Да не такие уж они и понтярщики. Службу знают. Один впереди поехал, другой рядом со мной держится, присматривает как бы.
Далеко ехать не пришлось. Первое же село на этой же дороге. На околице дорога рогатками перегорожена. И рядом казачий пост выставлен. Шамрай перекинулся парой слов с караульными, рассмеялся чему-то в ответ, на меня оглянулся, въехал в село. Казаков здесь много, в каждом дворе на постое стоят, своими делами занимаются. В мою сторону между делом поглядывают, но любопытных вопросов никто моим конвоирам не задает.
Заехали во двор самой большой и богатой с виду усадьбы, спешились. Возница так на улице под приглядом местной стражи и остался. А меня в хату пройти вежливо пригласили.
Зашел. Внутри тепло, чесноком пахнет, луком и самогоном. Остановился сразу же за порогом, осмотрелся. Слева на стене верхняя одежда висит – офицерская кавалерийская шинель с папахой и башлык. Оружия не вижу. Стол у окна. За столом офицер в черном бешмете с серебряными газырями сидит. Погоны тоже серебряные. Хозяев избы не увидел. Зато мой провожатый к столу подошел, доложился, пистолет мой отдал.
Сотник выслушал, внимательно на меня глянул, осмотрел. Виду не подал, но я понял, что внутренне скривился. Да я бы и сам от своего вида скривился. Тем не менее он отодвинул лавку, встал, привычным отработанным движением складки бешмета расправил, представился:
– Поручик Шкуро Андрей Григорьевич…
Пробыл я в гостях недолго. На этой же телеге меня отправили в город. И тех же сопровождающих выделили. Вроде как ради моей же безопасности, а на самом деле для присмотра. Чтобы не сбежал по дороге. Не убедили сотника мои документы.
Одно хорошо, накормили и напоили. От самогона отказался, хотя и предлагали. Очень уж он вонючий. Да и не пил я давно. Побоялся, что развезет, а мне голова сейчас ясной нужна.
До города добрались еще засветло. Выбрал момент и маузер свой в мешок определил. Хорошо, что никто не стал телегу обыскивать.
Реку пересекли по мосту, направились в центр, к штабу, куда же еще.
Ну а там разобрались быстро. И имя мое на слуху было, и газеты читали. Газетные изображения с оригиналом, само собой, и близко не стояли, поэтому сначала засомневались. Потом удивились. Каким это боком я здесь оказался? От Босфора до Львова все-таки далековато. Внимательно мой рассказ-объяснение выслушали, но вижу, что не поверили. Пришлось из мешка трофеи доставать.
– Сергей Викторович, думал, привираете, – начальник штаба оторвался от лежащих на столе документов, поднял голову. – Слишком уж ваши похождения на сказку похожи. Мы, конечно, все записали, но пусть дальше во Львове или в Ставке разбираются. Сами понимаете, не наша это епархия, доложить придется. Вы сегодня отдыхайте, а завтра мы ответ получим и, дай бог, переправим вас дальше.
Вот и все. Оставили меня в покое, выделили коечку тут же, в штабе, в комнате отдыха. Так понимаю – дабы под присмотром был. Опознать-то опознали, но кто меня на самом-то деле знает? Лучше от греха подальше под надзором меня подержать. Да я и не против. Одно сразу дело сделал – решил вопрос с моим мундиром. Отдал прачкам в стирку – пусть приведут в порядок. Обещали к утру вернуть. И голодным не оставили, покормили.
А утром пришел ответ не из Львова, а из Ставки: «Выделить сопровождение, снабдить соответствующими бумагами, выписать проездные, выдать командировочные и прямым ходом отправить в столицу. И нигде не задерживать. За исполнением и отправкой лично проследить начштаба…»
Как будто у него больше дел нет, как за мной ходить…
– Да я и сам справлюсь. Доберусь, – попытался избавиться от опеки.
– Извините, приказ, – развел руками начштаба, представляя мне порученца.
А дальше Львов, через два дня Псков и еще через ночь Санкт-Петербург.
Не успели мы с сопровождающим сойти на перрон вокзала, как меня взяли в оборот жандармы. Только что под локотки не ухватили. Но зато довольно-таки вежливо предложили прокатиться на служебном транспорте.
Думаю, что никто другой в подобном случае тоже не смог бы отказаться. Вот и я не стал ерепениться. Проследовал за господами и устроился на заднем сиденье автомобиля. Сюда же и моего сопровождающего определили. И через сорок минут неспешной, но довольно-таки тряской езды по булыжнику вылезал у знакомого по прошлым посещениям здания. Ведомство Джунковского. Отдельный Корпус жандармов…
Дальше… Дальше всю душу из меня вынули. Спрашивали, правда, достаточно вежливо, даже чаю с лимоном предложили. И что самое удивительное, позволили его выпить. Если бы еще пару бутербродов к чаю дали…
Промурыжили до обеда. Дело понятное, сам бы так сделал. Потому и не дергался, подробно рассказывал и отвечал на уточняющие вопросы. Даже пришлось вспоминать, какой документ из чьего кармана вытащил и рисовать положение тел после того боя в карпатском селе. Вспоминал и рисовал, куда денешься?
После обеда (даже меня покормили) продолжили. Но на этот раз ответили и на мои вопросы. Наверное, потому, что после обеда на беседе (допросом это никак не назовешь) соизволил присутствовать сам шеф жандармов! Владимир Федорович внимательно читал странички протокола, периодически хмыкал, поглядывал в мою сторону и многозначительно молчал.
Первым делом сняли тяжесть с души – мои товарищи все живы. Владимир Владимирович Дитерихс в госпитале лежит и лежать будет еще долго. Месяц так точно. Игнат получил два пулевых ранения, но быстро идет на поправку. Службу продолжать не сможет. После госпиталя будет направлен на долечивание и уже оттуда домой, в станицу. Семен, как всегда, отделался легко и уже готов возвращаться в строй.
Самолет мой цел, дожидается меня в Константинополе вместе с остальным оставшимся экипажем…
– Сергей Викторович, – вкрадчивый голос Джунковского заставил встрепенуться. – Здесь вы упоминаете о некоем новом двухмоторном аэроплане и о его пилоте, герре Келлере. Знаете, кто это такой?
– Откуда, ваше превосходительство?
– Отвечайте на вопрос «да» или «нет», – тут же поправил меня дознаватель.
О как! А до этого момента наша беседа не была такой категоричной. Или прощупывали?
– Нет, – ответил, как просят. Или уже требуют?
– Следующее. Ваши приключения с угоном вражеского аэроплана пусть и маловероятны, особенно в свете последующих событий, но они хоть как-то объясняют возможность преодолеть столь значимое расстояние в столь короткий срок. Но ваша посадка на заправку, это уже за пределами реального! Неужели так просто взяли и сели в чужом городе? Городе нашего противника, между прочим, с которым мы находимся в состоянии войны, если вы не знаете. И без денег заправили самолет? Взяли и привезли вам бензин, вот просто так? А? Наверное, за красивые глаза? Сергей Ви-икторович, ну за кого вы нас держите? И никто нигде ничего не заподозрил?
Я только руками развел, заставив этим простым жестом напрячься всех присутствующих. А что еще говорить-то?
– Дальше. Документы немецких и австрийских пилотов. Придется ждать подтверждения этого факта нашей разведкой. Дело это, сами должны понимать, далеко не быстрое. И… Скрывать не стану – вряд ли мы вообще какого-то ответа дождемся. Поэтому этот факт брать на веру тоже пока не станем.
Остановил меня от возражений поднятой ладонью.
– Не торопитесь. Не примем не потому, что не верим, а потому что… Опять же не верим. Слишком все это звучит… Фантастически, что ли? Прямо как в романах Жюля Верна.
А сам строго так мне в глаза смотрит. Мол, слушай внимательно, что я тебе говорю, и сиди спокойно. Надеюсь, этот посыл я понял правильно. Сижу. А Владимир Федорович между тем продолжает говорить:
– Вот эти книжки, отобранные вами после боя якобы у жандармов. Принадлежат той группе, которую вы в селе истребили. Так?
Дождался моего подтверждающего кивка и продолжил:
– Вы их открывали? Читали? Нет… Хотя бы просмотрели? Тоже нет? А почему? Сергей Викторович, это ну никак не полевая жандармерия, это егеря. Причем егеря немецкие. Каким образом в австрийских Карпатах могла оказаться немецкая группа? Не знаете ответа? Хорошо, допустим. И вы даже теперь утверждаете, что смогли в одиночку уничтожить группу подготовленных егерей? Оставшись в результате обоюдной перестрелки целым и невредимым? Ах да, мешок же вам в нескольких местах прострелили! И пули не в спину, а в пистолеты попали каким-то чудом! Вы сами-то себя слышите, полковник? Поверили бы в подобные россказни на моем месте?
И что ты хочешь услышать? Что я скажу «нет»? Так не дождешься. Только не понятно пока, для кого вся эта комедия разыгрывается? Явно не для меня. Тогда для кого?
Джунковский не удовлетворился моим молчанием:
– Что молчите, Сергей Викторович?
– А что попусту говорить? Вы же все равно не верите…
– Правду, полковник. Правду! Тогда, может быть, и поверим…
Я только вздохнул в ответ.
– Продолжайте, – кивнул жандарму Джунковский и вышел из кабинета.
А я в уже который раз продолжил отвечать на одни и те же вопросы.
В покое меня оставили только ближе к вечеру. Никуда отвозить не стали, определили на ночлег здесь же, в этом же здании. От уже ставшим привычным в последнее время стереотипа не отступили – поместили в подвал. Крохотная конурка без окон, с одной кушеткой. Вот и вся мебель. Да, еще принесли кружку воды и миску с кашей. Жандарм дождался, когда я все съем и выпью, и унес посуду. Ну и без света оставил, само собой.
Хорошо хоть в этот момент я на топчане сидел, так бы пришлось в полной темноте на ощупь его искать. Прилег. А что еще остается делать? Глаза привыкли к сумраку, не совсем уж кромешная здесь тьма. В коридоре свет горит, в дверные щели едва-едва пробивается. Лежу, от мрачных мыслей стараюсь отстраниться. Понятно, что я здесь ненадолго. Пока хоть какие-то мои слова не подтвердятся. А то, что как-то по-другому может быть, даже и не сомневался. Так в размышлениях и воспоминаниях и заснул.
Разбудил стук засова. Подъем. Завтрак. Потом обед и ужин. И снова сон. В эту ночь я хоть немного выспался. Привык и к жесткому топчану, и к отсутствию одеяла и подушки, и к тому, что наконец-то никуда не нужно бежать. А все это… Это пустое. Разберутся, выпустят. Никуда не денутся. Уверен.