На коленях держу сумку с открытым листом карты, высматриваю отмеченные мне перевалы. Михаилу только отмашку рукой даю, что и когда нужно фотографировать, да направление указываю. Внизу переваливаются волнами горные хребты, идем над ними с превышением почти в тысячу метров. Ниже снижаться просто опасно, памятуя слова Брусилова о возможном появлении противника на перевалах. Да и есть подтверждение словам генерала, есть. Так что летим, как летим и ниже опускаться не будем. Держу режим, Миша фотографирует, я параллельно делаю отметки карандашом на карте.
Наконец-то проскакиваем горы, уходим на ту сторону Карпат, летим над знакомой мне по прежнему моему пролету местностью. Самолетов противника в небе не видно, да вообще никого не видно. До знакомой мне реки и дороги немного не долетаем – по остатку топлива приходится разворачиваться. Но и возвращаться назад будем по прямой, петлять так, как мы это делали недавно над горами, нам уже не нужно. Свою работу сделали, какой-либо активности и продвижения войск внизу, на земле, не заметили. Похоже, не успели австрийцы свои войска перебросить, опоздали. Или разведка у немцев плохо сработала (хотя сам Брусилов уверен в обратном), или сбой дала хваленая немецкая или австрийская военная машина. Да и ладно, отлично просто, и нам на руку.
Итак, выходит, у Восьмой армии есть великолепный шанс практически беспрепятственно пройти через горы и вырваться на равнину в обходном маневре.
А дальше то, к чему так рвался Брусилов – оперативный простор для корпусов и для конной терской дивизии… И обход Кракова…
Топлива нам хватило, и даже на посадке еще что-то осталось в баке. Правда, на самой посадке я оплошал. Расслабился за полет, забыл про вероятный лед на верхнем крыле. С нижнего-то (мне прекрасно видно) весь лед слетел, вот я и подумал, что и на верхнем то же самое. Оказалось, нет. Начал выравнивать, как обычно, а сопротивление-то высокое, скорость очень быстро и упала. Доли секунды, успеваю только понять ошибку, сообразить и рявкнуть Мише что-то этакое, вроде: «Держись!!» И рвануть ручку на себя. Хорошо хоть высота была небольшая, около полуметра. Вот с этого полуметра «Альбатрос» на снег и рухнул…
Если кто скажет, что полметра это мало, предлагаю испытать подобное на собственной шкуре. Много. Нам хватило. Но повезло – отделались разбитыми лицами и испугом. Я-то точно, а Миша даже и понять ничего не успел. Но крик мой услышал и среагировал сразу же. Успел упереться руками-ногами и изо всех сил прижаться к спинке сиденья. Ну и повезло, что не скапотировали. Винтом в снег уперлись, хвост задрали и замерли на пару до-олгих мгновений в этом неустойчивом положении. А потом мягко так на хвост опустились. А если бы перевернулись, то головы бы себе точно посворачивали…
С трофеем тоже не все так плохо, как на первый взгляд показалось. Поломанный пропеллер, искореженные стойки колес, два порванных в хлам дутика… Зато корпус и крылья целые… Ах, да. Еще хвостовой костыль заломали.
Отошли чуть в сторонку, стоим, молчим, переглядываемся, на разбитый аппарат смотрим. Миша фотоаппарат в руках стискивает, а я… А я каким-то чудесным образом не забыл свою сумку командирскую с картой прихватить. Кстати, а когда это мой товарищ успел подвесную отстегнуть? Не успел спросить. Пока рот открыл, пока откашлялся, тут знакомый автомобиль и подъехал, опередил бегущих к разбитому самолету механиков.
– Живы, Сергей Викторович? – Брусилов далеко от авто не отходит, да тут и отходить не нужно, остановилась-то машина совсем рядом.
– Живы, – выдохнул я и скривился от боли в разбитых губах. Завтра они у меня распухнут, и буду я «варениками шлепать». Но это ничего, главное нос цел.
– Слетали удачно? Сняли на пленку?
– Так точно.
– Тогда коротко, буквально в двух словах. Что на перевалах? Докладывайте…
Пока говорил, механики наши парашюты из кабин выдернули, в машину загрузили, ну и мы следом. Брусилов мою карту рассматривает, о пометках расспрашивает. А говорил, в двух словах…
Остановились у передвижной фотолаборатории. Похоже, нас тут очень ждали. Ну, не нас, само собой, а пленку. Потому как не успели подъехать, а двери уже распахнулись, и на снег прямо из кузова прапорщик спрыгнул, к передней дверке нашего «лимузина» подскочил, во фрунт вытянулся. Брусилов от доклада отмахнулся да руку назад, к нам, протянул. Миша в нее аппарат и вложил.
Алексей Алексеевич время на обработку пленки и печать снимков у прапорщика уточнил да нас сначала к «Муромцу» нашему отвез, парашюты выгрузить, а потом в санчасть. Обработали разбитые лица, помазали чем-то там, да и отпустили. Как раз и время возвращаться за фотографиями подошло. Вернулись, забрались в тесный фургон, начали просматривать еще мокрые снимки. Попутно давал пояснения, что сверху видел. Шепелявил.
Ну а дальше нас в очередной раз довезли до самолета, и Брусилов к командующему в штаб фронта уехал. Карту мою с пометками прихватил. И даже спасибо за разведку не сказал.
Теперь сидим, ждем очередного указания на вылет…
Глава 15
Усидеть в самолете все же не смог, не хватило терпения. С ребятами обо всем уже сто раз переговорили, а тупо сидеть на рабочем месте, пялиться в стекло и молчать нет абсолютно никакого желания. Спрыгнул на снег и потопал на КП, благо тут идти-то всего ничего, пару десятков шагов от крайней (верхней) законцовки крыла.
Поднялся по крутой скрипучей лестнице наверх, вошел внутрь. Отмахнулся рукой от вскочивших при моем появлении связистов-телеграфистов. Вчерашний дежурный сменился, сегодня другая смена руководит. Незнакомый подполковник покосился в мою сторону, кивнул головой на деревянное кресло у стены, состроил при этом извиняющуюся физиономию, а сам продолжил кого-то внимательно выслушивать в телефонной трубке. Потянулся за карандашом, начал что-то быстро черкать в журнале. Вроде как цифры какие-то…
– Вы как нельзя вовремя, – закончил разговор и повесил трубку. Встал, показал глазами на аппарат. – Приказ на вылет и сброс бомб вот по этим и этим координатам.
Протянул журнал мне, внимательно проследил, как я переписываю цифирки. Подождал, пока я уберу блокнот в командирскую сумку, забрал журнал и подошел с ним к большой карте на стене.
Нашел одну и другую точки, поставил карандашом отметки:
– Это вот здесь, – оглянулся.
И я как раз подтянулся, рядышком встал, мне же тоже интересно. Сверился с координатами. Все правильно. Ну, в таком разе можно и на своей карте такие же отметки нанести.
– Сейчас будет садиться разведчик, «Фарман» из одиннадцатого отряда. Можете взлетать сразу после него.
– Понял. Связь… – окинул взглядом копошащихся у своих аппаратов связистов. – Работает?
– Должна. Вот и проверите перед взлетом.
Я не стал ни комментировать услышанное, ни прощаться (плохая примета). Просто кивнул, развернулся и вышел. Да и на меня уже никто внимания не обращает, своей работы у людей полно.
Внизу на стоянке к своему самолету не пошел, взял в сторону с таким расчетом, чтобы меня все экипажи видели, махнул рукой в пригласительном жесте. Надеюсь, все меня заметили (наверняка тоже «на иголках» сидят, головами в кабинах вертят) и правильно поняли. А на будущее нужно командиров со штурманами рядом с собой держать.
Дождался, пока все соберутся, приказал достать карты и отметить цели. Штурманы тут же, буквально на коленке, к ним маршрут проложили. Разделил экипажи на два отряда, назначил второго ведущего. Будем одновременно по двум перевалам работать. Нет, это в первый и последний раз такой бардак под открытым небом. А если осадки? Карты и блокноты вымокнут, еще и расползутся потом… Или вообще нарисованная карандашом информация смоется… Опять же некомфортно совсем, и секретность не соблюдается. Дальше все будем на КП собираться, на первом этаже. Есть там что-то вроде небольшого хозяйственного помещения. Выкинуть оттуда метлы и лопаты, убрать прочий хлам, и… Места там для нас вполне хватит.
Сидим на рабочих местах в готовности к запуску, ждем посадки разведчика…
«Фарман» сел, прорулил-протарахтел мимо нас. В крыльях редкие рваные прорехи. Знакомое и понятное дело. То ли от ружейного огня пострадал, то ли повезло бедолаге под австрийскую шрапнель попасть. Скорее всего, от ружейного… Если бы это была шрапнель, то не рулил бы он сейчас мимо. Хотя не факт. Всяко бывает. Однако можно и запускаться.
После взлета заняли расчетный курс и уже на курсе приступили к набору высоты. Собирались догоном, маневром скоростей. Как раз к расчетной высоте все и собрались – от замыкающего поступил доклад о занятии места в строю.
Через полчаса полета на эшелоне далеко слева можно было разглядеть расплывающиеся в дымке городские окраины Стрыя. О, как раз к будущему Трускавцу подлетаем…
На подходе к Карпатам разделились на две группы, разошлись в стороны к своим целям. Идем на трех тысячах, впереди знакомые по прошлому моему вояжу места вырисовываются. На подходе к намеченной точке нас встретили артиллерийским салютом в виде залпов шрапнели и плотным ружейным огнем. Вот и ждал чего-то подобного, и был вроде бы как готов к подобной встрече, а все равно что-то внутри екнуло, испугался, когда ниже и впереди курса белые облачка шрапнельных разрывов вспухли. Инстинктивно дернул штурвал вверх и в сторону, тут же толкнул вперед рычаги управления дроссельными заслонками. Наберем-ка мы еще метров пятьсот, подальше от греха. Ну и команду соответствующую всем экипажам сразу же отдал. Да со второй группой связался, передал через радиста предупреждение и рекомендацию.
Стреляли австрийцы упорно, но недолго. Мы три залпа насчитали. А потом к ним ближе подлетели, и стрельба прекратилась. Углы возвышения артиллерийских стволов не позволили им обстреливать наши самолеты. Но это артиллерия, а пехоте все равно, на какой угол стволы задирать – ружейный огонь не прекращался. Хорошо хоть высота у нас и так была большая, да еще и выше подпрыгнули с испуга – в основном все выстрелы мимо прошли. Но парочку пробоин в плоскостях заимели, и это только у нас. Посмотрим после посадки, как и чем остальные самолеты в группе отделались…