– Мне пора, Валечка! Удачи тебе! Ангелов в дорогу!.. Валентина смотрела вслед Пашке и едва сдерживала слёзы. Ей почему-то вдруг стало отчётливо понятно, что они расстаются навсегда. Сердце вскрикнуло – они больше никогда не увидятся!..
Подошёл Женька. Понял без слов. Они все друг друга знали много лет. Никому ничего объяснять не было нужды.
– Помнишь, как говаривал твой отец: «Терпение и труд…» – он не успел закончить известную фразу. За него это сделала Валентина.
– …Всех перепьют! Налей!..
Глава тридцать седьмая
Поезд выстукивал по рельсам свои извечные «там-там, там-там…», словно подсказывал, что настоящее счастье не здесь, а где-то именно там, за бесконечными поворотами. Коневозка, разрисованная лошадиными головами с ветром в гривах и надписью «Цирк», мерно покачивалась и неслась куда-то «туда-туда…», где ждало то самое – бродяжье счастье…
Пашка со Светой долго просили у Главка разнарядку в Воронеж. Пришла пора что-то решать с разваливающимся домом, доставшимся Пашке в наследство. Его или нужно было продавать вместе с небольшим участком земли, или что-то строить на этом месте. Второй вариант был предметом обсуждения в последнее время. Но Главк всё тянул и никак не шёл навстречу. То в Воронежском цирке в программе уже работали лошади, то место жонглёра было занято, и второго, даже такого, каким был Павел Жарких, посылать в этот город не имело смысла. Главк отказывал, и они, вместо того, чтобы ехать в Черноземье, всё дальше углублялись в Сибирь. А там «куст» большой. Можно работать несколько лет. Но человеку свойственно сопротивляться судьбе…
Наконец всё сложилось, как хотелось. Видимо, не последнюю роль сыграли тут и Пашкины гастроли в Иране. Кто-то кому-то куда-то позвонил, и… дали «зелёный свет». Мало того, что все его просьбы неожиданно исполнили, так ещё по телефону намекнули, что документы на присвоение ему звания Заслуженного артиста уже лежат в Министерстве культуры…
Гастроли в Новосибирске закончились. Валентина со своими «Ангелами» улетела в Англию. Пашка наконец облегчённо вздохнул. Света со своими ангелами полетела в Крым к приболевшим родителям. Всем остальным предстояло переехать из Новосибирска в Курск, там отработать месяц и… – здравствуй, Воронеж! Здравствуй, город детства! Принимай с распахнутыми объятиями!..
Как артиста Пашку в его городе знали и любили. Тот отвечал городу взаимностью, хотя его воспоминания детства и юности были не самыми радостными. Теперь же Пашка собирался покорить Воронеж в полном семейном составе. Он столько этого ждал…
Из Новосибирска в Курск Пашка поехал с Захарычем и Венькой на товарняке. Как в старые добрые времена. Хотя они и без него могли вполне справиться – всего-то шесть лошадей. Просто Свете и Пашке какое-то время нужно было побыть порознь. Они приняли это решение интуитивно, не сговариваясь. Каждому из людей иногда нужно остаться один на один со своими мыслями и чувствами, чтобы жить дальше…
Ехать автоприцепом три с лишним тысячи километров они не рискнули – умотаются сами, и лошадям потом отходить неделю! Коневозку закрепили на открытой железнодорожной платформе, они получили все положенные ветеринарные и прочие документы и отправились в путь.
Их то и дело отцепляли на перегонах и прицепляли снова. Под свистки маневровых тепловозов, гнусавые, неразборчивые переговоры диспетчеров, бесконечные толчки они ждали очередного формирования состава и продолжали упорно ехать в нужном направлении…
Шли четвёртые сутки. Животные стояли в удобных стойлах. Мерно гудел компактный дизельный генератор, обеспечивающий компанию теплом и светом. Захарыч колдовал на кухне. Здесь всё было продумано до мелочей. Каждый предмет знал своё место, а Стрельцов – все эти места. Заправленных газовых баллонов с головой хватало на месячный переезд. Провизии и воды было вдоволь, поэтому ехали комфортно и уютно.
Аппетитные запахи носились по отсекам коневозки, вызывая обильное слюноотделение. Захарыч звякал посудой, что-то напевал. Когда же в очередной раз раскалённая сковорода яростно зашипела и мощная волна запахов прокатилась по замкнутому пространству, даже лошади перестали жевать. Варька крутилась тут же, ожидая чего-нибудь вкусненького.
Из жилого отсека Пашки сквозь фанерные перегородки доносилась магнитофонная музыка, периодически слышались взрывы хохота, междометия досады одного и радостные вопли другого. Там шла нешуточная битва в нарды. То и дело азартно звучало: «Зарико, дай шеш-беш! Или ду-шеш! Ну чего тебе стоит!» Костяной стук брошенных с подкрутом зар о лакированную доску нард и вскрик разочарования: «А-а! Зара! Зар-раза!..» Это Пашка не выпросил того, что нужно было по игре. Бросок следующего. «Зара! Мне дай ду-шеш!» Громкий поцелуй костяшек, бросок и радостный вопль Веньки: «Просить надо уметь!..» Он тут же на восточный манер поцокал языком и сымитировал акцент:
– Снимай штаны с рубашкой, шайтан-жонглёр! У-уфь, уважяемый! Тебе – «марс»! По всей твоей голой… биографии!..
Далее слышалось недовольное ворчание, перекрытое ехидным смехом победителя в этой партии. Снова расставлялись по местам деревянные кругляшки фишек, и опять рассыпавшимися бусами гремели брошенные костяные зары…
– Ну, давай, Жара, жарь! – Костяные кубики с закруглёнными углами и чёрными точечками на боках исполнили очередную рассыпчатую трель. – Х а-ха-ха! Мазила! А ещё жонглёр!..
– Чья бы мычала!..
Захарыч открыл дверь отсека в самый разгар битвы. Он деликатно постучался. Да разве тут услышишь!..
С раскрасневшимися лицами, с потиночкой на лбу и сверкающими в азарте глазами, на откидных кроватях сидели Пашка с Венькой. Между ними на табурете лежали нарды. Сражающиеся вопили и комментировали каждый бросок.
– Пора обедать! Заканчи… – У Захарыча глаза полезли на лоб. Варька тоже застыла в дверном проёме, перестав вилять хвостом. В душной комнатке игра шла не на деньги, но – «на интерес». Пашка с Венькой сидели напротив друг друга… абсолютно голыми! Они, ради смеха, решили играть на раздевание. Идею предложил Венька. Пашка долго не соглашался:
– Я тебе чего – девочка? А то мы в бане друг друга не видели!
– При чём здесь это? Во, дурак! Смешно же! Кто проиграет, должен будет пройтись с голой задницей по всей коневозке. Идти и кукарекать! Лошадям по фигу, а вот на Захарыча кто-то из нас впечатление произведёт!
– Ага! И получит по той самой голой… А то я Захарыча не знаю!..
– А-а, что, сходил под себя по-маленькому, даже не начав играть? – Венька всё-таки завёл Пашку.
– Ну, Червонец, зараза, держись! Штаны с тебя сейчас спущу и голым в Африку пущу! Садись, хрен с тобой! Тебе позориться!..
– Как говорят у нас на Белгородщине, это мы ещё-таки будем посмотреть!.. – Недавние гастроли в Одессе наложили на Веньку свой неизгладимый отпечаток.
Игра сложилась так, что раздеться пришлось обоим. У Пашки был шанс остаться в плавках, но он в самый последний момент продул решающую партию с «марсом», и надо было снимать сразу две вещи. Выходила ничья, что было не интересно. Они решили продолжить играть в обратную сторону. Кто первым отыграет хотя бы одну вещь, тот и победитель. На выяснение оставались считанные минуты. И тут появился Захарыч…
– Не понял! Это ещё что за стриптиз на конюшне? – У старика глаза открылись так, как он их никогда в жизни не открывал. Видимо, до сей поры его ничего так не удивляло. У Варьки вывалился язык, и показалось, что она перестала дышать.
Пашка застыл с поднятой рукой, в которой были зажаты зары, другой он потянулся прикрыть «срам».
– Захарыч! А чему ты удивляешься? – Венька бесстыдно принял на кровати позу русалки, подложив согнутую в локте руку под голову. Другой, на всякий случай, тоже прикрыл свои «достоинства» (ну или недостатки – в зависимости от температуры окружающей среды). – Жена за дверь, муж в блуд!
Венька закатил глаза, поиграл шеей и тоненьким голосочком пропел свои впечатления:
– Он такой сладенький!..
– Веник! Зараза! Я тебе сейчас твой язык, знаешь, на что намотаю?
Венька быстро-быстро похлопал ресницами, как это делают наивные девочки, и снова сладко пропел:
– На что?
– На твой… драный веник!
– Я тебе что, муравьед! Это у того язык около метра. Так что придётся тянуть… снизу вверх. Захарыч! Поможешь Пашке?
– Слушай, ты, юный половой гигант! Не боишься? – Захарыч наконец «въехал» и принял игру. – Смотри, может случиться непоправимое – травма на производстве. За это больничный не дадут!
Пашка тоже успел прийти в себя.
– Не, Захарыч! Веник у нас не половой гигант. Он – половой… гидрант! Думает, размотает и дотянется…
– Ладно! Всё, закончили, острословы! Облачайтесь хотя бы в исподнее и марш к столу! Лошади увидят, до Курска ржать будут! Вот, босота голозадая, хомут вам в дышла! Вырастил на свою голову!..
Глава тридцать восьмая
Пацанёнок лет семи прыгал на огромной жёлто-оранжевой куче из листьев, как на батуте. Он радостно повизгивал, то и дело шлёпался спиной в пружинящую благодать. Через мгновение оттуда появлялась его раскрасневшаяся рожица с сияющими глазами. Он подбрасывал охапку рыжего счастья вверх, с очередным визгом подпрыгивал и снова с восторгом падал навзничь. Рядом сердилась его серьёзная мамаша, державшая школьный ранец.
Пашка, проходя мимо, улыбнулся: «Парень! Я тебя понимаю!..»
В этом году в Черноземье листья опали дружно и обильно, словно им кто скомандовал: «Пора!» На деревьях их осталось, как той зарплаты у артиста к концу месяца – только взаймы. За одни сутки жёлтое небо опрокинулось на чёрную землю. Теперь этот мягкий огненный ковёр лежал под ногами. Деревья, немного стесняясь, оголились. Люди, наоборот, покрылись улыбками и какой-то лёгкой задумчивостью. Лужи сверкали синими зеркалами – смотрись, любуйся!..
Пашка шагал из гостиницы в цирк, вдыхал полной грудью сырой осенний воздух. Он непроизвольно улыбался – в этой осени притаилась Радость. В чём она выражалась? Так кто ж её знает! Это всего лишь ощущения, предчувствия. Как тут объяснишь?.. Он вдруг вспомнил ликующего пацана и в очередной раз улыбнулся.