он может увидеть, он приблизился к комнате царственного узника. Навстречу ему из-за многочисленных занавесей вышел Джаги. Гумьярец затравлено озирался. В руке у него был зажат кривой нож. Но его волновало не то, что он сделал, а то, что с ним теперь будет. Увидев, что Сюманг был один, Джаги немного успокоился.
– Ну, как? Он жив? – засыпал его вопросами начальник Тайной Стражи.
– Я сделал всё, что вы мне велели. Сейчас он без сознания, а потом будет спать. Но понадобится несколько седмиц, прежде чем он сможет встать на ноги. Могу вручить вам доказательство своей работы.
– Это хорошо.
Джаги исчез за занавесью, а Сюманг обессилено опустился на валявшиеся на полу подушки. Ему не хотелось идти туда, где стояло ложе Каджи. Гумьярец вернулся к нему, держа в руках горшочек, который ему накануне принёс Сюманг, и отдал его ченжеру. Тот открыл крышку и заглянул внутрь, и тут же захлопнул её обратно. При этом на его лице промелькнуло выражение отвращения, сменившееся брезгливом любопытством.
– Вот что,– произнёс Сюманг.– Ты останешься здесь, и будешь ухаживать за ним, ну и дальше делать всё, что положено. Никого к нему не допускай. Отныне считай себя на службе у нашего богоравного владыки.
Джаги воспринял его слова с заметным вздохом облегчения.
После этого Сюманг вышел из покоев Каджи, обеими руками прижимая горшочек к груди, словно это была драгоценная добыча. Теперь следовало доложить государю о том, что всё сделано так, как пожелал богоравный владыка. И-Лунг редко вставал с первыми лучами зари, и потому у Сюманга было ещё полно времени, чтобы приготовиться и привести себя в порядок после этой страшной ночи.
Спустя три часа он уже стоял на коленях перед И-Лунгом в его опочивальне. Государь приказал позвать начальника Тайной Стражи, как только проснулся. Сейчас он сидел на своём ложе, одетый в шелковую сорочку, поверх которой был накинут расшитый фениксами и драконами парчовый халат. Кроме их двоих в комнате никого не было, но Сюманг всё равно боялся говорить прямо.
– О-о, богоравный владыка, да превратится каждый твой день в тысячу! Прости своих недостойных слуг. Мы недоглядели, и твой брат Каджа сильно занедужил. По твоему повелению я приставил к нему иноземного лекаря. Своим несравненным искусством он сумел удалить бесов болезни из его тела, и заключить их в этом сосуде. Взгляни богоравный владыка…
С этими словами Сюманг протянул И-Лунгу горшочек, полученный им от Джаги. Тот удивился, но заинтригованный словами начальника Тайной Стражи, взял у него из рук горшочек и осторожно открыл крышку. Там лежало то, что некогда составляло часть мужского естества Каджи.
Некоторое время И-Лунг молчал, а потом внезапно откинулся назад, дрыгая ногами от злорадного хохота. Он смеялся так громко, что даже подслушивающие под дверями дворцовые евнухи, невольно заёрзали от любопытства.
– Отныне этих бесов болезни я буду охранять сам! В своих покоях,– торжествующе смеясь, произнёс И-Лунг.– Он будет напоминать мне о драгоценном здоровье Каджи!
Он был несказанно доволен. Оскоплённый Каджа теперь никогда не сможет занять нефритовый престол Ченжера. Единственным, кто мог претендовать на трон Империи Феникса оставался бежавший Учжун. Ну, ничего, скоро наступит время добраться и до него.
Глава 19
По просёлочной дороге, обсаженной с двух сторон высокими тополями, устало брели шестеро путников. Это были преподобный брат Мозерс вместе с двумя младшими жрецами и тремя послушниками из воинства Братства Богини.
После знаменательного совещания в подземном святилище в храме Сонма Богов, брат Мозерс понял, что ему не следует задерживаться в Дацине. Участь несчастного Каджи только подхлестнула его. К тому же Тайные Стражи сумели выследить наёмного стрелка Братства Богини, и задуманное убийство И-Лунга провалилось. Заклятый на алтаре Уранами и омытый в крови девственницы оберег пропал даром, и это было досаднее всего.
Но ничего, у него есть, чем обрадовать Динху и уменьшить боль от потери оберега. В качестве залога и в знак добрых намерений жрицы-Посвящённые Феникса преподнесли в дар жрецам Братства Богини медную копию, снятую со слепка скрижали Далайрана. Лушань, Шавкар и другие, кто предал великую цель Братства, не представляли себе истинную ценность столь щедрого дара. Только он и Динху, только они могли оценить его. Поэтому-то, собираясь в дорогу, он тайком прихватил с собой копию скрижали. Сейчас медная пластина с выбитыми на ней загадочными рунирами была спрятана у него за пазухой.
Преподобный брат Мозерс и его спутники справедливо опасались погони, и потому не могли идти по обычной дороге, а были вынуждены красться по тропинкам или таким вот просёлкам, вившимся между деревнями и поместьями. С одной стороны, было плохо, что им не удалось раздобыть лошадей, ибо путь им предстоял неблизкий.
Но с другой – отряд спешащих всадников привлекал бы лишнее внимание. Тем более что те немногочисленные кливуты, что были верны И-Лунгу, сейчас вместе с легкоконными стрелками из личной охраны государя разъезжали по близлежащим к столице дорогам, задерживая всех подозрительных людей. Да и большинство дорожных застав наверняка уже занято его воинами, перехватывающими сторонников Учжуна.
Проселок, по которому шли брат Мозерс и его спутники, круто свернул к зелёным купам деревьев, исчезая под их сенью. В трёх сотнях шагов за поворотом они увидели небольшой мост, перекинутый через речушку, пересекавшую дорогу. По обеим сторонам ручья высились толстые стволы могучих вязов. У самой воды стояли ивы.
– Может, остановимся передохнуть, преподобный брат? – обратился к Мозерсу один из жрецов.– Заодно наберём фляги.
– Да,– согласился тот,– но только не у моста. Надо отойти подальше от дороги.
Они перешли по мосту и свернули в сторону, пойдя полсотни шагов вниз по речке. Здесь на берегу была небольшая лужайка, окружённая со всех сторон зарослями ивняка. Оглядевшись, путники решили остановиться здесь.
После долгой ходьбы по пыльной дороге все с наслаждением повалились на траву. Чуть отдохнув, двое послушников спустились к речке и набрали во фляги воды. Остальные распотрошили свои котомки, доставая еду, чтобы немного перекусить.
Брат Мозерс устроился в стороне ото всех. Прикрывшись полой своего широкого плаща, он достал из-за пазухи продолговатую медную пластину с рунирами и принялся их разглядывать. Он отчасти был знаком с письменностью тайгетов, но эти знаки были ему незнакомы, и он никак не мог прочитать их. Впрочем, брат Мозерс не особенно переживал из-за этого. Динху наверняка сумеет разобраться в том, что здесь написано.
Наконец, после долгого отдыха Мозерс и его спутники решили продолжить свой путь. Выбравшись на проселок, они двинулись дальше. Возделанных полей и садов вдоль дороги стало меньше, а навстречу им всё чаще попадались рощи и перелески. Кое-где вдалеке виднелись занятые уборкой урожая редкие земледельцы. Они нисколько не обращали внимания на идущих по дороге путников. А может быть, и обращали, но только предпочитали заниматься своим делом, ибо тёмно-фиолетовые плащи жрецов Братства Богини пугали кулбусов хуже смерти.
Когда на землю пали вечерние сумерки, то брат Мозерс со своими спутниками решил остановиться и заночевать в близлежащей сливовой роще. Утром, едва взошло солнце, они тронулись в дальнейший путь. После полудня они увидели за деревьями какие-то строения.
Издалека нельзя было определить, что это: то ли это деревня кулбусов, то ли поместье местного землевладельца. В случае если это было поместьем кливута, то прежде следовало выяснить, не является ли его хозяин сторонником И-Лунга. После столь долгих мытарств и опасностей Мозерсу и его провожатым совсем не улыбалось оказаться в лапах своих врагов.
Они укрылись среди придорожных кустов, послав одного наиболее ловкого посмотреть: что да как. Отправленный на разведку послушник вскоре вернулся.
– Там впереди нечто вроде поместья,– сказал он.– Большая фанза и несколько сараев.