Начальник РОВД взял с них расписку и махнул рукой – до встречи…
– Эти у меня тут пару раз в месяц ночуют стабильно. Из постоянных клиентов. Крутых из себя изображают. От армии папы с мамами отмазали, теперь у них курсы молодых бойцов в ночных клубах да на дискотеках, – майор посмотрел вслед молодым пацанам, усаживающимся в подъехавшие «тачки» сотоварищей. В его взгляде было и презрение, и сожаление, и отчаяние – время пришло такое…
– Ну? С тобой что будем делать, друг ты наш цирковой и ситцевый?
– Мы готовы штраф заплатить! Если надо, за ущерб там какой! – Пашка миролюбиво начал решать проблему.
– Ущерб есть… – Майор ухмыльнулся. – Он вчера на себе верхом охранника-вышибалу прокатил. Жилистый!.. А в том более центнера живого веса, да ещё рукопашник там какой-то. Слава богу, видно хреновый.
– Ну, прокатил, и что? – Пашка пожал плечами.
– Он его протащил до кадки с кактусом. И усадил в неё. Прямо на тот самый кактус. Испортил, так сказать, вещь.
– Давайте за него заплатим. Другой закажут.
– Платить надо охраннику. Кактус – искусственный, а вот колючки там самые что ни на есть настоящие. Этот охранник со вчерашнего вечера лежит дома, на животе. Решайте вопрос, а то от него у нас петиция тоже имеется. Вот адрес. – Майор прыснул. – Рукопашник! Хе-э! И смех и грех! Как представлю его голую… кхм, ну, в общем – смешно! Ладно, забирайте бойца. Ты, парень, молодец! Давно подобного не встречал. Лихо ты всех урезонил в «Аризоне»! – Майору понравился собственный каламбур. – Настоящий афганец! Четверых умыл, да ещё пятерых слегка прихватил. Хм, кактус! Смешно-о…
Глава тридцать пятая
– Ты чего-то сегодня рано, Захарыч! – Венька сидел на реквизитном ящике и задал этот глупый вопрос только потому, что нужно было как-то начинать неизбежный разговор. То, что будет нагоняй, сомнений не было.
– А я всегда встаю рано, с петухами. День должен начинаться с рассвета, а не с середины дня, чтобы его как можно больше оставалось на жизнь. – Захарыч ответил спокойно, словно они беседовали на эту тему с того самого рассвета. Он посмотрел на помятого, хворающего Веньку, вздохнул, понял – тому сейчас худо по всем фронтам. Это было первое его подобное ЧП за всё время. Так что взрослому парню читать нотации было глупо, а выспрашивать причину – ещё глупее. Придёт время – сам расскажет. Хотя тут и так всё понятно…
– Чего тебе не хватает? Для чего пьёшь? – Захарыч спросил буднично, ровно, словно речь шла о чашечке кофе.
– А ты почему не пьёшь?
– Мне в этой жизни и так хорошо, куда ещё лучше. Вон вокруг красота какая! Чего ещё нужно. Это люди с пустой душой ищут чего-то. Заполняют пустоту водкой и прочей ерундой. Тебе это, парень, зачем? Заполняй свою душу любовью. Как говорил Серафим Саровский: «Радость моя! Молю тебя! Прежде всего думай о стяжании Духа Святага!..» Пойдём-ка, коль на то дело пошло, выпьем… исиньки. Только что заварил лист мяты с бессмертником. Лечить твою печень будем…
– Как тебе удалось от стольких отмахаться? – Пашка с восхищением посмотрел на Веньку, который выглядел если не тростиночкой, то уж никак не кряжистым дубом.
– Я таких, как они, в своём посёлке десятками на водопой гонял!.. Меня с моими параметрами никто никогда всерьёз не воспринимает. Начинают осознавать, когда уже поздно. Я этим пользуюсь. Тут главное не сила, а дух! У меня с детства всё внутри начинает радоваться, когда где какая драка! Страха и раздумий нет. Есть азарт и спокойствие, как у удава. Правда, насколько тот спокоен, знает только тот, кого душат.
– Ну, а как же так получилось, что ты схлопотал от омоновца, который приехал по вызову?
– Вот он меня как раз принял всерьёз. Я тут же увидел потолок во всех подробностях. Парень оказался что надо! Потом мы с ним, пока ехали в «гадовке», общались. Он, выяснилось, из Орла – почти земеля.
– В чём вы с ним ехали?
– В патрульной машине. В автозаке – если тебе так понятней. Тут секрет простой: главное, когда бьёшь, и особенно когда бьют тебя, не закрывать глаза.
– Это я сообразил давно! Когда тебя бьют, ты на это глаза не закрываешь…
Венька не обратил внимания на иронию, просто уточнил, сделав упор на основное слово:
– Когда меня пытаются бить, Паша. Пытаются…
Венька с Пашкой шли по фойе цирка, направляясь на манеж через боковой проход. На манеже репетировала Света с лошадьми. Пашка приостановился, залез в задний карман брюк, протянул Веньке забытые им в коневозке часы.
– Хорошо, что снял, а то наверняка разбились бы. Часы классные! Было бы обидно… – Венька бережно прошёлся стеклом о штанину.
– Ты, это, извини, так получилось… – Пашка замялся. И, чтобы сбить щекотливую тему, вернулся к прежней, похвалив Веньку за его бойцовские качества. – Я так не могу. Мне этого не дано. Я от природы не драчун.
– И не надо. Ты женат. – Венька вложил в это слово свой смысл – мужской, с полускрытой скабрёзностью. Пашка сначала не понял подтекста, пока Венька не прикрыл хитро подбитый глаз и не скривил физиономию, фривольно поиграв рукой.
– А во второй глаз получить не хочешь?
– А говоришь, не драчун! А я так, как ты, не могу, – Венька намекнул на бурную сцену в коневозке, невольным свидетелем которой он стал. – «Пели» вы громко, от души…
– Встретишь любимую женщину, женишься – сможешь не хуже. А пока давай эту тему замнём…
– Как же! Замнёшь тут. И эти туда же!.. – Прямо перед ними местные загулявшие кошки завывали в предвкушении страстного соития. Громадный кот накрыл серенькую самку, которая почти исчезла в его лохматых объятиях.
– Мм-да-а! Не вырвешься! Размер имеет значение, – Венька философски подвёл итог продолжения кошачьего рода-племени.
– Я бы даже сказал так: размер имеет и значение, и того, для кого это значение имеет значение.
– Ух, ты! Лихо закручено! – Венька помотал головой. – Прямо спираль.
– Главное, чтобы не эспераль…
– Это ещё что за чудо-юдо?
– Ещё пару раз так надерёшься – узнаешь…
Глава тридцать шестая
Окончание… О-о! Это событие событий! Наверное, большее, нежели премьера, которую отмечают тоже всей программой. Но!.. Премьера – это начало. Начало гастролей в очередном городе. Знакомство с его улицами, домами, людьми. Знакомство с новыми коллегами по ремеслу, с кем ещё не сводила судьба на перепутье цирковых дорог. Это начало начал. Неслучайно цирковые так и поздравляют друг друга после первого представления: «С началом!» Всё ещё впереди! Это сродни – весне…
Окончание – это неизбежное расставание с теперь уже знакомым городом, со своими друзьями, событиями, произошедшими за это время. И если даже всё повторить в том же городе, в том же составе, скажем, через год, – в сё будет уже не так. Всё будет по-другому…
Окончание – это накопившаяся усталость, невольная грусть с философским пониманием, что «всё проходит…» Поэтому цирковые отмечают окончания без суеты, с лёгким минором, но с каким-то едва уловимым нервом, словно переча судьбе, ускользающему времени и своей скоротечной молодости: «Мы ещё покувыркаемся!..»
Номера в цирковой гостинице в один день сбрасывают устоявшийся уют, чтобы снова принарядиться с заездом следующих странствующих жильцов. Личные вещи отъезжающих гастролёров в основном уже запакованы. Им осталось только после прощального представления уложить свой реквизит в ящики и контейнеры, забрать у врача медкнижки, в бухгалтерии расчётные листы, у инспектора манежа техпаспорта, у дирижёра ноты и мысленно поблагодарить оставляемый манеж. Проездные билеты и разнарядки получены заранее…
Пашка по окончании гастролей, прощаясь, всегда обходил цирк по фойе первого и второго этажа. Когда никого не было, выходил на центр манежа, трижды хлопал в ладоши, смотрел в купол и говорил вслух: «Спасибо…»
Окончание – это осень цирковой жизни. Но с затаённой надеждой, что впереди ещё что-то будет…
…Решили, что «банкет» перенесут в спортзал. Обычно, по давно сложившейся цирковой традиции, каждый в своей гардеробной накрывал небольшой фуршет. Двери у всех были открыты. Кто хотел поздравить, заходил, наливал, что-то говорил, обнимал и шёл дальше. И так каждый. Это был вечер открытых дверей и душ. Друзья прощались, враги мирились. Это был волшебный миг! Прощание, осознание скоротечности этой жизни примиряло, сближало, соединяло…
На теннисном столе, чтобы его случайно не заляпать, расстелили газеты, клеёнки. Выложили снедь, кто что принёс. Появились разнокалиберные и разноцветные бутылки, стеклянные и пластиковые стаканы, рюмки. Кто-то, запаковавшись, подходил, наливал. Кто-то, жуя, уходил допаковывать багаж, с клятвой вернуться. Спортзал гудел возбуждёнными голосами, раскатистым смехом – это было событие!..
По разные стороны теннисного стола оказались два закадычных друга– акробата из номера «подкидные доски» – Витёк и Славик. Два вечных соперника на бильярде, в теннисных баталиях и преферансе. В жизни – законченные спорщики, хохмачи, мастера своего дела, безудержные ходоки. Перед каждым из них стояла бутылка водки и небольшая стопка. Они затеяли игру.
– Славик! Лови подачу! – Витёк наливал стопку и тут же её опрокидывал в рот. Затем резко взмахивал рукой и выдыхал со звуком, который обычно издают женщины во время удара в большом теннисе. Звучало очень забавно – тоненько, жалобно и подчёркнуто эротично. Славик в свою очередь наполнял «хрусталь» своей порцией водки, резко вскрикивал грубым мужским голосом, тоже изображал взмах ракеткой, «отбивал» подачу друга и выпивал содержимое. То и дело слышалось: «Э-эх-х!» – глоток, пауза. «Й-и-х-х!» – глоток…
– Поддал!
– Отпил!
– Снова поддал!
– Опять отпил!..
Поддачи и отпивы следовали с каждой стороны без перерыва. Появился Юрик, их руководитель номера, – здоровенный детина, настоящий богатырь.
– Э-э! Спиртсмены! Не пора взять тайм-аут для закуски? А то с такими темпами вы до конца гейма не продержитесь. Объявляю ничью! Нам ещё доски разбирать! – И с удовольствием выпил полстакана «столичной». – С концом, однополчане!..