етских рунирах, а она смогла бы помочь ему их прочитать. Ещё в Дацине ему в голову пришла мысль перерисовать руниры с копии скрижали на пергамент и оставить их себе. Пергамент было куда удобнее прятать, нежели довольно увесистую медную пластину. К тому же неизвестно как себя поведёт Динху. Вдруг он не захочет поделиться с ним знаниями, скрытыми в этой проклятой скрижали? От такой мысли преподобного брата невольно бросило в дрожь. Нет, Динху не может так с ним поступить, мысленно сказал он, успокаивая сам себя.
Глава 20
Когда Тармулан пришла в себя, то обнаружила, что её руки и ноги крепко связаны. Она лежала на земляном полу фанзы. У дальней стены на низком кане спиной к ней сидел ченжер, перед которым стояла жаровня с рдеющими углями, чьи отсветы отражались на стенах и потолке дома.
– Ба-а, кажется, наша малышка очнулась…
До ушей Тармулан донёсся хрипловатый голос. Она медленно повернула голову в ту сторону, откуда он доносился. Ей удалось разглядеть в полумраке комнаты две тёмные неподвижно застывшие фигуры, закутанные в отливавшие фиолетовым оттенком плащи. Она хотела было ответить, но язык еле ворочался в пересохшем рту и потому она промолчала.
– Ты уж прости нас госпожа за то, что пришлось так поступить с тобой. Мы люди невежественные, грубые. Тонкостей обращения не понимаем,– издевательски произнёс говоривший.– Зато, надеюсь, что теперь с тобой не будет никаких хлопот.
Тармулан, попыталась приподняться, но смогла лишь обессилено привалиться затылком к ножке стола. Верёвки глубоко врезались в кожу. Она поморщилась от боли, пронизывающей всё тело. Один из ченжеров перебрался поближе к Тармулан и уселся рядом с молодой женщиной. Судя по его повадкам и одежде, она поняла, что это воин. Его круглые карие глаза внимательно изучали пленницу.
– Не больно-то ты похожа на обыкновенную разбойницу. Молчишь? Ну да не беда, у нас есть опытные мастера развязывать языки.
Он довольно хихикнул, глядя, как лицо Тармулан исказилось от охватившей её бессильной ярости.
– Ничего, ничего. Не сердись на нас, девочка. Послушай, если ты будешь благосклонна к нам, то, возможно, мы замолвим за тебя словечко, и тогда ты умрёшь быстро и безболезненно.
Голос ченжера перешёл на вкрадчивый шёпот. Он придвинулся ней, шумно дыша и обдавая её неприятным запахам изо рта. На его лице застыло выражение вожделения.
– А не то, смотри сама, за тебя возьмётся жрец нашего Братства. У него-то, говорят, даже мёртвые разговаривают…
Услышав про жреца Братства Богини, Тармулан похолодела. При мысли о том, что она может попасть в его лапы, Тармулан пробил озноб. Ченжер заметил искру страха, промелькнувшую в глазах пленницы.
– Говорят, что преподобные братья забирают не только тело, но и душу. Чего тебе стоит немного поразвлечься напоследок перед тем, что тебя ожидает? Зато ты сможешь спасти свою душу…
– Эй, оставьте её в покое,– вмешался ченжер, что сидел в дальнем углу комнаты.– Вы что забыли, как она расправилась с двоими нашими. Этой тайгетской потаскухе нельзя доверять ни на грош, иначе, самое малое, останетесь без причиндалов. Потерпите немного. Доберёмся до места, и тогда уж вовсю пойдёте по девкам, а сейчас воздержитесь…
Слова старшего ченжера, сидевшего у стены, немного отрезвили любвеобильных послушников, и они отодвинулись от Тармулан.
– Слышь, Лишунь, напои её,– велел старший.– А то ещё сдохнет от жажды, а нам надо чтобы она пока была в целости и сохранности.
– Ладно,– проворчал тот, кого назвали Лишунем. Откупорив пробку, он сначала глотнул сам, а только после этого поднёс флягу ко рту пленницы.– Давай, детка, глотни водицы…
Измученная жаждой Тармулан жадно припала к горлышку. Вода была тепловатый и имела какой-то неприятный вкус, но сейчас она не обращала на это никакого внимания. Тем временем второй ченжер отошёл в сторону кухни и вскоре вернулся, неся широкий поднос, уставленный тарелками с едой.
– Впрочем, у тебя есть ещё время подумать,– равнодушно бросил Лишунь, отбирая флягу от губ Тармулан. Он встал и, отойдя, присоединился к своему товарищу.
Оба ченжера расположились у стола. Они ели свой нескудный ужин, запивая его вином, найденным в фанзе, и одновременно вели неторопливый разговор. Тармулан прислушивалась, пытаясь разобрать, о чём те говорили между собой. Она лихорадочно соображала. Что им известно о ней? Пока что было ясно только то, что они дожидаются какого-то жреца Братства Богини, который настоял, чтобы ей сохранили жизнь.
Она понимала, что помощи ей ждать было неоткуда. Эти люди вряд ли будут с ней церемониться. В благородство преподобных братьев мог поверить разве что совсем полный дурак. Тармулан знала, что те мастера ломать волю любого человека, и не только пытками. Не так уж и важно, на сколько вопросов она сумеет ответить. И потом, что она сможет сказать о найденных у неё вещах? Даже эти двое воинов уверены в том, что она не простая разбойница.
Тревожные мысли никак не давали покоя, а боль от верёвок не давала, как следует сосредоточиться. Из раздумий её вырвал грубый пинок ноги. Она с трудом разлепила глаза и увидела стоящего над ней Лишуня.
– Вставай,– приказал ей ченжер, снимая путы с её ног.– Веди себя тихо, поняла?
Пленница послушно кивнула. Её руки по-прежнему оставались стянутыми за спиной. Она с трудом разогнулась и присела, тяжело привалившись спиной к столу. Затёкшие ноги отдавали болью.
Над Тармулан нависла тень человека в тёмно-фиолетовом плаще.
– Очнулась? – произнёс он неожиданно мягким голосом, и Тармулан почувствовала на себе липкий пристальный взгляд.
– Да, преподобный брат,– почтительно ответствовал Лишунь. По тому, как он обратился к задавшему вопрос, Тармулан поняла, что перед ней один из жрецов Братства Богини. Ченжер стоял, покручивая в пальцах тамгу, снятую с её груди.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Тайша,– ответила Тармулан, назвав первое попавшееся имя.
– Ты тайгетка, и судя по твоей одеже не из простых. Что тебе понадобилось в Ченжере?
Молодая женщина, на мгновение заколебалась, подбирая слова для ответа, но в тот же миг брат Мозерс с силой ударил её ногой в бок. От удара Тармулан отбросило в сторону, в глазах потемнело от боли и ей вдруг стало нечем дышать.
– Отвечай, что тебе понадобилось в Ченжере? Говори быстро, и не задумываясь…
Повторяя вопрос, он нагнулся над ней, вплотную придвинувшись к её лицу. Его голос потерял мягкость, вместо которой теперь слышалось злобное шипение.
– Я была телохранительницей одного богатого кливута,– выдохнула она.
– Назови имя?
– Ляо,– судорожно сглатывая, произнесла Тармулан.– Его зовут Ляо. Он служит в городском войске Дациня.
– Это он дал тебе дорожную тамгу?
– Да.
Распрямившись, Мозерс неподвижно замер над Тармулан. Он молча размышлял об услышанном, всё более убеждаясь, что эта девка нагло врёт. Людей с таким именем, как Ляо среди ченжеров и полукровок пруд пруди. Да к тому же она не знает, что после переворота в Дацине, дорожную тамгу могут выдать только два человека. И-Лунг или князь Чже Шен.
Тем временем Тармулан, затаив дыхание, наблюдала за ченжером из-под прикрытых век. Она понимала, что сказанное ей неубедительно, но надежда протянуть хоть какое-то время не оставляла её.
– Ладно,– ченжер бросил на пленницу недобрый взгляд.– Отведи её в сарай к той кулбуске. Пусть поглядит на неё и хорошенько подумает о своей участи. Я разберусь с ней утром.
Брат Мозерс коротко кивнул послушнику и отвернулся к сидевшему у стены Гао. Нужно было подумать и заодно посоветоваться с младшим жрецом. Лишунь помог Тармулан подняться, затем накинул ей на шею петлю и повёл за собой словно овцу.
Двое ченжеров отвели пленницу в сарай. Они не стали привязывать её к столбу, а просто бросили на солому, увязанную в большие тюки. Только конец петли, обхватывающей шею Тармулан, захлестнули вокруг стропила поддерживающего крышу сарая и подтянули вверх, заставив её приподняться. Теперь она могла лишь сидеть или стоять.
– Погляди-ка туда,– обратился к ней один из ченжеров. Он взял её за подбородок и силой повернул лицо молодой женщины. В дальнем от входа углу сарая шевелился какой-то кровавый комок, отдалённо напоминавший человеческое тело. В нём ещё жила искра жизни и он трепыхался. Тармулан почувствовала, как сжался её желудок, и судорожно сглотнула подступивший к горлу ком.
– Смотри. Смотри-и…– встряхнул её ченжер, заметив, что она закрыла глаза.– Если будешь упрямиться, то будешь подыхать так же долго.
Он отпустил Тармулан, и она безвольно обвисла на своём поводке. Второй из ченжеров проверил, насколько хорошо затянуты её путы и поправил узлы. После этого они удалились, и Тармулан осталась одна, если не считать умирающей в дальнем углу сарая кулбуски. Она старалась не смотреть в её сторону. Где-то через час, та затихла и успокоилась навеки, избавившись от мучений.
Тармулан нисколько не сомневалась в том, что её ждёт мучительная смерть. Жрец Братства Богини и его подручные не пощадят её. Как только они выпытают у неё все, что им нужно, она умрёт. Впрочем, у неё ещё есть возможность избежать пыток. Она посмотрела на конец петли, привязанный к балке стропила. Тармулан прикинула: петля на её шее затянута не сильно, так что ей придётся постараться. На мгновение она представила себе выражение лиц ченжеров, когда они утром обнаружат её посиневший труп.
Но тут голову Тармулан посетила другая мысль. Поступи она так, и её душа никогда не обретёт покоя, и если даже она не попадёт в царство умерших, то будет неприкаянно скитаться вместе с душами других самоубийц. Она избавит своё тело от пыток, но душа Тармулан никогда не сможет переродиться…
От всех этих мыслей на неё нашло чувство безысходности, и Тармулан заплакала. Наверное, она плакала в первый раз с тех пор, как её выдали замуж, и она покинула родительский кров.
Сквозь щели в сарай проник первый тоненький лучик восходящего солнца. Он упал на заплаканное лицо Тармулан, и она открыла глаза. Свет ока Мизирта[1] словно вдохнул в её измученное болью тело новые силы. Нет, она так просто не сдастся, ибо учение Доброго Бога гласило – борись до конца!