– Сергей Викторович, можете готовиться к полету, – отправил меня прочь из ангара государь, а сам, дождавшись моего ухода, о чем-то заговорил с генералом.
Снаружи не то, что внутри. Как только встал на свое место брезентовый полог, так все звуки за моей спиной и отрезало. Хорошо хоть умудрился на выходе свои шмотки подхватить.
Да и ладно. Осмотрелся. То-то я моторов много слышал. Автомобилей-то вокруг сколько! И погоны, погоны на солнце так золотом и сверкают. Что-то многовато пассажиров у меня образуется. Надеюсь, не все из приехавших в самолет полезут? А то ведь не взлетим по перегрузу. По сторонам оцепление казачье выставлено. А из ангара так никто и не выходит.
Мое дело действительно армейское – приказали готовиться, я и готовлюсь. Хотя что тут готовиться-то? Давно все готово. Но для вида в самолет залез, покрутился там минуту-другую, пошумел-потопал, рулями пошевелил, мундир на плечики пристроил да снова наружу выпрыгнул. Доложился о готовности к запуску моторов государеву офицеру, что рядом с самолетом стоял. Тот только кивнул понятливо да к ангару направился. Скрылся на десяток секунд за пологом и тут же назад вернулся:
– Приказано ждать!
Ну, ждать, значит, ждать.
А тут и автомобиль вернулся. Дежурного вчерашнего привезли, который нам приказ передавал, да в ангар его и завели. Правда, через весьма короткое время вывели и пешком назад отправили. А тот и рад, припустил быстрым шагом прочь, только что не бегом, даже пыль слегка следом тянется. Да еще и оглядываться на ходу умудряется. Опасается, наверное, что могут передумать да назад позвать.
Джунковский вышел, сразу меня углядел и к себе подозвал:
– Сергей Викторович, больше ничего этакого с вами не приключалось? – и смотрит так внимательно, словно я сам себе все это этакое создаю.
Скривился, о вчерашних своих преследователях вспомнил. Вспомнил и рассказал в подробностях. Напрягает меня все непонятное. Пусть теперь не только одного меня напрягает.
– А где ваше сопровождение в этот момент находилось?
– Так толпа же. Давка была. Вот и оторвались они от меня, – не стал я подставлять Игната с Семеном. А что? Так ведь и было на самом деле.
– Будем разбираться, – вздохнул Владимир Федорович. – Но и вы уж на рожон попусту не лезьте, особенно без охраны. Да, Сергей Викторович, умеете вы на пустом месте проблем подкинуть. Придется теперь разбираться с этими странностями. Хорошо бы и вам, и нам здесь остаться, но…
– Да понимаю я всё. Постараюсь быстренько везде пролететь, нигде не задерживаться. Но тут не от меня все зависит.
И мы оба оглянулись на ангар. Государь-то еще там. Да, еще об одном обязательно уточнить необходимо. А то потом поздно будет.
– Владимир Федорович, а маршрут согласован? Аэродромы подготовлены к нашему приему?
– Какой маршрут? А-а, понял, о чем вы. В Сухуме нас должны ждать. Там же и заправят. И Юденич посадочную площадку обеспечит.
– Связи, конечно, нет?
На что Владимир Федорович только скривился.
– Пойду, доложу сам о вашей готовности, – зачем-то отчитался передо мной Джунковский, вздохнул и решительно направился к государю…
К счастью, вместе с государем в самолет залезло не так и много свитских. Всего-то в сумме получилось около тонны загрузки. Интересно как – императора Всероссийского со свитой в килограммах меряю. Скажи кому, не поверят. Да. Ладно. До Сухума нам топлива хватит с запасом, а там дозаправимся и до штаба Кавказской армии долетим…
Сам перелет прошел буднично. Единственное, так это государь как встал еще на взлете за моей спиной, так почти весь полет там и простоял. Я даже один разок не выдержал такого пристального внимания и предложил монарху на правое кресло присесть. Самому, так сказать, примериться к работе пилота. На удивление, Николай от моего предложения отказался.
В Сухуме нас ждали. Сразу после посадки к самолету подъехали автомобили, и государь со свитой и охраной уехали. Рисковать и вылетать на ночь глядя не стали, решили заночевать здесь. Мы уж совсем было собрались в самолете устраиваться на отдых, как и за нами одна из тех же машин пришла. Отвезла по темноте в какой-то пансионат на берегу. Ничего вокруг не видно, только слышно, как море невдалеке шумит. А вот когда луна выскочила на небосклон, тогда светло стало. И красиво.
А утром та же машина за нами пришла и к самолету отвезла. Пассажиров наших прождали часа два. Хорошо хоть кормежкой нас обеспечили. И только мы стол в кабине накрыли да завтракать уселись, как государь подъехал. Увидел такое дело, приказал не суетиться и спокойно доедать. А сам с сопровождением даже в кабину залезать не стал, отошел в сторонку, остался снаружи.
Какой тут доедать. Быстро свернулись, чай в два глотка выхлебали и по местам разбежались. В полете позавтракаем. А я наружу выпрыгнул и докладывать о готовности пошел.
Запустились, взлетели и направились на юг. Пошли с набором высоты вдоль гор. Показал Николаю искрящуюся снегом вершину Эльбруса. Император как наклонился к боковому окну, так от него и не отлипал добрые минут пятнадцать. Красотами природы любовался. Еще бы ими не любоваться. Слева горы, справа море. А позже и под нами горы оказались. И сразу же начало потряхивать, появилась сильная болтанка. По кабине разошелся характерный запах. У кого-то из пассажиров явная непереносимость болтанки. Лишь бы в грузовой кабине этому непереносящему успели ведро подставить. Иначе придется нам после полета в самолете полы отмывать…
У Юденича мы вообще никуда от самолета не отходили. И спали в нем же, и ели. Единственное, так это по нужде в сторону бегали, в специально обустроенное для нас помещение. За полчаса обустроили, что характерно. Могут же? Когда прикажут!
Так и просидели под охраной в солдатском оцеплении без каких-либо движений и действий целых три дня. И без новостей, само собой. Тяжелее всех пришлось Маяковскому. Ну, во-первых, как он ни порывался примкнуть к сопровождавшим императора лицам со своим фотоаппаратом, а ничего из этого не вышло. И даже издательская слава не помогла. А во-вторых, ему строго-настрого запретили своим фотоаппаратом во время полета пользоваться и фотографировать государя. И правильно запретили!
А через три дня вернулся довольный Николай, и мы отправились в путь-дорогу по обратному маршруту. И точно так же садились на дозаправку и ночевку в Сухуме.
А затем был перелет в Киев и Варшаву. В Ставке Николай провел больше недели. И все это время мы просидели на земле – поселили нас в каком-то здании казарменного типа. Даже на воздушную разведку ни разу не вылетели, не говоря о чем-то большем. Снова никто нас никуда не выпускал. Единственное, что в оцепление, как у Юденича, не взяли. А вот самолет все это время находился под неусыпной охраной. Два солдатика постоянно топтались рядом с ним.
У меня так хоть какая-то отрада была. Меня, можно и так сказать, допрашивали. Или расспрашивали. И так и этак будет верно. Пару раз меня выдергивал к себе Джунковский. Первый раз с вопросами по разбомбленному «Гебену» и двум пороховым заводам, а второй… Второй раз выдернул поздним вечером – прислал, как всегда, автомобиль.
Каково же было мое удивление, когда в знакомом мне по прошлому посещению кабинете я не только Владимира Федоровича увидел, а Николая с матушкой, Марией Федоровной. И первый же вопрос, который мне задала Мария Федоровна, предварительно выслушав мои приветствия, был о «Гебене». О том самом проклятущем крейсере.
– Сергей Викторович, зачем вы его бомбили? Стоит себе корабль в ремонте, ну и пусть стоит. Неужели непонятно было, что он уже никакой опасности не представляет?
– Ваше величество, да понятно все было. Сам сомневался. А потом знающие люди растолковали, в чем там было дело. Пушки-то с него никто не снимал. А боеприпасы со склада на корабль подвезти дело быстрое. Склады-то те рядом совсем с верфями.
– Допустим, – кивнула Мария Федоровна. – А почему тогда второй раз бомбили?
– Какой второй раз? – удивился даже. – Не было никакого второго раза.
– Как не было? Вот у меня приказ о повторной бомбардировке, – и какую-то бумагу со стола берет, вчитывается. Потом передает ее мне.
– Не было никакого второго вылета. Пороховые заводы бомбили, это было. Хотя зачем их было бомбить, тоже не понимаю.
– Исходя из объяснений штаба, никто на самом деле не рассчитывал на такую молниеносную победу в проливах, – вклинился с объяснениями Джунковский, испросив перед этим у императрицы разрешение вмешаться в разговор. – Сергею Викторовичу все правильно сказали. Оттого и «Гебен» бомбили, потому что опасались его ввода в строй. И заводы по той же самой причине сожгли.
– Какой ввод в строй? Он же со вскрытыми бортами на бонах стоял? – удивился и не удержался я от вопроса. Ладно бы снаряды подвезли и стрелять начали. А при чем тут ввод в строй? Глупости какие.
– И что? Глубины ведь там небольшие. А вести артиллерийский огонь вскрытые, как вы говорите, борта не мешают. И развернуть его на бонах тоже ведь можно. Вот и решило перестраховаться наше командование на будущее. Убрать самый сильный корабль противника с доски…
– Почему самый сильный? Скоро ведь наша «Императрица Мария» должна будет со стапелей сойти? – не удержался я от уточнения.
– Да, «Императрица» сильнее. Но она все еще на верфях. И когда со стапелей сойдет, одному Господу Богу известно, – наконец-то включился в разговор император. А в голосе-то так раздражение и плещет. Чем это я его так рассердил? У-у, как смотрит-то. Сейчас дыру прожжет.
– Все так плохо, ваше императорское величество? – своим вопросом Джунковский попытался переключить внимание государя на себя.
– Плохо? Нет, Владимир Федорович, не просто плохо, а катастрофически плохо! – Николай наконец-то отвел взгляд в сторону, поморщился. – Вам ли не знать?
– А что специальная комиссия? – теперь уже Мария Федоровна перехватила эстафету с вопросами.
Я насторожился. Что еще за специальная комиссия? Та самая, что Николаевские верфи инспектирует? Там же вроде как Остроумов?