Там, где я раньше находился, обшивка фюзеляжа фанерная, а вот дальше к хвосту все полотном обтянуто. И расстояния между шпангоутами и стрингерами все больше, появляется возможность протиснуться наружу. Только вот протискиваться сейчас никакого резона нет.
Возвращаюсь чуть назад или вперед, кому как удобнее. Короче, к прежнему своему месту пробираюсь. Упираюсь спиной в пол и ногами начинаю давить на нижний трос управления. Создаю неполадки в управлении. Самолет тут же клюет носом и начинает снижаться.
Пилот пытается исправить ситуацию, ногами чувствую возросшие давящие усилия на тросе. Но у меня ноги-то по любому сильнее, чем у него руки.
Желудок взлетает к горлу, хорошо, что в нем ничего нет. Самолет проседает вниз, теряет высоту. А я уступаю чужому давлению и отпускаю трос. Самолет сразу прыгает вверх. Это пилот не успевает среагировать и усилия на ручке переложить. Бедный мой пустой желудок. А самолет уходит сразу же снова вниз. Дерганый какой-то у него пилот. Это же не я ему помогаю? Я как раз сижу, лежу то есть, тихо. Тихонечко даже. Руками в стрингер вцепился, ногами в стороны раскорячился. Еще не хватало из-за таких вот кульбитов наружу вывалиться. Обшивка-то тканевая, ее ногами или руками пробить, как два пальца об асфальт…
Раскачка по высоте уменьшается на глазах. Это пилот сам с собой сражается. Наконец, побеждает себя и машину, выравнивает полет, и в этот момент я снова давлю на трос. И снова желудок прыгает к горлу. Через несколько долгих мгновений расслабляю ноги, отдаю так сказать управление самолетом немецкому пилоту. Сколько, интересно, мы потеряли высоты за это время? А то, что потеряли, это точно.
Продолжаем дальше в том же духе. В конечном итоге у пилота должна возникнуть здравая мысль об отказе в системе управления рулем высоты, неудержимое желание побыстрее идти на посадку и уже на земле разбираться с возникшей неисправностью…
А вот что тогда делать мне? Что, что? Вываливаться наружу, вот что. Это единственная моя возможность и последний шанс на побег. Страшно? Совру, если скажу, что нет. Конечно, страшно. Еще как. Потому что вполне представляю себе последствия такого моего вываливания наружу из летящего самолета.
Ладно, посмотрим. Какая у него может быть посадочная скорость? Вряд ли больше шестидесяти-семидесяти километров в час. И это в обычном, нормальном полете. А здесь она еще меньше может оказаться. С моей-то помощью. Что еще? Главное, постараться покинуть самолет на небольшой высоте, как можно ниже, перед самым приземлением… Сгруппироваться посильнее… Мячиком прокатиться… Глядишь, останусь в живых. Если повезет. И если мой кульбит никто со стороны не заметит. Что, опять же, маловероятно. Ладно, что я вероятности множу? Как будет, так и будет. Пора снова в управление вмешиваться и высоту терять. Судя по всему, пилот у нас не слишком опытный. А значит, шансы мои на благополучный исход дела возрастают. Если бы еще не этот сопровождающий на месте наблюдателя…
Глава 8
Понадобилось всего лишь еще разок вмешаться в управление, и у этого «герра» наконец-то не выдержали нервы. Стоило только ослабить нажим на трос и убрать ногу (я же тоже не железный), как пилот принял очень правильное (для меня), а главное, своевременное решение идти на вынужденную посадку.
И, зараза этакая, как-то очень уж быстро вниз пошел. Заспешил, заторопился. У меня даже уши заложило, пришлось продувать. Он что, разбиться захотел? Конструкция-то у этого аппарата деревянная, на такие перегрузки явно не рассчитанная. На перекладке рулей на снижение вон как заскрипел всеми шпангоутами и растяжками, а что будет на выводе…
Ударил локтем по полотну перед собой раз, другой, третий. Первых двух раз не хватило, чтобы полотно пробить, только с третьего раза и получилось с ним справиться. Пружинит, зараза.
Постарался заглянуть вперед через получившуюся пробоину, нужно же знать, что там, куда с таким упорством стремится немецкий пилот.
А ему как раз в этот вот момент в голову светлая мысль о выводе из крутого снижения пришла. Да уж, совсем некстати для меня. Ну и начал он выводить самолет, озаренный этой идеей, да так резко, что у меня даже голова наружу вывалилась, и остальная, измученная тяжелым путешествием тушка в пробоину едва не улетела. Так придавило меня перегрузкой на выводе.
Хорошо, успел руками в стрингеры упереться, удержался каким-то чудом, втянул голову внутрь.
Но все же успел снаружи осмотреться. А высота-то у нас уже небольшая. Хоть набегающим потоком слезы из глаз и выбило практически сразу, а кое-что по сторонам все-таки сумел разглядеть.
Внизу лес, лес и… Горы. Горы, черт бы их побрал! И куда он тут садиться собирается? Разобьет же машину и нас с ней в придачу! На «нас», то есть на экипаж и моего сопровождающего мне по понятным соображениям наплевать, а вот на себя, любимого, ни в коем случае. Неужели пилот сей бандуры летающей совсем самообладание потерял?
Я даже ногу подальше от троса отодвинул. Вот честное слово – как-то нет никакого желания раньше времени убиваться. По чужому желанию или дурости, имею в виду. Другое дело, когда по собственному… И в выбранный именно мной подходящий для сего действа момент…
Еще разок приложился лицом к пробитой дыре, так, чтобы не высовываться, прищурился, заглянул одним глазком «за горизонт».
Нет, внизу на нашем пути даже просветов никаких в лесу не видно. Сплошняком зеленые насаждения стоят. То есть не зеленые, зима же на дворе, листья все облетели, но и не засохшие. Поэтому и зеленые. Тьфу! Какая ерунда в голову лезет! Разозлил меня этот гербарий толстоствольный…
Э-э, а куда это ты карабкаться начал? Похоже, пилот этого аэроплана немного успокоился и снова собрался вверх карабкаться. Не пойдет такое дело. Меня и эта высота вполне устраивает. Нет, не в смысле покидания, а в смысле полета. Сейчас у нас на глазок метров двести пятьдесят. Вот пусть на этой высоте пока и держится!
И я слегка придавливаю ногой трос, вновь вынуждая нервничать немецкого летчика. Вот, другое дело! Сразу у него в голове все глупые мысли о продолжении полета в наборе высоты пропали. Даже еще немного снизился, к моему вящему удовольствию, теперь у нас метров сто восемьдесят высоты. Даже можно через дыру отдельно стоящие деревья различить.
О, кричат они там что-то этакое неразборчивое друг другу. Похоже, ругаются между собой. Паника на борту, это хорошо! Обычно подобное до добра никогда не доводит. Давай-ка мы еще ниже спустимся…
Вот, другое дело! Идем над верхушками деревьев, чуть ли колесами по ним не цепляем. Казалось бы, можно сейчас и покинуть этот плацкарт. Но прыгать вниз… На такой скорости… Да еще и на деревья… У меня не настолько безвыходное положение. Поэтому прыгать именно сейчас никакого желания нет. Подожду-ка я более подходящего момента! Как-то уверился я твердо в благополучном исходе своей задумки. Хоть и авантюра, но толковая же авантюра, реальная такая. Я уже вижу.
Эх, хорошо, что не вывалился и не выпрыгнул. Под нами земля резко вниз пошла. Я же говорю – горы. Они хоть и не в полном смысле этого слова – «горы». Но и не равнина точно. Перепады высот довольно-таки порядочные. Холмы высокие, скорее.
Краем глаза заметил далеко слева какой-то непорядок. Наклонился, выглянул. Водная поверхность это блестит. И большая какая-то поверхность… Озеро? Может быть, может быть. Или река? Тогда точно ждать нужно.
А местность-то под нами все больше и больше понижается и даже вроде бы как выравнивается. И мы уже не над верхушками деревьев летим, а снова метрах на ста над лесными серыми кронами идем.
И идем как-то слишком ровно. Непорядок это. Опять же и высота великовата. Нужно снова заставить немецкого пилота нервничать. Пусть еще разок подергается. Не нужен мне там, наверху в кабине, хладнокровный пилот. Мне он нужен испуганным и неспособным принимать взвешенные решения. И я снова придавливаю ногами трос.
Хорошо, что лежал на боку возле самой дыры. Только поэтому и смог увидеть впереди характерный блеск воды. И самолет как раз еще больше снизился, снова почти колесами деревья цепляет. И я глаз с водного блеска не свожу. Не отворачиваюсь, только щурюсь сильно, потому как встречный поток воздуха так по глазам и лупит, слезы выбивает и по щекам размазывает. Это еще хорошо, что птица какая-нибудь мне не попалась или насекомое зловредное, в виде жука здоровенного. Впрочем, зима же, какой может быть жук? А вдруг? По закону-то подлости? Вывелся зимостойкий на мою голову… Как прилетит сейчас мне в глаз… Или, что еще больнее будет, в нос…
А вода все ближе…
Река это! Большая, широкая, как раз для моих планов подходит. И жилья в пределах видимости никакого не вижу. По крайней мере, в обозримом мною пространстве ничего глаз не зацепило.
Вот как эту реку увидел, так все посторонние мысли из головы и пропали. Начал действовать, словно механизм бездушный.
Времени нет – снова упираюсь ногами в трос, заставляю самолет опуститься еще ниже. Ага, сработало! Немец в очередной раз занервничал и обороты моторов сбросил. Явно приводнять свой аппарат собирается. Ну или расчет на нечто подобное в голове держит.
Что это внизу промелькнуло? Грунтовка? А-а! Земля под нами резко уходит вниз. Снова у нас высота метров двадцать-тридцать. Да сколько же можно! Что ж здесь за рельеф такой неподходящий!
Снова упираюсь ногами в трос, стараюсь не передавить. На такой малой высоте одна ошибка пилота, и нам всем не поздоровится. Но и не давить на трос нельзя! Прижал – отпустил, прижал – отпустил. И не спускаю глаз с быстро набегающей на меня реки. Как раз в этот момент и надвигается заросший камышом берег. И узкая длинная поляна вдоль берега. Вон куда ты нацелился! Соображаешь…
Вот только разворачиваться и пытаться умостить машину на эту поляну как раз мне и не нужно. Лучше для меня было бы еще чуть дальше в сторону реки протянуть! Ослабляю давление ногами на трос, а сам в этот же момент двумя руками лихорадочно рву полотно под собой. И в запале совершаю ошибку!