Выскакиваю в коридор в одном ботинке, Розита устремляется за ножом. Мы снова орем друг на друга, потом я вижу, как она вскидывает руку… Захлопываю дверь. Звук такой, словно кость треснула. Дверь тонкая, панельная, и лезвие пробивает ее насквозь. Сил у этой свихнувшейся шлюхи хватает, в следующий раз может и не промахнуться. Натягиваю второй ботинок и убираюсь на хрен из чертова вертепа.
Эрнеста внизу уже нет. Наверное, трахается где-нибудь со своей шлюшкой. Забираю у старухи шляпу. Спрашивает, хорошо ли я провел время. Приглашает заходить еще…
Мисс Кавендиш с нами больше нет. Сообщила консьержке, что район не совсем такой, как ей хотелось бы, собрала вещички и потихоньку улизнула. Сид говорит, что видел ее пару дней назад на бульваре Сен-Жермен. Заметив его, наша бывшая соседка развернулась, рванула в противоположном направлении, вскочила в такси и исчезла.
Мне же повсюду, за каждым столбом мерещатся испанцы. Наверняка эта стерва Розита натравила на меня пару своих дружков… Каждый раз, идя по темной улице, ожидаю удара ножом в спину. Дошло до того, что огибаю углы по широкой дуге и подпрыгиваю, когда из-за двери выскакивает какой-нибудь мальчишка. Надеюсь, мне удастся продержаться, пока Розита не найдет другое увлечение, которое займет ее время и мысли.
Боже, эти сучки!.. Если у них не получается завладеть вами, они вполне могут вас убить, а если почему-то не хотят вас убивать, то готовы лишить жизни себя. Именно во Франции, и особенно в Париже, вы в полной мере осознаете всю чудовищность женщин; не случайно, что само выражение "французский роман" стало синонимом пустой болтовни по поводу, кто кого любит и почему не любит. В здешнем воздухе есть нечто такое, что постоянно напоминает вам о женских трюках, штучках и интригах.
Вот, например, подружка Карла, Туте. Решила оставить его, задавшись целью поймать на крючок богатого американца. Жить с Карлом, объясняет она мне, совершенно невозможно. Правда же, на мой взгляд, заключается в том, что у Карла кончаются деньги… думаю, если бы Тутс вдруг узнала, что он получил откуда-то несколько сотен тысяч, жизнь с ним моментально показалась бы ей легкой и беззаботной. Так или иначе, Тутс нашла-таки богатенького американца и теперь готовится подцепить его на крючок. Говорит, что, может быть, даже выйдет замуж. В Америке у него сеть бакалейных магазинов, а вот ни семьи, ни детей нет. Но прежде чем выйти за него замуж, надо сделать так, чтобы он с ней переспал… и не показаться при этом шлюхой. Американец — очень высокоморальный старый ублюдок, рассказывает Тутс, он даже не пытается залезть ей под юбку, и это беспокоит ее и настораживает.
У Александры тоже проблемы морального плана. Я получил от нее письмо. Она вернулась в лоно церкви — не русской православной, а римской католической. Три раза к ней с наставлениями приходит священник, дети отправлены в деревню. Письмо дышит мистицизмом… Мистическое письмо от шлюхи! Отвечать необязательно… Александра уже нашла ответ на все вопросы — по крайней мере на какое-то время…
У Анны подавленное настроение. Встречаю ее случайно на улице — ни ей, ни мне заняться особенно нечем, нас никто не ждет, поэтому мы напиваемся. Ей хочется поплакаться и поплакать, однако после нескольких стаканчиков слезы высыхают. Поначалу я списываю ее состояние на месячные, но, оказывается, дело в другом: она женщина, обделенная талантами. Когда такие мысли овладевают мужчиной, он поколачивает свою подружку или отправляется туда, где можно помахать кулаками. У Анны ситуация иная — жизнь проходит мимо, а она не знает, что с ней делать. Если бы только она могла писать картины или сочинять книги! Да пусть бы даже просто имела работу, чтобы уходить на нее каждый день. Увы, ни писать картины, ни сочинять книги Анна не умеет, а работа ей не нужна. Она устала… устала подниматься каждое утро… неделю за неделей…
Я уже понимаю, что если ей что-то и нужно, так это хорошая вздрючка. Когда женщины слишком долго лишены сей маленькой радости, у них происходит что-то с головой. Спрашиваю, когда она в последний раз с кем-то спала.
Спать-то спала, отвечает Анна, хотя в последнее время все уже не так хорошо, как бывало раньше. Сказать по правде, у нее не получается кончить. Тот, кто ее содержит сейчас, слишком стар… пытается, может быть, и часто… слишком часто… да вот только ничего хорошего у него не выходит. Если бы он как следует трахал ее хотя бы раз в две недели… даже раз в месяц! Но нет же, пыжится, из кожи вон лезет, чтобы что-то доказать, а в результате его и на раз-то не хватает.
Если говорить начистоту, признается Анна, она не кончала с той самой незабываемой ночи у меня дома, когда она испугалась и убежала. Нет, конечно, у нее и в мыслях нет ничего такого… Но то, что она делала в ту ночь… то, как себя вела… В общем, после пережитого Анна убедила себя в том, что ничего подобного больше не допустит и будет хранить верность своему поклоннику. Он единственный, кто спал с ней после той ночи, когда она позволила нам троим… допустила, чтобы… в общем, как уже было сказано…
Анна не против того, чтобы немного поласкаться, но ей кажется, что делать такие вещи в столь людном месте не совсем прилично. Тем не менее я просовываю руку под платье и начинаю поглаживать ей бедра. Вскоре она уже вертится, елозит на стуле… С каждым стаканчиком игра становится все забавнее, и наконец Анна не выдерживает и поворачивает стул так, чтобы засунуть пальцы в мою ширинку.
На заднем сиденье такси, которое везет нас ко мне домой, забавы переходят в следующую стадию. Я задираю ей платье и стаскиваю трусики, а она выпускает на волю моего молодца, давая ему возможность глотнуть ночного воздуха. Мне позволено порезвиться на ближних подступах, но запрещено мочить палец — таксист может унюхать, чем мы тут занимаемся. Черт, если он до сих пор ничего не унюхал, с ним определенно что-то не так. Несмотря на запреты, предпринимаю атаку. Анна сползает с сидения и кладет голову мне на колени. Шепчет, что сделает это, если я буду вести себя тихо и прилично. Почему бы и нет… Откидываюсь на спинку и до конца поездки наблюдаю за тем, как Анна сосет мой член.
Поднимаемся, и тут нас ждет сюрприз. У двери, свернувшись на коврике, спит пьяная Туте. Трясу — не просыпается, только мычит что-то неразборчивое. Потом начинает шуметь. Мы с Анной берем ее за ноги и затаскиваем в комнату. Анна хохочет.
Тутс, раскинувшись, с задранным на живот платьем, лежит посреди комнаты. Трусики на месте, но волосики все равно выбиваются из-под краев и торчат во все стороны. Анна щекочет ее, Тутс отбрыкивается.
У Анны возникает вдруг безумная идея. Она хочет раздеть Тутс и предлагает мне трахнуть ее спящую! Боже, вот и говори после этого о чистоте женских помыслов! К тому же я всегда считал Анну добропорядочной особой… ну, по крайней мере в том смысле, в каком можно говорить о женской добропорядочности. Вообще же в натуре женщин есть что-то такое, что заставляет их проявлять чрезмерный, на мой взгляд, интерес к особям одного с ними пола. Возьмем в качестве примера ситуацию с двумя мужчинами и одной женщиной. Один из мужчин так или иначе окажется лишним, и в девяти из десяти случаев счастливчиком, чей хуй найдет себе применение, станет тот, кто крепче стоит на ногах. А если с перебравшим что-то случится, будьте уверены — идея принадлежит женщине.
Анна расстегивает платье и осторожно стаскивает его через голову Туте. Потом садится, подобрав юбку так, что мне открывается ее пизда, и начинает лапать спящую. Ничего такого, просто любопытно… интересно посмотреть, как ведет себя пизда, когда до нее дотрагиваются чужие руки… По-моему, это все как-то уж слишком чудно. В конце концов женщина и по собственному опыту должна знать свои лакомые местечки.
Поначалу Тутс никак не реагирует. Лежит как бревно, а Анна пощипывает ее соски, поглаживает груди, потом снимаете нее бюстгальтер… пробегает пальчиками по животу… щекочет в паху… потирает ладонями бедра…
— Черт, я чувствую себя настоящей лесбиянкой, — бормочет Анна и пытается посмеяться над собственной шуткой, только голос у нее какой-то странный.
Наливаю себе выпить и сажусь на диван посмотреть, что будет дальше. После возбуждающего сеанса в такси еще и этот спектакль… Ничего удивительного, что напряжение в штанах возрастает.
К самой пизде Анна пока не прикасается… ходит вокруг да около… спускает до колен трусики… просовывает руку между ног, чтобы потрогать задницу. Тутс наполовину просыпается и начинает ерзать… тянется к руке Анны… хватает ее за запястье и направляет к расщелине. Анна хихикает, но при этом лицо ее делается таким пунцовым, каким я его еще не видел. Игра становится все более рискованной, пальцы уже гуляют по краю, хотя проникнуть вглубь пока не решаются.
— Это ты ей снишься, — говорит она.
Тутс определенно что-то снится… она сжимает ноги, проталкивает между ними руку Анну, раскрывается…
— Так вот оно каково, быть мужчиной, — шепчет Анна. — Я всегда думала… — Она погружает палец в мягкую щель и осторожно водит им вверх-вниз. — Боже мой, какое необычное ощущение… как хорошо, что я не мужчина! Эти волоски… от них так щекотно…
— Перестань нести чушь. Ты сама тысячу раз прикасалась к своим волоскам.
— Это совсем другое, — возражает она. — К тому же я не баловалась с собой с тех пор, как была еще девочкой.
Анна хочет, чтобы я залез на Тутс и трахнул ее. К черту, говорю я, перестань и думать. Если Тутс оживет, я, может быть, ей и вставлю, но совать прибор между ног полутрупу… нет, это издевательство над членом. Когда я трахаю бабу, то хочу, чтобы она чувствовала, знала, что происходит, и вскрикивала в нужные моменты.
Анна ложится на пол рядом с Тутс и начинает ласкать ее живот. Говорит, что никогда ее нос не находился в такой близости от пизды… оказывается, здесь такой странный запах.
Оставляю их наедине и отправляюсь в туалет. Надо срочно что-то сделать, не то мой приятель в штанах, который уже давно пускает слюни, просто утонет в них. Возвращаюсь. Анна как-то уж слишком быстро садится… вытирает тыльной стороной ладони рот… Сучка, она же сосала Тутс! Чтобы понять это, достаточно одного взгляда. Впрочем, Анна и сама понимает, что тайна уже не тайна. Сбрасывает туфли и поджимает пальцы.