Неделю никто не тревожил, не беспокоил вопросами или допросами. Видимо, одного раза хватило. Но ровно через семь дней вывели меня, такого заросшего, небритого и грязного, и повели наверх, в кабинет шефа.
Вошел, что интересно, один. Мой конвоир, или провожатый, остался в приемной вместе с адъютантом генерала.
– Отоспались, Сергей Викторович? – встретил с порога ехидным вопросом Джунковский. – Завидую вам.
– Так зачем завидовать? Прошу на мое место. С удовольствием поменяюсь.
– Шутите? Это хорошо. А работу вы за меня делать будете?
– Нет, тут я пас, – даже руками развел.
– Пас, пас… Все самому приходится делать, – нарочито расстроенно пробурчал генерал. – Хорошо. Сергей Викторович, закончился ваш вынужденный отдых. Приступайте к службе.
– К какой службе? – осторожно уточнил.
– Как к какой? К своей! Проездные вам выпишем. Доберетесь железной дорогой до Севастополя, оттуда морем до Босфора и в небо. Вопросы есть?
Ну какие у меня могут быть вопросы! Само собой, вопросов вообще быть не может! Он что? Издевается? Да у меня море вопросов!
– Как не быть вопросам. Обязательно есть. Проверили мои похождения?
– А я-то уже обрадовался! Понадеялся, что обошлось. Права оказалась Мария Федоровна, права! – а у самого глаза довольством лучатся. – Проверили. Как не проверить? Вот объясните мне, Сергей Викторович, как вам удается выкрутиться из подобной передряги? Сказка какая-то.
– При чем тут сказка? Опыт. Только опыт. Помогло то, что я, как бы сказать, человек, не совсем принадлежащий окружающему нас обществу. Не знаю, поймете ли вы меня, но постараюсь объяснить. Скажите, а вы бы смогли чужой мундир надеть? Или в штатское переодеться? Нет? Вот о чем я и говорю. А я смог. Для меня в этом переодевании нет никакой проблемы. Нужно для дела? Так почему бы и не переодеться… Про знание языка молчу, здесь я вам ничего нового не открою. А дальше разумный авантюризм. Никто же не рассчитывал на такую мою наглость – что я буду самолет угонять и под видом немецкого пилота на дозаправку садиться?
– Да, тут вы правы, никто на подобную наглость не рассчитывал. Как и на то, что вы будете в том селе сопротивляться и отстреливаться. Рассчитывали, что будете просто драпать.
– Вот и я о чем говорю! В чужой стране, где все по определению против меня… Разве может нечто подобное прийти кому-то в голову? Пока только мне…
– Почему? Впрочем, можете не отвечать, уже догадался. Потому, что теперь есть пример?
– Так точно.
– Хорошо, Сергей Викторович. По понятным причинам ваши похождения в австрийском плену были подробно освещены в газетах…
– У-у. Зачем? – перебил генерала и скривился от такого нерадостного известия.
– Что зачем? – сбился с мысли Владимир Федорович.
– Зачем в газетах-то?
– А вы как думали? Или чем? Когда там геройствовали? Да подумайте сами, в конце-то концов. Какой пример для подражания! Для общественности! Ну, не мне вам объяснять… Да, самолет ваш мы перегнали в Львов. Пусть послужит для воздушной разведки генералу Иванову.
– Да, простите, что-то тут я не сообразил. Слишком резкие перепады – из камеры на свободу. А какой мой самолет? «Муромец»?
– При чем тут «Муромец»? Он же в Константинополе вас дожидается… Я про «Альбатрос» говорю. Или вы так шутите? Это уже хорошо. Да, Сергей Викторович, приведите себя в порядок… – Джунковский запнулся, прервался и осмотрел меня с ног до головы самым внимательным образом. – Нет, так не годится! Совершенно не геройский вид. Сначала мы вас отвезем в бани! Отмоетесь, отпаритесь, там вас в порядок и приведут. Туда же и форму новую доставят. А от этой извольте избавиться! Ну а потом… Потом, как вы уже поняли, на аудиенцию к Марии Федоровне…
Аудиенция… Да просто поговорили. Обо всем, в основном о моих похождениях в австрийском тылу, о выходе к своим, о «теплом приеме» в столице. Тут Николай постарался. Поприсутствовал на допросе лично – за стеночкой посидел, послушал, в окошко посмотрел. Потому Джунковский так себя и вел. Наград никаких мне ожидать не стоит. Если только за побег из плена.
– Все остальное, как вы понимаете, «к делу не пришьешь», – улыбнулась Мария Федоровна. – В газетах, конечно, напишем, мол, был обласкан государем, но особых наград не ждите.
– А не особые, значит, будут, – констатировал я. А почему бы и не уточнить?
– Подумаем…
На этом меня и отправили прочь. Ну и ладно. Жив, здоров, что еще нужно? Денежное довольствие капает, форму чистую и новую за казенный счет справили. Даже на куртку не поскупились. И шлем летный немецкий забрали, наш выдали. Опять же в банк на мой личный счет отчисления за патенты идут. Жить можно. С Джунковским еще раз встретились, поговорили. Извиняться за тот фарс генерал не стал, и так после разговора с Марией Федоровной все понятно – работа такая и присутствие государя за стеночкой. Вернули мне все оружие. Маузер, кстати, тоже. А вот остальные трофеи из мешка придержали. Наложили лапу. Да разобрали на сувениры, скорее всего. Под опись-то ничего никому не сдавал…
Задерживаться в столице не стал. Даже на завод Сикорского не съездил, побоялся возможной задержки. Мало ли, вынудят остаться? А мне столица в этот раз поперек горла встала. Снял со счета в банке некую сумму наличных для своих нужд, выписал новую чековую книжку и покинул сей благословенный город в купейном вагоне первого класса. На улице холодно, промозгло и сыро – пора на юг, в солнечный Крым.
Почему меня не принял Николай? А с какой стати ему меня принимать? Послушал допрос, посмотрел на мое поведение во время оного и достаточно. Великая для простого офицера честь… А все остальное в виде грамотных советов и рассказов о предстоящем уже было. Похоже, Николаю прошлых наших встреч и бесед хватило. Все, что мог, я сделал. И рассказал. Насколько был убедительным, время покажет. Мне и Марии Федоровны с Джунковским за глаза. Пусть они лично на своего Ники влияние оказывают. У них лучше получится…
Так что не нужен мне никакой прием. Не изолировали, уже хорошо. А присматривать – присматривает за мной государь. Да только потому, чтобы всяческие сведения о будущем к противнику не утекли.
И наград ни от кого не жду. Я просто старался уцелеть, выжить, добраться любыми способами до своих.
Казалось бы, отсыпался неделю в подвалах жандармерии, но не отоспался. Почти всю дорогу не вылезал из купе и даже в ресторан не выходил. Еду приносили, попутчики не тревожили и не лезли с вопросами. Наверное, не узнали. Или газет не читают. Весь прикол в том, что на столике как раз и лежит столичная газетка с моим портретом. Ну, это я знаю, что с моим, а так постороннему человеку, обывателю, вряд ли по сему изображению можно имеющийся рядышком оригинал с типографской размазанной картинкой сравнить. Интересно, а откуда у них моя фотография?
Погода в Крыму плохая, ветреная. Севастополь встретил туманом и дождем. Полдороги гадал, куда сразу – в штаб флота или в Качу?
Решил – в штаб. И не прогадал.
Успел подняться на загруженное судно как раз перед отходом. Присоединился к отряду военных строителей и инженеров. Уходить вниз и располагаться в предназначенной мне каюте сразу не стал, задержался немного на палубе, полюбовался удаляющимся городом и полуостровом. Тут же познакомился и разговорился кое с кем из попутчиков. Секрета никакого никто не делал, общались вполне свободно. Народ едет восстанавливать разрушенные форты и береговые батареи Босфора. Да, еще одно. Здесь же, на судне, присутствует и комиссия из самого Петербурга! Из адмиралтейства! Во главе с моим давним благодетелем генералом Остроумовым!
Похоже, на моем лице столь явно отобразилось сожаление от несостоявшейся с ним встречи, что мне поспешили объяснить:
– Если бы вы не задержались с посадкой, то вполне могли бы застать его превосходительство на палубе. К сожалению, господин инспектор… – именно так и сказал мой собеседник. Произнес слово «инспектор» с бо-ольшим почтением, даже с благоговейным придыханием. Это чинопочитание такое или уважение, – спустился вниз, сославшись на плохую погоду.
Последнее было произнесено с оттенком явного превосходства. Мол, он и такие тонкости знает. А уж с каким выражением на лицах ему остальные мои собеседники внимали, это нужно было самому видеть…
Все оказалось проще, чем я думал. Оказывается, Остроумов на судне был не один. Не в том смысле, что без членов комиссии, а в том, что в это плавание генерал отправился вместе с семьей. С женой и старшей дочерью. Вот оно что. Потому-то молодые инженеры так и засуетились. Еще бы! Корабль, морская прогулка, военная форма… У любой барышни от подобной романтики голову снесет. Вот молодежь и надеется… На что? Да какая мне, к черту, разница? Встретиться и поговорить с Остроумовым нужно обязательно. Слишком многим я этому человеку обязан. Но и ускорять нашу встречу не стану. Пусть будет как будет. А то еще заподозрят черт знает в чем… Как-то нет никакого желания приобщаться к многочисленному отряду этих устроителей карьеры…
Одно непонятно. Что это с Сергеем Васильевичем случилось? Зачем к месту боевых действий родных тащить?
Отсидеться в каюте не получилось. Посещение кают-компании было обязательным для всех офицеров. Хотя бы первое. Там и пересеклись мои пути с Остроумовым и его семейством. Правда, представление всех присутствующих друг другу я пропустил, подошел к подаче первых блюд. Да и потом не высовывался, обедал спокойно.
Хорошо, что представляться не пришлось. Нет никакого желания становиться предметом пересудов и сплетен. И моментом подходящим сразу же и воспользовался, когда генерал с супругой в одиночестве оказался на какой-то миг, а все присутствующие уже успели по интересам на группки разбиться. Или по возрасту… Скорее, по интересам. Вижу я, у кого какой и в чем конкретно интерес.
Как раз и капитан со старшими офицерами кают-компанию покинул. Тут я и подошел к генеральскому семейству, поздоровался.
Остроумов сразу же предложил присесть, представил меня своей супруге. Тут я немного напрягся, но, к счастью, жена у генерала оказалась женщиной понимающей и мудрой. Все поняла, все мои желания и тревоги враз просчитала. И пустым любопытством не стала докучать…