Он миновал его, двигаясь более уверенно, несмотря на темноту. Эту комнату Ренни помнил хорошо: полки с каждой стороны, диван впереди…
Он споткнулся об этого ёханого мальчишку и упал. Ударился лбом об пол и закричал – больше от удивления и ярости, чем от боли, потому что ковер смягчил удар. Но, Господи, между ногами оказалась рука мертвеца. И она вроде бы ухватила его за яйца.
Большой Джим поднялся на колени. Пополз вперед, вновь ударился головой, на этот раз о диван. Снова вскрикнул, залез на диван, подтянул ноги, как человек, сидя на плоту, вытаскивает ноги из воды, осознав, что вокруг полно акул.
Лежал, дрожа всем телом, говоря себе, что надо успокоиться, он должен успокоиться, а то допрыгается до инфаркта.
«Когда вы чувствуете аритмию, вам нужно сосредоточиться на себе и делать долгие, глубокие вдохи», – сказал ему хипповый доктор. Тогда Большой Джим подумал, что это муть, но теперь – раз уж верапамила нет – не оставалось ничего другого, как попробовать.
И вроде бы сработало. Через двадцать глубоких вдохов и медленных, долгих выдохов он почувствовал, как сердце успокаивается. Медный привкус уходил изо рта. К сожалению, какая-то тяжесть начала придавливать грудь. Боль поползла по левой руке. Ренни знал, что это признаки инфаркта, но подумал, что причиной может быть и изжога после сардин, которых он съел слишком уж много. Скорее всего. Потому что долгие, медленные вдохи и выдохи привели сердце в порядок (но ему все равно следует обратиться к специалистам после того, как закончится эта передряга, может, даже смириться и сделать шунтирование). Жара создавала дополнительные проблемы. Жара и сгущающийся воздух. Ему надо найти фонарь и запустить этот генератор. Он полежит еще минутку, может, две…
Кто-то здесь дышал.
Да, конечно. Я здесь дышу.
И однако у него сложилось ощущение, что он слышал еще чье-то дыхание. Причем не одного человека. Нескольких. И вроде бы Ренни знал, что они за люди.
Это нелепо.
Да, но один из дышавших стоял за диваном. Второй – в углу. Третий – в трех футах перед диваном.
Нет! Прекрати немедленно!
Бренда Перкинс за диваном. Лестер Коггинс в углу, со сломанной, отвисшей челюстью.
А перед диваном…
– Нет! – вырвалось у Большого Джима. – Это ерунда. Это чушь!
Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться на долгих вдохах и выдохах.
«У тебя здесь хорошо пахнет, папа, – обратился к нему стоящий перед диваном Младший. – Совсем как в кладовой. Пахнет моими подружками».
Большой Джим закричал.
«Помоги мне, брат, – заговорил лежащий на полу Картер. – Он сильно порезал меня. И застрелил».
– Хватит, – прошептал Большой Джим. – Я ничего этого не слышу, так что хватит. Я считаю вдохи. Я успокаиваю свое сердце.
«Бумаги все еще у меня, – заверила его Бренда Перкинс. – И множество копий. Скоро они будут развешаны по всем телеграфным столбам города, как Джулия сделала с последним номером газеты. Будь уверен, испытаешь ты наказание за грех твой, которое настигнет тебя. Книга „Числа“, глава тридцать вторая».
– Тебя здесь нет!
Но что-то – по ощущениям, палец – прошлось по его щеке.
Большой Джим закричал снова. Атомное убежище заполняли мертвецы, которые без труда дышали спертым воздухом и легко двигались. Даже в темноте он мог разглядеть их бледные лица. Мог видеть глаза своего умершего сына.
Большой Джим вскочил с дивана, принялся молотить черный воздух кулаками:
– Пошли прочь! Все пошли от меня прочь!
Он бросился к лестнице, споткнулся о нижнюю ступеньку. На этот раз ковер удар не смягчил. В глаза закапала кровь. Мертвая рука погладила его по затылку.
«Ты меня убил». – Только со сломанной челюстью у Лестера Коггинса получилось: Ы-ы-ы ме-е-е у-у-у.
Большой Джим взбежал по лестнице и навалился на дверь своим немалым весом. Она открылась, отталкивая обгоревшие доски и свалившиеся кирпичи. Открылась достаточно широко, чтобы Большой Джим смог в нее протиснуться.
– Нет! – проревел Большой Джим. – Нет, не трогайте меня! Не смейте прикасаться ко мне!
Темнота среди руин муниципалитета не слишком отличалась от темноты атомного убежища, но одно различие было, и существенное: здесь воздух не годился для дыхания.
Большой Джим это осознал на третьем вдохе. Его сердце, и так перегруженное последними резкими телодвижениями, подпрыгнуло к горлу. И на этот раз там и осталось.
Большой Джим внезапно почувствовал, что его ударили в грудь чем-то тяжелым, вроде как мешком, наполненным камнями. Он попытался вернуться к двери, пошатываясь, словно человек, идущий по глубокой жидкой грязи. Он попытался протиснуться в щель, но на этот раз застрял. Ужасный звук вырывался из его раззявленного рта:
– А-А-А-А-А-А-А, покорми меня, покорми меня.
Он покачнулся, второй раз, третий: вытянул руку в последней надежде на спасение.
В темноте его руку погладила чья-то рука.
– Па-а-апа, – проворковал голос.
16
Кто-то потряс Барби за плечо перед тем, как занялась заря воскресного утра. Просыпался он с неохотой, кашляя, инстинктивно повернулся к Куполу и стоящим за ним вентиляторам. Когда приступ кашля стих, посмотрел, кто его разбудил. Джулия. Ее волосы висели патлами, щеки горели от температуры, но глаза оставались ясными.
– Бенни Дрейк умер час назад.
– Ох, Джулия. Господи. Так жаль. – Он не говорил, а хрипел, едва узнавая собственный голос.
– Я должна добраться до коробочки, которая создает Купол. Как мне туда попасть?
Барби покачал головой:
– Даже если ты сможешь что-нибудь сделать, она на гребне, почти в полумиле отсюда. Нам не хватает дыхания, чтобы добежать до автофургона и микроавтобуса, а они в каких-то пятидесяти футах.
– Есть способ, – раздался чей-то голос. Они оглянулись и увидели Сэма Вердро. Он курил последнюю сигарету и смотрел на них трезвыми глазами. Он и был трезв, совершенно трезв, первый раз за восемь лет. – Есть способ, – повторил он. – Я вам покажу.
Носи его дома, он будет выглядеть как платье
1
В половине восьмого утра они все собрались в кучку, даже убитая горем, с красными от слез глазами мать Бенни Дрейка. Элва Дрейк обнимала за плечи Элис Эпплтон. От веселья и живости девочки не осталось и следа, а, когда она дышала, из узкой груди вырывались хрипы.
Когда Сэм закончил, наступила тишина… если, разумеется, не считать нескончаемого рева вентиляторов.
– Это безумие, – первым высказался Расти. – Вы умрете.
– А если останемся здесь, выживем? – бросил Барби.
– Зачем вообще и пытаться? – пожала плечами Линда. – Даже если идея Сэма сработает и вы сумеете…
– Я думаю, сработает, – вставил Ромми.
– Разумеется, сработает, – кивнул Сэм. – Парень, которого звали Питер Бергерон, рассказал мне об этом вскоре после большого пожара в Бар-Харборе в сорок седьмом. И при всех своих особенностях лжецом Пит не был.
– Если и сработает, то к чему все это? – настаивала Линда.
– Потому что это единственное, чего мы не попробовали, – ответила Джулия. Теперь, когда она приняла решение, а Барби сказал, что поедет с ней, женщина совершенно успокоилась. – Мы не пытались умолять.
– Ты рехнулась, Джулия. – Тони Гуэй покачал головой: – Думаешь, они услышат? А если и услышат, то послушают?
Джулия повернулась к Расти:
– В тот раз, когда твой друг Джордж Лэтроп жег муравьев живьем через увеличительное стекло, ты слышал, как они умоляли этого не делать?
– Муравьи не могут умолять, Джулия.
– Ты же сказал: «Мне пришло в голову, что у муравьев тоже может быть своя жизнь». Почему это пришло тебе в голову?
– Потому что… – Он не договорил, пожал плечами.
– Может, ты их услышал, – предположила Лисса Джеймисон.
– При всем моем уважении, это полнейшая чушь, – не выдержал Пит Фримен. – Муравьи – это муравьи. Не могут они умолять.
– Но люди могут, – заметила Джулия. – И разве у нас нет своей жизни?
На это никто не ответил.
– И что еще мы можем попробовать?
За их спинами заговорил полковник Кокс. Они все про него забыли. Внешний мир и его обитатели теперь не имели к ним никакого отношения.
– Я бы попробовал на вашем месте. Не цитируйте меня, но… да. Я бы попробовал. Барби?
– Я уже согласился. Она права. Больше ничего не остается.
2
– Давайте взглянем на мешки, – предложил Сэм.
Линда протянула ему три больших зеленых мешка «Хефти». В двух раньше была одежда ее и Расти, а также несколько книг для девочек (рубашки, штаны, носки и нижнее белье теперь лежали на земле, позади небольшой группы выживших). Ромми пожертвовал третий, в котором привез два карабина для охоты на оленей. Сэм осмотрел все три, нашел дырку в мешке из-под карабинов, отбросил его. Два других сохранили герметичность.
– Хорошо, слушайте внимательно. До коробочки будем добираться на минивэне миссис Эверетт, но сначала надо подогнать его сюда. Вы уверены, что ехали с поднятыми стеклами, миссис? Лучше вам быть уверенной, потому что от этого зависят жизни людей.
– С поднятыми, – кивнула Линда. – Мы включали кондиционер.
Сэм посмотрел на Расти:
– Ты должен подогнать его сюда, док, но прежде всего надо выключить кондиционер. Ты понимаешь почему, да?
– Чтобы сохранить воздух в салоне.
– Плохой воздух попадет внутрь, когда откроешь дверцу, само собой, но немного, если ты поторопишься. Внутри останется хороший воздух. Городской воздух. И те, кто поедет в минивэне, смогут дышать им всю дорогу до коробочки. От старого микроавтобуса толку нет, и не только потому, что стекла опущены…
– Нам пришлось, – вставила Норри, глядя на украденный микроавтобус телефонной компании. – Кондиционер сломался. Так сказал де-дедушка. – Слеза появилась в уголке левого глаза и скатилась по грязной щеке. Грязь была повсюду, и с мутного неба падали мельчайшие, почти невидимые частицы черной сажи.