— Какую? — с подозрением напрягся Эндрю.
— Ты станешь самым крутым рок-музыкантом!
— Круче Элиса Купера?
— Никто не может быть круче Элиса Купера. Разве что мой младший брат.
— И смету всех фанатов!
— Ну-ну, — Кристофер покровительственно мазнул брата рукой по голове. — Не так всё плохо!
«Не так всё плохо» — повторял Эндрю, когда ошалевший еле брел под руку с хмурым наставником до дома после того, как провел первый ритуал в лесу — и вместо сумеречного зрения получил полный набор звериных обостренных ощущений. А с этим — развороченные трупики животных.
«Не так всё плохо» — повторял Эндрю, когда заживил простой порез у друга, а вместе с тем — и его больное сердце. А сам несколько дней приходил в себя.
Колдовство сильнее стучало изнутри, и порой казалось, что он сходит с ума от ломки. Про него говорили, что он опасен, что младшего Уолтона стоит запереть под надзором старших колдунов. Эндрю отчаянно боялся такого исхода и с головой уходил в музыку.
«Не так всё плохо». Когда его первый роман закончился провалом, а простенький ритуал мести тому, к кому ушла девушка, обернулся долгой и мучительной болезнью. И ударил по самому Эндрю.
Он никогда не хотел убивать.
Вот только колдовство медленно и уверенно убивало его самого. Наставники разводили руками, ритуалы не сдерживали мощь. Эндрю не пользовался так долго, как мог.
Колдовство обладало собственным ритмом и песней. Подобно медленному тягучему яду разъедало изнутри и жглось. Он верил, что справится. Переждёт. Собрал вещи и съехал из семейного дома, чтобы никто не слышал, как хочется выцарапать эту силу из себя.
Пока брат не попал в аварию.
Тот любил гонять по ночам, даже участвовал в нелегальных заездах. И одной ночью Эндрю увидел высветившийся звонок Мари, которая, захлебываясь слезами, с трудом смогла объяснить, что Кристофер чуть не разбился. Скользкая трасса, занесло на повороте, врезался в столб. Врачи не давали никаких прогнозов.
Эндрю даже не сомневался, когда ворвался в больницу посреди ночи, промчался мимо дрожащей Мари и молчаливых родителей. В тот момент он знал, что надо делать. Но ему нужно было видеть брата, иначе могло что-то пойти не так. Он настойчиво просил пустить его в операционную, как угодно, под любым предлогом. Так надо. Почти отчаялся, когда отец применил собственную эмпатию и волю на ведущего хирурга.
Эндрю до сих пор помнил тело брата на столе, писк приборов и гнетущее молчание врачей. Он не знал, что не так, просто знал, что сможет. Выпустил всё, что было внутри. Латал снова и снова. Вливал без остатка, даже не замечая, как тускнеет мир для него самого.
И сполз на пол, корчась от судорог и боли.
Или всё, или ничего.
Кристофер выжил. А отец всё-таки нашёл единственный способ, чтобы помочь младшему сыну.
Эндрю только помнил, как приехал на репетицию группы, в клубе крутилось ещё несколько человек. Он пил одну воду с лимоном, дальше — провал. Угрозы не было — колдовство молчало.
Кристофер настойчиво спрашивал, почему под «грезами» Эндрю считал, что его заставляют убивать.
— Всё дело в вас. Ты же знаешь, почти любая колдовская опасность сначала отразится на мне. Я видел, как снова и снова воздействуют на тебя и Мари, на маму, но ничего не мог поделать. Только щит срабатывал на тех, кто вокруг. Я нёс смерть. И всё равно не мог вас спасти.
— Ты и не должен.
— Да? А разве не это заявлял отец? — со злостью произнес Эндрю. — Щит Уолтонов, который спасет от всех бед. Сколько заклинаний он вплетал в том ритуале, а? Здорово, что колдовство убивает не меня, а других. И какой толк в этом?
— Это грёзы, — как мог, мягко произнёс Кристофер, — даже не пророческие видения. Я могу взглянуть на твои воспоминания?
— Да.
Вообще, как эмпат он мог и не спрашивать разрешения, невзначай коснуться мыслей брата и выловить образы. Но никогда бы не сделал такого без чужого разрешения.
Скинув рубашки, оба встали напротив друг друга. Высокий, темноволосый Кристофер, с татуировкой из ветвей и сердца на груди и Эндрю, немного мельче, с белой макушкой и тонкими ключицами. Через прикосновения получалось проще и легче, сама кожа и пульсация одной крови передавали мысли и эмоции. Впрочем, к наготе в их семье вообще относились куда проще, чем во многих других — она требовалась для некоторых ритуалов.
Теплая рука брата легла на лоб, а сам Эндрю положил ладонь ему на грудь, чувствуя биение сердца — спокойное, ровное. У каждого человека оно бьётся по-своему.
Колдовство окутывало обоих, шуршало внутри, подавалось навстречу. Казалось, где-то вдалеке хлопали птичьи крылья, повеяло холодным ветром с высоких гор. Внутри замелькали размытые и немного смазанные картинки: клуб, настройка оборудования, смех и шутки, скрипы, шаги. Вкус прохладной воды с запахом лимона. Чей-то осторожный вопрос, крепкий запах табака — не сигарет… а трубки.
Потом крепкие чужие руки под плечами. Холодные. Равнодушие нескольких людей. Шум машин.
Город. Старый дом. Кровь на золоте. Кровь. Под пальцами и ногтями. Смерть — чужих. И мерзкий вкус во рту.
Кристофер отшатнулся, убрав руку, и связь прервалась вместе с воспоминаниями, которые теперь всё равно витали рядом. Как легковесные незримые призраки или едва ощутимая пыльца. Даже в тепле квартиры Эндрю подмерз и теперь потянулся за брошенной на диван рубашкой.
— Он был не один, — задумчиво протянул Кристофер.
Так и оставшись в одних брюках и босой, он подошёл к обеденному столу и закурил крепкие сигареты. В той же манере, что и отец, заложил одну руку в карман и слегка покачивался с носков на пятки. Во всей его позе сквозила непринужденная расслабленность — только сейчас. Дома, рядом с семьей.
— Я не помню, правда, — Эндрю распластался на диване, закинув руки за голову. Лёгкая, но даже приятная усталость вовсе не мешала, а напоминала, как приятно порой колдовать. То, что ему требовалось едва ли не физически.
— Ну, мы же что-то видели. А твои друзья ничего не смогли рассказать?
— Не-а. Говорили, что видели кого-то, но не запомнили. Мужчина. Он сразу подошёл ко мне и увёл в сторону. Думали, новый продюсер.
— Ладно. Ты пойдёшь к Лоусонам? Или останешься дома?
— Я не болен, Крис. Ещё не хватало сидеть взаперти!
— Как скажешь. Я заеду к маме, проверю, что у неё всё в порядке. Предложу переехать на время ко мне, наши стены надёжно защищены.
— Ты же знаешь, она откажется.
— Посмотрим.
Прищурив глаза, Кристофер хитро посмотрел на него сквозь сизые клубы дыма, и ткнул в воздухе перед собой рукой с зажатой сигаретой:
— Там будет достаточно девиц. Пора тебе уже перестать страдать по Сильвии.
— У, советы от старшего брата! Как ценно, а!
— Да сколько можно! Ты же рок-музыкант. Соответствуй. Интрижки, скандалы, что там ещё полагается?
— А я почти! Потом буду писать в мемуарах про тяжелые проблемы с наркотиками и депрессию. Тебя обязательно впишу. Скажу, что ты в детстве бил меня по голове.
— Эй! Только подушками!
Эндрю широко усмехнулся и запустил в брата одной с дивана, а тот ловко увернулся и прыгнул к дивану за своим снарядом.
Когда в квартиру вошла Мари, бой был в самом разгаре. Она со стуком скинула туфли и прошелестела платьем в сторону кухни, громко шепнув:
— И это мои колдуны-братья! Глинтвейн будете?
— Да! — хором ответили оба.
На прием Уолтоны не торопились.
Последние дни Эндрю почти не вылезал с репетиций, а Кристофер с Мари — из офиса, разгребая дела, и каждый опасался, как бы ни случилось новой беды, но никаких новостей про Охоту не было.
Пока Кристофер помогал Мари с платьем, Эндрю в ванне сполоснул лицо прохладной водой и провёл влажной ладонью по выжженным перекисью волосам. На нём сейчас была однотонная рубашка нараспашку, а на груди — широкая кожаная портупея с несколькими ремешками и кольцами. Застегнута достаточно свободно, чтобы не натирала кожу, и в то же время плотно, чтобы не болталась.
Вода шумела и отскакивала капельками от белоснежной керамики, а Эндрю вцепился пальцами в её прохладные края. Нечего опасаться. А если угроза и будет — он точно с ней справится. На то и щит. Когда он выключил воду и на пару мгновений замер, настраиваясь на шум и толпу, из гостиной раздался негромкий смех. Кристофер обнимал со спины Мари и легонько дул на открытую шею с ниткой жемчуга. Про них действительно можно было сказать «красивая пара». Неуловимо похожие друг на друга, с темными волосами и легким чувством собственного достоинства, они притягивали взгляды и ни капли не смущались разговоров за спиной. Так нельзя. Это неправильно.
Честно говоря, Эндрю не удивился, когда узнал, что между Кристофером и Мари близкая связь. Для него они всё равно оставались старшим братом и сестрой.
Сейчас Мари облачилась в узкое бархатное платье с тонкой кружевной паутинкой по спине, а Кристофер стоял в брюках и распахнутой белоснежной рубашке, которая вопила «я владелец крупного бизнеса», но застегивать не торопился, увлеченный тем, что щекотал сестру, а та со смехом отмахивалась.
— Вы ещё сексом займитесь, — закатил глаза Эндрю, прислонившись к косяку. — Мы опаздываем.
— Не опоздаем. Я поведу.
— Крис, ты уверен? — встрепенулась Мари. — Вы же с Дугласом наверняка будете пить.
— Значит, оставлю там машину, а заберу потом.
Кристофер уже накинул кожаную коричневую куртку и затягивал такие же перчатки, вообще предпочитая оставаться в них в публичных местах. Порой через те же прикосновения эмоции передавались куда ярче и острее. Эндрю пока застегнул рубашку, хоть и в салоне наверняка было тепло.
Можно сказать, это была их фамильная черта — шокировать других.
Первым был отец, применивший заклятие на собственном сыне.
Потом Кристофер, который, не стесняясь, поцеловал Мари на одном из приёмов так, чтобы ни у кого не осталось сомнений, какие между ними отношения.