– Мы нашли её, господин,– отдышавшись, шёпотом ответил ему Щербатый.
– Кого? – недоумённо спросил Кастагир.
– Сокровищницу храма,– также шёпотом ответил Таохэ, показывая рукой на плиту.
Кастагир нахмурился, разглядывая каменную крышку с выбитыми на ней непонятными знаками, лежащую вровень с плитами двора. Конечно, это не очень-то было похоже на сокровищницу, но кто знает, может быть, монахи при их приближении к обители, могли сюда спрятать свои богатства.
Тайчи вопросительно глянул на воинов. Те безмолвно смотрели на него, ожидая какое решение он примет. Некоторое время Кастагир прислушивался к шуму и грохоту, производимому остальными ратниками, обыскивающими подворье, потом обернулся к обоим воинам, приложил палец к губам и молча кивнул на крышку. Таохэ взял свою совню и вставил лезвие в щель между крышкой и плитой. Рядом воткнули вторую совню и все трое налегли своим весом на получившиеся рычаги. Каменная крышка начала медленно поддаваться.
По случайной или неведомо чьей прихоти, в одной из гранитных плит, составлявших облицовку стенок отстойника, был вкраплён небольшой кусок кварца, видимо оставшийся по недосмотру каменотёса в плите. Дневной свет, проникший в образованную усилиями ченжеров щель, отразился от него весёлым солнечным зайчиком. Именно этот блеск кварцевой чешуйки и увидели находящиеся снаружи искатели сокровищ.
– Там драгож-женные камни! – радостно взвизгнул Щербатый, и тут же получил затрещину от Кастагира.
– Тихо, шепелявый дурак,– тайчи мотнул головой в направлении шума, который сопровождал других искателей сокровищ по всему подворью. Он опять переглянулся с обоими воинами и дал знак приступать к дальнейшим действиям. Трое ченжеров налегли на совни с удвоенной силой. Древки затрещали, грозя вот-вот обломиться, но внезапно тяжёлая каменная крышка поддалась и резко отъехала в сторону. Кастагир, стоявший ближе остальных, низко наклонился над зиявшим колодцем. В то же мгновение его случайно задел Таохэ. Коротко вскрикнув от неожиданности, тайчи ухнул вниз головой прямо в отстойник.
До стоящих на поверхности воинов сначала донёсся громкий всплеск, а затем отчаянный вопль, который сопровождался страшными богохульствами и проклятиями, призываемыми на их голову. Таохэ с Щербатым пришли в оцепенение. Доносившийся снизу из темноты голос Кастагира пообещал им, что как только он отсюда выберется, то они оба будут немедленно посажены на кол и поджарены на медленном огне.
На лицах обоих ченжеров проступил страх. Несомненно, что какой-либо из злых духов, призванных защищать сокровища обители, вселился в их начальника. Охваченные суеверным ужасом оба воина бросились бежать прочь несмотря на то, что голос Кастагира приказывал им каким угодно способом поднять его на поверхность.
За ближайшим углом они наткнулись на Кендага. Увидев тайгета, незадачливые искатели сокровищ поведали, что злобный дух, поднявшийся из глубин преисподней, утащил туда самого тайчи Кастагира.
Хмуро выслушав сбивчивый рассказ обоих ратников, Кендаг подозвал к себе Джучибера ещё двух наёмников из числа своих соплеменников и велел ченжерам вести их к месту, где пропал Кастагир.
Подходя к тёмному провалу отстойника, они на всякий случай приготовились к бою. Разобравшись в чём дело, Кендаг немедленно послал Таохэ и Щербатого за верёвкой. Те, поняв какую ошибку они совершили, поспешили броситься на её поиски, так и не вернувшись назад. Вероятно, после всего случившегося, оба воина благоразумно решили не показываться на глаза Кастагиру. Наёмники же устав ждать обещанной верёвки, разорвали два плаща на полосы и, связав их между собой, вытащили изрыгающего проклятия тайчи из отстойника.
Вид грозного и непобедимого военачальника был поистине ужасен. Как только Кастагир появился на поверхности, воины поспешили отойти подальше от него, отворачиваясь и зажимая носы. Переглядываясь между собой, они старались сохранить невозмутимое выражение лиц, но как только Кастагир отводил от них взгляд, злорадно посмеивались над ченжером.
«Непобедимый» тайчи испытывал двойное унижение оттого, что из выгребной ямы его вытащили тайгеты, которых он всей душой презирал и ненавидел. Наёмники удалились от Кастагира под предлогом поиска воды, которой он сможет смыть с себя нечистоты.
Тем временем князь Чже Шен приказал разыскать Кастагира, которому он намеревался поручить возглавить передовые части войска и послать его вперёд в долину Тыйфыня. Полководец справедливо опасался засад у водопадов среди многочисленных скал.
Дежурный начальник караула доложил, что тайчи Кастагир в ставке отсутствует. Вероятнее всего он отправился с частью войск в захваченный город, и начальник караула уже послал за ним гонца. Чже Шен выслушав доклад, приказал седлать коней. Это даже хорошо, что Кастагир находится при войсках, тем быстрее он и его воины смогут выступить.
Подъехав к городским воротам, князь обратил своё внимание, что ратники необычно веселы. Чже Шен нахмурился – он жестоко карал воинов за пьянство в походе. Однако те не производили впечатления людей бывших в подпитии или нанюхавшихся пыльцы серого лотоса. Весело перебрасываясь непонятными князю шутками, они покидали разграбленный город, устремляясь к месту сбора.
Ментарх, охранявший со своей полусотней городские ворота, столь же весело поблёскивая глазами, рассказал, что тайчи Кастагира видели на подворье, расположенном в одной из городских окраин.
Когда Чже Шен добрался до указанного места, то на храмовом дворе он увидел странную картину. Голый тайчи Кастагир стоял посреди двора, а несколько воинов, держась на почтительном расстоянии, окатывали его водой из кожаных вёдер.
Сначала князь так и не понял, зачем Кастагир решил раздеться перед кумирней захваченного подворья, но высокий пожилой тайгетский наёмник, лукаво посвёркивая глазами и тщательно скрывая усмешку, прояснил сложившееся положение.
Сначала Чже Шен хотел подъехать к незадачливому искателю сокровищ и выразить сочувствие по поводу прискорбного происшествия, которое приключилось с ним. Но, поразмыслив, князь решил сделать вид, что он ничего не заметил, ибо Кастагир мог расценить проявленное сочувствие как насмешку. Чже Шен не хотел обижать преданного ему военачальника, чьи услуги ещё пригодятся. Да и запах, исходящий от Кастагира, несмотря на старания воинов с вёдрами, был ещё слишком силён.
Показывая пример окружающим, князь направил коня к воротам и с непроницаемым лицом принялся рассматривать окрестности. Молодой тайчи Бейтар склонился к нему, выслушивая распоряжения о проведении разведки. Лишь по весёлым огонькам, мелькавшим в его глазах, Чже Шен догадался, что тот, как и все окружающие, про себя посмеивается над Кастагиром.
Ладно, пора было возвращаться в лагерь.
На обратном пути Чже Шен опять заметил какое-то непонятное столпотворение. Неподалёку от стен города около сотни одетых в красные одежды людей, устанавливали ряды высоких кольев, окружавших высокий помост, воздвигнутый в середине поля. Помост был убран богатыми коврами и тканями. На нём стоял трон, предназначенный для богоравного владыки. На самом краю поля чадно дымили костры. Сюда же сгоняли пленных и жителей из захваченного Вэньгэда.
– Что это? – князь обернулся к сингарху Югюлаю.
– А-а,– тот пренебрежительно махнул рукой.– Богоравный повелитель тешится очередной казнью изменников и предателей, после справедливого суда.
Чже Шен повернул коня в сторону лагеря. Всю жизнь убивавший и умеющий убивать, тем не менее, он никак не мог понять истязания поверженного противника. Вытянуть нужные сведения, устрашить в качестве наказания. Да, это он ещё мог понять, но вот так бессмысленно истреблять собственных подданных…
Впрочем, сингарх Югюлай сказал правильно: повелитель тешится. К тому же, И-Лунгу как правителю надо привыкать к пролитию крови.
Над равниной повис протяжный, наполненный мукой и болью, крик первой жертвы. Следом последовал второй. Палачи подходили к толпе, выхватывали из неё очередную жертву и уводили в сторону помоста, где сидел И-Лунг.
Для оставшихся ожидание, было мучительнее, чем сама казнь. Многие из пленников, ожидавшие своей очереди, не выдерживали. Одни, теряя сознание падали на землю. Другие рвали на себе волосы, царапали лица, били себя в грудь и громко кричали. Одному из пленников удалось разбить себе голову о лежащий на земле острый камень. Остальным такой возможности не представилось.
Вскоре всё поле у городских стен Вэньгэда покрылось кольями и виселицами, на которых повисли окровавленные трупы. От костров вздымался в небо чадный дым, воняющий палёным мясом и сгоревшей плотью. Некогда цветущие и радостные окрестности Вэньгэда превратились в мрачную долину смерти.
Глава 24
После зверской расправы над жителями Вэньгэда войска И-Лунга, возобновляя своё наступление, двинулись в сторону замка Тыйфынь – последней крепости, стоящей на их пути к столице Гиньского княжества.
В Тыйфыне находились большие запасы оружия и воинского снаряжения, там же была укрыта большая часть гиньской казны. Захватив эту крепость, имперцы рассчитывали овладеть всеми землями, лежащими на левом берегу Чулбы. Тыйфынь был одной из самых неприступных крепостей Гиньского княжества. Сейчас она стала убежищем для гиньцев и части сторонников юнгарха Учжуна, пытавшихся найти укрытие в Гиньском княжестве.
Замок возвышался на берегу горного озера. Основанием ему служили массивные гранитные скалы. Окрестности замка были очень неудобны для расположения осадных орудий и приспособлений. Ядра установленных в долине камнемётов достигали стен замка уже на излёте, не причиняя защитникам никакого существенного вреда. Ну, а для того, чтобы подтянуть тараны и осадные щиты, было необходимо расчистить пути к самым стенам, для чего могло потребоваться не менее месяца тяжёлой опасной работы. Поэтому имперцам дважды пришлось идти на штурм только при помощи лестниц.
Оба приступа оказались неудачными для осаждавших, потерявших более шестисот человек убитыми и ранеными. Однако ченжеры упрямо продолжали осаду, уверенные в том, что смогут если не силой оружия, то голодом принудить осаждённых к сдаче. Иногда ночью, из Тыйфыня выходили отряды смельчаков и нападали на посты имперских войск. Своими молниеносными наскоками о