– Ты уверена? – спросил Большой Джим.
Не было у нее такой уверенности. В том-то и дело.
– Может, восемьдесят. – Она вытерла со щек слезы. И добавила шепотом: – Вы меня шантажируете.
Но Большой Джим услышал и такой тихий шепот. Потянулся к ней. Андреа дернулась, но Ренни только взял ее за руку. Мягко.
– Нет. Это был бы грех. Мы тебе помогаем. И взамен хотим только одного: чтобы ты помогла нам.
10
Бах!
Сэмми разом проснулась, хотя выкурила полкосяка и выпила три бутылки пива Фила, прежде чем улечься в постель в десять вечера. Она всегда держала в холодильнике пару упаковок и думала о них как о «пиве Фила», хотя он и ушел еще в апреле. До нее доходили слухи, что Фил по-прежнему в городе, но она не верила. Само собой, будь он в городе, она бы хоть раз увидела его за прошедшие шесть месяцев, так? Город-то мал, как и поется в песне.
Бах!
Тут она села, прислушалась, не заплачет ли Литл Уолтер. Не заплакал, и Сэмми подумала: Господи, наверняка эта чертова кроватка развалилась! И раз он даже не заплакал…
Она отбросила одеяло и побежала к двери. Ударилась в стену слева от нее. Чуть не упала. Чертова темнота! Чертова энергетическая компания! Чертов Фил, ушедший и оставивший ее здесь, где никто не мог за нее заступиться, когда такие парни, как Френк Дилессепс, грубили ей и пугали ее, и…
Бах!
Она нащупала на комоде фонарь, включила его и выскочила за дверь. Хотела повернуть налево, к комнатке, где спал Литл Уолтер. Но удар послышался вновь. Не слева, а с другой стороны неприбранной гостиной. Кто-то стучал в дверь трейлера. Теперь послышался и приглушенный смех. Кто бы это ни были, они, похоже, приняли на грудь.
Сэмми пересекла комнату. Футболка, в которой спала, обвивала пухлые бедра (она немного поправилась после ухода Фила, фунтов на пятьдесят, но, когда закончится все это дерьмо с Куполом, сядет на диету и вернется к тому весу, что был у нее в старшей школе). Сэмми распахнула дверь.
Лучи фонарей – четыре, все мощные – ударили ей в лицо. Из темноты за лучами вновь донесся смех. Один из смеющихся своим «няк-няк-няк» напоминал Керли[77] из «Трех придурков». Она его узнала, слышала этот смех всю старшую школу: Мел Сирлс.
– Вы только посмотрите! – воскликнул Мел. – Все одеты и никому не отсасывают!
Опять смех. Сэмми подняла руку, чтобы прикрыть глаза, но это не помогло: люди, которые держали в руках фонари, оставались силуэтами. Но по смеху ей показалось, что среди них женщина. Сэмми подумала, что это хорошо.
– Выключите фонари, пока я не ослепла! И заткнитесь: разбудите ребенка!
Опять смех, громче, чем прежде, но три из четырех фонарей погасли. Она направила луч своего фонарика в дверной проем, и увиденное ей не понравилось: Френки Дилессепс и Мел Сирлс по флангам, Картер Тибодо и Джорджия Ру между ними. Джорджия, та самая, что ткнула ей в грудь ногой и назвала лесбой. Женщина, но опасная женщина.
У всех на груди блестели полицейские жетоны. И все крепко выпили.
– Чего вы хотите? Уже поздно.
– Хотим травки, – ответила Джорджия. – Ты ее продаешь, вот продай немного и нам.
– Я хочу взлететь, как яблочный пирог в красное, грязное небо, – воскликнул Мел и тут же рассмеялся: няк-няк-няк.
– У меня ничего нет.
– Чушь собачья, тут ею все пропахло, – возразил Картер. – Продай нам немного. Не будь сукой.
– Да, – кивнула Джорджия. В свете фонарика Сэмми ее глаза поблескивали серебром. – На то, что мы копы, внимания не обращай.
Они загоготали. Точно могли разбудить ребенка.
– Нет! – Сэмми попыталась закрыть дверь, но Тибодо вновь распахнул ее. Толкнул ладонью, небрежно, но Сэмми отлетела назад. Споткнулась о чертов паровозик Литл Уолтера и второй раз за этот день шлепнулась на пятую точку. Подол футболки задрался.
– О-о-о, розовые трусики, ждешь какую-нибудь подружку? – усмехнулась Джорджия, и они снова загоготали. Вновь вспыхнули фонари, лучи скрестились на ней.
Сэмми с такой силой сдернула футболку вниз, что едва не порвала ее у воротника. И пока неловко поднималась, лучи шарили по ее телу.
– Будь хорошей хозяйкой и пригласи нас войти. – Френки перешагнул порог. – Премного благодарен. – Луч его фонаря обежал гостиную. – Ну и свинарник.
– Свинарник для свиньи! – проревела Джорджия, и они опять принялись ржать. – На месте Фила я бы вернулась из леса, чтобы надрать ее гребаную задницу! – Она подняла кулак; Картер Тибодо ее остановил.
– Он по-прежнему прячется на радиостанции? – спросил Мел. – Бацает рок? Сходит с ума ради Иисуса?
– Я не понимаю… – Сэмми уже не злилась, только боялась. Так бессвязно люди говорили в кошмарах, которые являлись, если покурить травку, посыпанную пи-си-пи[78]. – Фил уехал!
Ее четверо гостей переглянулись. Потом захохотали. Идиотское няк-няк-няк Сирлса перекрывало смех остальных.
– Уехал! Отвалил! – прохрипел Френки.
– Кто бы сомневался! – поддержал его Картер, они вскинули кулаки, стукнулись ими.
Джорджия взяла стопку книг в обложке с верхней полки книжного шкафа, просмотрела их.
– Нора Робертс? Сандра Браун? Стефани Майер? Ты это читаешь? Разве ты не знаешь, что сейчас рулит гребаный Гарри Поттер? – Она вытянула руки с книгами перед собой, разжала пальцы, выронила книги на пол.
Ребенок по-прежнему не просыпался. Чудо – не иначе.
– Если я продам вам травку, вы уйдете? – спросила Сэмми.
– Конечно, – ответил Френк.
– И поторопись, – добавил Картер. – Завтра нам на службу с самого утра. Инструктаж по эй-вак-ку-ации. Так что шевели своим толстым задом.
– Стойте здесь.
Сэмми ушла на крошечную кухню, открыла морозильник – уже теплый, все оттаяло, по какой-то причине от увиденного ей захотелось плакать – и достала один из пластиковых мешков с травкой, большой, с галлон. Три других остались на месте.
Сэмми начала разворачиваться, но кто-то схватил ее, прежде чем она успела это сделать, а кто-то другой вырвал мешок у нее из рук.
– Я хочу еще раз глянуть на твои розовые трусики, – сказал Мел ей на ухо. – Посмотреть, «воскресенье» у тебя на заднице или нет. – И вздернул футболку до талии. – Нет.
– Прекрати! Отстань от меня!
Мел рассмеялся: няк-няк-няк.
Луч фонаря ударил ей в глаза, но она узнала узкую голову в темноте за ним: Френки Дилессепс.
– Ты сегодня мне нагрубила, – услышала она. – Плюс отвесила оплеуху и тем самым обидела меня. А сделал-то я только это. – Он протянул руку и вновь ухватил Сэмми за грудь.
Она попыталась вырваться. Луч фонаря, направленный ей в лицо, метнулся к потолку, потом быстро спустился. Голова взорвалась болью. Френки ударил ее фонарем.
– Ой! Ой, больно! Прекрати!
– Хрена с два, не так уж и больно. Тебе еще везет, я не арестовываю тебя за торговлю наркотиками. Стой смирно, если не хочешь, чтобы я врезал тебе еще раз.
– Эта травка воняет дерьмом, – заметил Мел. Он стоял позади Сэмми, держа задранную футболку.
– Как и она сама, – вставила Джорджия.
– Должен конфисковать у тебя траву, су-ука, – объявил Картер. – Извини.
Френки все лапал ее грудь.
– Стой смирно, – ущипнул за сосок. – Просто стой смирно. – Голос погрубел, дыхание участилось. Она знала, к чему это ведет. Закрыла глаза. Только бы ребенок не проснулся. Только бы они больше ничего не сделали. Ничего более худшего.
– Давай же! – нетерпеливо бросила Джорджия. – Покажи ей, чего она лишилась после ухода Фила.
Френки лучом фонаря указал на гостиную:
– Пошла на диван. И раздвинь ноги.
– Разве сначала ты не хочешь зачитать ей ее права? – Мел рассмеялся: няк-няк-няк.
Сэмми подумала, что голова у нее развалится надвое, если она еще раз услышит этот смех. Но пошла к дивану, наклонив голову, поникнув плечами.
По пути Картер схватил ее, развернул, направил луч фонаря на свое лицо, превратившееся в гоблинскую маску.
– Собираешься кому-нибудь об этом рассказать, Сэмми?
– Н-н-нет.
Маска кивнула:
– И правильно. Потому что тебе все равно никто не поверит. Кроме, разумеется, нас, а потом нам придется снова прийти сюда и заняться тобой по-настоящему.
Френки толкнул Сэмми на диван.
– Трахни ее! – возбужденно воскликнула Джорджия, направив луч на Сэмми. – Трахни эту суку!
И все трое парней ее трахнули. Френки сделал это первым, прошептав:
– Ты должна научиться открывать рот, только когда стоишь на коленях.
За ним Картер. Когда он трудился на ней, заплакал Литл Уолтер.
– Заткнись, малец, а не то мне придется зачитать тебе твои права! – И Мел Сирлс расхохотался.
Няк-няк-няк.
11
Близилась полночь.
Линда Эверетт крепко спала на своей половине кровати; день выдался изматывающий, назавтра ждал ранний подъем (инструктаж по эвакуации), и даже тревоги, связанные с Джанель, не помешали ей заснуть. Она не храпела в полном смысле этого слова, но едва слышные звуки, крп-крп-крп, доносились с ее половины кровати.
У Расти выдался не менее изматывающий день, но спать он не мог и волновался не о Джан. Расти полагал, что с ней все будет в порядке, во всяком случае, какое-то время. Он мог справиться с ее припадками при условии, что они не усилятся. А если бы в больничной аптеке закончился заронтин, купил бы препарат в «Аптечном магазине Сандерса».
Расти думал о докторе Хаскеле. И разумеется, о Рори Динсморе. Перед мысленным взором так и стояла рваная, кровавая рана на месте глаза мальчика. Он слышал, как Рон Хаскел говорил Джинни: Я не труп. То есть не глух.
Да только доктор ошибался: он и вправду был мертв.
Расти ворочался на кровати, пытаясь отогнать эти образы, и добился того, что увидел Рори, бормочущего: Это Хэллоуин. А на его бормотание наложился голос дочери: