Где у всех женщин. Он кладет ее на кровать, поднимает платье… у девчонки месячные. Мой друг дает ей полотенце и немного денег на кино. Все, хватите него девочек! Ну а что, черт возьми, мы об этом думаем?
Не дождавшись от нас ожидаемой реакции, Рауль меняет тему и заводит речь о своей невестке. Она уехала из Парижа… очень жаль, но скоро вернется, и тогда у меня будет возможность затащить ее в постель. А пока он хотел бы познакомиться с какой-нибудь хорошей испаночкой, чтобы практиковаться с ней в языке. И поспешно добавляет, что такая, которая берет деньги, ему не нужна. Нет ли у меня на примете милой девочки без триппера и старших братьев? Если сама зарабатывает на жизнь — хорошо, если шлюха — еще лучше. Отвечаю, что с испанками больше не знаюсь, а вот у Эрнеста, возможно, пара лишних и найдется… спрошу. Рауль благодарит, угощает нас с Карлом выпивкой, дает по сигарете. Уверяет, что ему вполне достаточно и одной… любой… главное, чтобы не было болезней и были передние зубы.
Рауль уходит на похороны — у него умер кто-то из родственников, я расстаюсь с Карлом и иду на встречу с Сэмом. Он весел и говорит только об Александре.
Какая женщина! Какая женщина! Знаю ли я, что он провел у нее всю ночь и вернулся домой только в девять утра? Конечно, пришлось как-то оправдываться перед Энн, вот он и сказал, что был со мной. Если она спросит, не могу ли я подтвердить, что мы играли в карты?
Объяснить, в чем его ошибка, нет никакой возможности. Точно так же и Энн не может уличить Сэма во лжи. К тому же он так взбудоражен, что вряд ли станет слушать.
— Вот кто умеет трахаться! — восхищается Сэм. — Боже, она знает об этом все! Через полчаса после того, как ты ушел, мы уже были в постели! Честно, Альф! Черт, ну ты же знаешь, как это случается. Сидишь, разговариваешь, выпиваешь, а потом вдруг твоя рука оказывается у нее под юбкой.
Останавливаемся… Сэм будит спящего у входа бродяжку и дает ему пять франков. Отмахивается от подбежавшей на раздачу старухи с протянутой костлявой рукой.
— Она сама предложила подняться наверх, — продолжает Сэм. — Ну мы и пошли в спальню. Вот так просто! Черт возьми, я пошел туда посмотреть, что представляет собой эта женщина, а в итоге оказался в ее постели! Сначала дочь, потом мать… о господи! И вот что я тебе скажу… помнишь, я рассказывал о девочке? Той, что отсосала… Так вот, ее мать тоже… что ты об этом думаешь? Да, сэр, в первый же раз… и мне даже не пришлось ее просить. Боже, Альф, я уже не уверен, что хочу возвращаться в Штаты. Здесь, в Париже, такие женщины! Одна проблема: не знаю, как быть с дочерью. Вряд ли Снагглс пойдет на пользу общение с этой Таней.
Беспокойства хватает на несколько минут, после чего Сэм снова возвращается к Александре и тому, какая она восхитительная штучка. Говорит, что в паузах она читала ему стихи. А угадаю ли я, сколько раз он ей вставил?
— Четыре! — с гордостью объявляет Сэм. — Конечно, может, для тебя это и пустяки, но подожди, доживешь до моих лет, тогда и посмотрим. Особенно если ты женат. Если каждую ночь с тобой рядом одна и та же женщина. Когда мужчина женат пятнадцать или двадцать лет, он не трахает женщину четыре раза за ночь. Русские любят поэзию. И китайцы тоже. Ты знал, что она говорит на китайском? Так вот, да… по крайней мере Александра сказала, что это был китайский. Почему, черт возьми, я не приехал в Париж, когда мне было двадцать? Неужели ничего не понимал? Впрочем, может, оно и к лучшему… я бы не оценил… как не ценю и сейчас. Сколько тебе, около сорока? Послушай, прими совет. Возвращайся в Америку и сделай миллион, потом приезжай в Париж и оставайся здесь до конца дней. Но не женись. Не женись. Ни в коем случае. Потому что если у тебя есть миллион, ты всегда найдешь кого-нибудь, кто будет сосать твой член и читать тебе стихи.
Хороший совет, только Сэм не подсказал, как сделать миллион. У него на уме кое-что побольше, ему не до мелочей.
— Никогда не забуду, как она выглядела, когда разделась. Представляешь, лежит на кровати, выставив пизду, и ждет, когда же я что-нибудь с ней сделаю. И даже не постеснялась попросить… правда, по-русски. Ну и язык! Совершенно не подходит, чтобы говорить о таких делах! Уж лучше бы сказала по-французски… по крайней мере смысл я бы уловил. Впрочем, когда она посмотрела на мой член, развела ноги и взглянула на меня между коленей… тут уж сгодился бы любой язык.
— С другой стороны, — продолжает Сэм, когда мы заворачиваем в бар, — чего-то в таком духе можно было ожидать. В конце концов, если дочка так доступна, то мамочка должна быть слаба на передок… это в крови. Слушай, Альф, теперь я собираюсь часто видеться с Александрой, так что, когда услышишь что-нибудь насчет карточной игры, имей в виду, что меня не будет всю ночь. Хочу, чтобы ты прикрывал меня перед Энн. Просто придумай что-нибудь, ладно? Ей, в общем-то, наплевать, про детали расспрашивать не станет.
— Послушай, Сэм. Не уверен, что смогу…
— А, чепуха. Все будет в порядке, говорю тебе. Только помни, что мы с тобой вместе играем в покер. Ты же меня не подведешь, верно?
— Нет, Сэм, я тебя не подведу, но все-таки…
— Ладно, черт, если ты не можешь… Думаю, уговорю Карла.
— Минутку, Сэм, ты неправильно меня понял. Я же не отказываюсь, просто…
— Отлично, тогда давай еще по одной и забудем. Эй, Альф, послушай мой акцент… скажешь, как он тебе. Garcon. La meme chose![6] Ну что? Лучше?
Сэм делает успехи… научился стучать ложечкой о стакан… делать заказ через террасу так, что никому уже не кажется, что он созывает свиней… даже акцент вполне сносный, по крайней мере, чтобы заказать выпивку, сойдет. Сейчас он хочет выучить все формы глагола "foutre".[7]
Энн сняла несколько комнат в нашем районе и однажды утром вытаскивает меня из кровати, чтобы сходить и посмотреть их. По-моему, всех консьержей надо специально обучать тому, что до полудня никакие посетители к жильцам не допускаются. Не знаю, как у кого, а ко мне в любое время дня и ночи просто валом валит самый разнообразный народ. Впрочем, мне дают несколько минут на завтрак, за что я готов простить даже ранний визит.
Энн нашла себе уютненькое местечко, настоящее убежище, притулившееся под самым карнизом ветхого, старого домишки в нескольких кварталах от меня. Очень дешево, повторяет она, очень, очень дешево. Ей сказали, что одно время здесь проживал Верлен, и именно здесь он написал едва ли не лучшие свои сонеты. Верю ли я в это? Что ж, вполне возможно, что и жил… в конце концов надо же было несчастному сукину сыну где-то жить, а позволить себе атмосферу такой дыры может либо взбалмошная американка с миллионом долларов на счету, либо бедолага поэт.
Снять ее Энн решила на следующее утро после посещения моей скромной квартиры. Где, как я думаю, пропадал Сэм в тот вечер, когда ее трахали на моем диване? Где? Я ничего не говорю… она тоже не знает, зато знает, что он наверняка не играл со мной в карты, так как я весь вечер занимался совсем другим.
— Да, именно так он мне и сказал… что вы играли в карты! Конечно, спутался с какой-нибудь… Ну ничего, я ему покажу! В эту игру могут играть двое, и если он со мной так, то и я сниму квартирку и буду делать что хочу.
Показывает мне комнату… ничего особенного, это ведь ненадолго, но все в самом современном стиле. На стены она планирует повесить несколько картинок, тех… непристойных. Кстати, знаю ли я кого-нибудь, кто их делает? Две-три акварели и, может быть, пару гравюр в стиле XVII века. И еще здесь будут альбомы с теми фотографиями… В общем, премиленькое гнездышко.
Интересуюсь, кого она собирается сюда приглашать. Ну… друзей… а может быть, и никого. Ей просто хочется иметь такое местечко… Надо же как-то наказать Сэма. Пусть узнает… пусть попробует разыскать… пусть поломает голову над тем, что здесь происходит. Она преподаст ему хороший урок… чтобы в следующий раз не рассказывал всякую чушь о карточных играх.
Кое-что еще… не знаю ли я случайно, где Сэм провел прошлую ночь? Я? Конечно, нет! Может, действительно играл с кем-то в карты… может, просто назвал меня по ошибке… вместо кого-то другого. Энн презрительно фыркает. Разумеется, он был с женщиной… такое угадать нетрудно.
Я не прочь употребить квартирку по назначению… здесь и сейчас, однако Энн уклоняется. Позволяет кое-какие вольности… даже не возражает, когда я залезаю ей под юбку и прогуливаюсь по рощице, но не более того. Нет, твердо говорит она, бесполезно расстегивать штаны и выпускать эту штуку на волю… нет-нет, она даже не дотронется до нее… ладно, немного потрогает, но и все. Сама трусики не снимет и мне не даст, так что делать нам здесь больше нечего… все посмотрели… пора идти. К тому же у меня дела… В конце концов я сажаю Энн в такси и отправляю к мужу на ленч.
В офисе делать нечего, поэтому я провожу время за тем, что сочиняю пару писем редактору, которые, наклеив на них позаимствованные у компании марки, бросаю в почтовый ящик по дороге.
В два у меня встреча с Эрнестом и Артуром в одном заведении, где, если вам не нравится еда и выпивка, можно подняться наверх и оттянуть жену хозяина. В общем, место вполне респектабельное, потому что проститутки туда не ходят… жалуются на нечестный бизнес — они же не пытаются продать вам обед, когда вы везете их в отель. Так или иначе, в заведении тихо и спокойно, здесь приятно посидеть, когда вы не хотите, чтобы вас беспокоили… где нет шлюх, там не бывает и газетчиков.
Эрнест спрашивает, есть ли доля правды в тех слухах, что ходят обо мне. Верно ли, что я связался с каким-то богатым американцем, вожу его по злачным местам, знакомлю с постановкой дела, потому что он, вернувшись в Америку, собирается открыть целую сеть публичных домов? Верно ли, что какой-то чокнутый коллекционер потерял дочку, и мы намереваемся искать ее в канализационных туннелях Парижа? Верно ли, что я работаю с группой американских финансистов, планирующих открыть новую газету, редактором которой назначат меня? Так это все или ни хрена не так?