А потом госпиталь, осознание себя в чужом теле, в другом времени и затянувшееся выздоровление. Потому как попала моя душа или сознание (сам в этом не разобрался, скорее всего, и то, и другое вместе) после катастрофы в тело поручика Грачева. Летчика Псковской авиароты, как раз точно в этот же момент потерпевшего аварию на своей летающей «этажерке». И, судя по тому, что я здесь, этой аварии не пережившего. А, может, у высших сил была какая-то другая, своя собственная цель, для исполнения которой меня и перекинули через десятилетия, из конца двадцатого века в его начало, на самый порог Первой мировой? Не знаю и гадать не собираюсь. Выпал мне шанс остаться пусть и в чужом теле, но живым – так и постараюсь им воспользоваться в полной мере. Буду жить за всех ребят. А вот что при этом буду делать? Сразу, в первые моменты, точно не определился. Ускорить прогресс? Изменить историю? Полноте. Где я и где эта история…
Но и сидеть «на попе ровно» не получилось, как собирался сделать в самом начале своего «попаданчества». Потому что страшно было – кругом все чужое. И все. И не стесняюсь этого чувства. Потому как справился с собой, пересилил страх, осознал свое место в новом окружении, в новой реальности. Начал шевелиться.
Пришлось и полетать, и повоевать, и, конечно, кое-что кое-кому подсказать. А иначе и быть не могло. Все равно отсидеться в сторонке не получилось бы. Несмотря на сохранившуюся память реципиента, благодаря которой я практически безболезненно вжился в окружающую меня эпоху, все равно светился я среди местных, как та самая пресловутая лампочка Ильича. М-да, некорректное сравнение. Лампочка та была очень уж слабенькая и света давала всего ничего. Или… наоборот? Корректное? Все-таки не историк я и не… Вот именно. Этих самых «не» слишком много набирается.
Но все равно что-то смог подсказать, сделать, благодаря своему опыту военного летчика совсем другой эпохи. Ну хоть что-то свое. И опять же благодаря этому опыту удалось познакомиться с кое-какими значимыми людьми. Заинтересовать их своими идеями и новшествами. Привираю, конечно, не мои это идеи, я их нагло уворовываю у будущего. Ну и что? Не для себя же стараюсь, для других. Стоп! Куда это меня понесло? На возвышенное потянуло? Охолонуть бы мне нужно, остыть и притормозить. И хотя бы себе не врать. Само собой, стараюсь в первую очередь для себя и только потом для державы, как бы и чем бы я себя ни оправдывал. Другое дело, что одно с другим отныне неразрывно связано…
Наклонился вперед, прерывая воспоминания и высматривая ленточку Днепра впереди. Нашел, немного осталось. Еще минут десять-пятнадцать, и мы над рекой будем. Развернулся к помощнику, а он карту на коленях держит, визуальную ориентировку ведет. И счисление пути, надеюсь. Хотя что его счислять? Выход на цель по времени нам не нужен. Единственное – не заблудиться бы. Но в таких условиях заблудиться – это хорошо постараться нужно. Все время вдоль реки летим. Не так давно развилку прошли. Теперь слева Донец остался, справа в стороне где-то Днепр. Невозможно заблудиться. Если уж совсем ослепнуть. А наша линия пути скоро с руслом Днепра пересекается. Вон какой прекрасный линейный ориентир перед нами. А дальше еще лучше будет – береговая черта с ее весьма и весьма знакомыми характерными очертаниями. Да и штурман у нас на борту есть. Так что никуда мы не денемся – долетим куда нужно. Топлива по расчетам хватит, даже останется в баках кое-что после посадки. Это на всякий непредвиденный случай заправили лишку. И погода отличная по маршруту. Ну и там, на месте, не должна подкачать. Да и как она может подкачать, если вокруг миллион на миллион и впереди все чисто до самого горизонта?
Вернулся к своим воспоминаниям. Что еще такого особо важного произошло за эти полгода с хвостиком? Отличился в пилотировании, привлек к себе внимание командования и умудрился этим вниманием в должной мере воспользоваться. И так кстати выпавшим мне шансом прокатить инженера-инспектора из адмиралтейства, из-за поломки своего самолета, остановившегося в Пскове. Через генерала Остроумова вышел на адмирала Эссена. А дальше усовершенствованный мною самолет, который так всем специалистам понравился своими летно-техническими данными, что все эти изменения тут же (с моего разрешения, само собой) начали применять на новых машинах. После оформления нужных патентов, конечно. На заводе последовало знакомство с Нестеровым и Крутенем, уже знаменитыми русскими летчиками-асами, разговор по душам с продолжением в ресторане. И в результате Петр Николаевич прекрасно сейчас себя чувствует. Летает и воюет. Да, пулеметы с моей подачи начали устанавливать на самолеты с самого начала боевых действий. Может быть, именно поэтому и не пришлось Нестерову идти на свой вынужденный знаменитый таран? Справился и без него на отлично. И, самое главное, вроде бы как летчики уже начали пользоваться привязными ремнями. Сначала у нас в Псковской авиароте, потом на Московском заводе, а там, надеюсь, и дальше новое веяние распространилось. А всего-то привел вовремя несколько подходящих примеров, да и на своем личном опыте всю пагубность отсутствия ремней показал. Голова-то у меня хоть и зажила после той самой катастрофы, но длинный рваный шрам во весь лоб так и остался…
Да, самое главное! Я же обстрел Либавы предотвратил! Воспользовался очень удачно своими воспоминаниями. И в нужное время оказался в нужном месте. Несколько изготовленных в мастерских за собственные сбережения авиабомб, пулемет на борту… И неожиданная для всех самоубийственная атака оказалась настолько успешной, что два немецких крейсера ушли несолоно хлебавши. А по одному из них бомбы легли настолько удачно, что вызвали у него на корме взрыв подготовленных к установке морских мин.
В этом бою моего стрелка-наблюдателя ранили…
Заметили нас, само собой, награды последовали. А, самое главное, на слуху оказался.
Развитие авиации подстегнул – удалось наладить тесный рабочий, а потом и дружеский контакт с Сикорским. Ненавязчиво подсказал кое-что, а дальше пытливый ум изобретателя и сам сориентировался – попер вперед, только успевай в правильных местах поправлять в нужную сторону. И идеи подкидывать. А идей этих у меня столько, что ого-го! Главное, что все в тему. Так и подкидываю до сих пор понемногу. В совет директоров завода вошел со своими идеями…
Встряхнулся, вновь прерывая на короткое время воспоминания, глянул вниз. Ленточка Днепра чуть-чуть ближе стала. Тихоходные пока самолеты. У нас скорость около ста двадцати сейчас. Можно бы и добавить немного, но не хочется моторы насиловать. Моторы-то у нас теперь свои. Начали недавно собирать. Производство пока слабое, денег на все не хватает, а от государства помощи не дождешься. Это еще хорошо, что Игорь Иванович Сикорский заслуженный авторитет уже имеет и благодаря этому авторитету кое-какие деньги из казны на развитие завода умудряется получать. Ну и конечную продукцию продаем, как же без этого. Заказ на самолеты имеется…
Нет, обороты двигателям добавлять не будем. И так хорошо. Нам на этих моторах еще столько полетать предстоит, что лучше их сейчас поберечь. Ресурс-то невосполняемый в этих условиях. Или на завод возвращаться для их переборки, или менять на новые. А это все время и деньги. Так что лучше тише, но для всех лучше. Подумаешь, на полчаса позже прилетим. И расход бензина, если добавим, опять же сильно увеличится. Лучше уж так, потихоньку.
Откинулся на спинку кресла, вернулся мыслями к недавнему разговору с Джунковским в Екатерининском парке Царского Села…
– Сергей Викторович, еще раз напоминаю – с выполнением задания не затягивайте. Сразу же по прибытии записывайтесь на прием к адмиралу Эбергарду. Сопроводительные бумаги чуть позже получите. С ними вам будет проще найти с адмиралом общий язык. Да, груз по железной дороге мы уже отправили. Я лично проконтролировал.
Не удержался, глянул в лицо Владимиру Федоровичу. Неужели лично?
– Ну, не совсем лично, – правильно понял мой взгляд и мои сомнения Джунковский. – Но об отправке вагонов мне уже доложили. На месте груз примете, с хранением и охраной определитесь, и дожидайтесь команды. Забот на первое время вам хватит. А дальше будет видно. И напоминаю, Андрей Августович Эбергард человек прямой, отличный офицер и большой умница. Уверен, вы с ним общий язык найдете. И рекомендательные письма адмирала Эссена на первых порах вам помогут. А дальше от вас все будет зависеть.
Помолчал значительно, словно давая мне время хорошо осознать только что сказанное, и продолжил:
– Еще раз прошу, Сергей Викторович, не затягивайте с выполнением личного поручения государя. Сами же знаете, что у нас в войсках творится. Да и немецкая разведка не дремлет. И турецкая, кстати, тоже.
– А наша контрразведка? – не удержался я от вопроса.
Джунковский даже приостановился на мгновение, глянул искоса вполглаза и хмыкнул:
– Наша тоже не дремлет, – ответил этак весомо, словно гвоздь-сотку в дубовую плаху с одного удара вбил. И с укоризной продолжил: – Сергей Викторович, ну что вы как маленький?
– Прошу прощения, Владимир Федорович, постараюсь не задерживать.
– Постарайтесь, а то слухи о вашем прибытии в Крым быстро до Босфора долетят.
Вот в этот-то момент и вынеслась из-за поворота шальная упряжка разгоряченных коней, запряженных в тот самый крытый возок на санном ходу, сбила Джунковского с мысли, заставила отступить на обочину в снег. Отпрыгнуть то есть, чтобы под копытами да полозьями не оказаться. Ну и я вслух да от всей своей широкой души свое отношение к подобному хулиганству во весь голос высказал. Нет, понятно сразу, что не каждому вот так свободно будет позволено по парку носиться да хулиганить. Наверняка же это кто-то из власть имущих, а все равно выругался. Потому что нечего! И ладно бы я один был, так ведь нет. Со мной тоже человек далеко не последний и не простой. А эти в санях словно берега потеряли, носятся во весь опор, между прочим, по пешеходным дорожкам, добропорядочных горожан и граждан конями затоптать пытаются…