Олли обнял Эймса за шею. Он понимал, что теряет сознание, но ничего не мог с этим поделать. Пытался продержаться, чтобы сказать «спасибо», но не сложилось. Перед тем как провалиться в темноту, успел почувствовать, как солдат-южанин целует его в щеку.
15
На северной стороне первым из-под Купола выскочил Горас. Побежал прямо к полковнику Коксу и принялся танцевать у его ног. Отсутствие хвоста Горасу совершенно не мешало. Весь его зад мотался из стороны в сторону.
– Будь я проклят! – воскликнул Кокс и поднял корги на руки. Пес тут же принялся лизать ему лицо.
Выжившие стояли кучкой на своей стороне (демаркационная линия четко выделялась на траве, ярко-зеленой по одну сторону и безжизненно серой по другую). Они только начинали осознавать, что произошло, но не решались поверить. Расти, Линда, их маленькие дочки, Джо Макклэтчи и Норри Кэлверт, их матери. Джинни, Джина Буффалино и Гарриет Бигелоу, обнимающие друг друга. Твитч, поддерживающий свою сестру Роуз, которая рыдала и покачивала Литл Уолтера. Пайпер, Лисса и Джекки, взявшиеся за руки. Пит Фримен и Тони Гуэй, оставшиеся в городе сотрудники редакции «Демократа», стояли позади них. Элва Дрейк привалилась к Ромми Берпи, который держал на руках Элис Эпплтон.
Они наблюдали, как грязная поверхность Купола плавно уходит в небо. Осенняя листва снаружи поражала буйством красок.
Сладкий, свежий воздух ерошил им волосы и высушивал пот.
– Мы видели как бы сквозь тусклое стекло, – прошептала преподобная Либби. Она плакала. – Теперь же видим лицом к лицу.
Горас спрыгнул с рук Кокса на землю и принялся выписывать восьмерки по траве, лаял, нюхал, пытался пописать на все сразу.
Выжившие недоверчиво смотрели на синее утреннее небо, раскинувшееся в этот октябрьский день над Новой Англией. А грязный барьер, который держал их взаперти, поднимался все быстрее и быстрее, уменьшаясь в размерах, пока не превратился в черную карандашную точку на синей бумаге.
Птица пролетела над тем местом, где стоял Купол. Элис Эпплтон, по-прежнему на руках у Ромми, посмотрела на нее и рассмеялась.
16
Барби и Джулия стояли на коленях по обе стороны колеса, по очереди прикладываясь к торчащей из него втулке-соломинке. Они наблюдали, как коробочка вновь начала подниматься. Сначала медленно, и вроде бы зависла второй раз, на высоте примерно шестьдесят футов, словно колеблясь. А потом рванула вверх, да так, что за ней не мог уследить человеческий глаз – не видит же он пулю в полете. Купол то ли улетал вверх, то ли сворачивался.
Коробочка, думал Барби. Она утягивает Купол за собой, как магнит железный порошок.
Ветер летел к ним. Барби отмечал его продвижение по колыханию травы, потом тряхнул Джулию за плечо и указал на север. Грязно-серое небо снова стало синим, слишком ярким для глаз. И деревья вернули себе осенний окрас.
– Не знаю, видел ли я когда-нибудь что-то более… – начал Барби, но тут ветер добрался до них. Приподнял волосы Джулии, принялся сушить пот на грязном лице, нежный, как ладонь любимого человека.
Джулия закашлялась. Барби постучал ей по спине, первый раз глотнув местного воздуха. Он еще вонял и царапал горло, но уже годился для дыхания. Плохой воздух оттеснялся на юг, свежий прибывал с ти-эровской стороны Купола – с бывшей ти-эровской стороны Купола. Второй вдох пошел лучше, третий – еще лучше, четвертый стал даром Божьим.
Или кожеголовой девочки.
Барби и Джулия обнялись рядом с черным квадратом земли, где стояла коробочка. На котором больше никогда ничего не вырастет.
17
– Сэм! – воскликнула Джулия. – Мы должны вытащить Сэма.
Они еще кашляли, когда бежали к «одиссею», а Сэм – нет. Он навалился на руль, с открытыми глазами, хрипло дыша. Нижнюю половину лица покрывала кровь, а когда Барби мягко потянул его назад, чтобы спина привалилась к спинке сиденья, то увидел, что на груди рубашка старика из синей стала грязно-пурпурной.
– Ты сможешь его отнести? – спросила Джулия. – Сможешь его отнести к солдатам?
Конечно, он бы не смог, но ответил:
– Попытаюсь.
– Не надо, – прошептал Сэм, его глаза сместились к ним. – Очень больно. – Кровь вытекала изо рта с каждым словом. – Вы это сделали?
– Джулия сделала. Не знаю как, но сделала.
– Отчасти благодаря человеку в спортивном зале, – пояснила она, – которого застрелил хэкермонстр. – У Барби отвисла челюсть, но Джулия этого не заметила. Положила руки на плечи Сэму, расцеловала в обе щеки. – Ты тоже это сделал, Сэм. Довез нас сюда и увидел маленькую девочку на эстраде.
– Во сне я увидел тебя не маленькой девочкой. Ты выросла.
– Маленькая девочка по-прежнему здесь. – Джулия коснулась своей груди. – По-прежнему здесь. Она живет.
– Помогите мне вылезти из минивэна, – прошептал Сэм. – Хочу глотнуть свежего воздуха, прежде чем умру.
– Ты не…
– Молчи, женщина. Мы оба все знаем.
Барби и Джулия помогли ему вылезти из салона, осторожно уложили на землю.
– Понюхайте, какой воздух! – Голос Сэма переполнял восторг. – Святый Боже. – Он глубоко вдохнул, потом кашлянул, и изо рта полетели брызги крови. – Я чувствую аромат жимолости.
– Я тоже, – кивнула Джулия и откинула волосы с его лба.
Он накрыл ее руку своей.
– Они… они почувствовали наши страдания?
– Там была только одна. Если б несколько, ничего бы не вышло. Не думаю, что мне удалось бы перебороть их общую жестокость. И нет – ничего она не чувствовала. Пощадила нас, но не более того.
– Они не такие, как мы? – прошептал старик.
– Нет. Совсем не такие.
– Щадить – удел сильных людей. – Он вздохнул. – Я могу только сожалеть. Я сделал это лишь ради выпивки, но все равно сожалею. Если б мог, вернул все назад.
– Что бы ты ни сделал, теперь ты искупил свою вину, – заверил его Барби. Взял за левую руку. На безымянном пальце едва держалось обручальное кольцо, слишком большое для исхудалой плоти.
Глаза Сэма – выцветшей синевы – сместились к Барби, и старик попытался улыбнуться:
– Может, и искупил… тем более что сделал это с радостью. Хотя я не думаю, что такое можно… – Он опять начал кашлять, брызгая кровью.
– Хватит! – воскликнула Джулия. – Перестань говорить. – Они стояли на коленях по обе стороны от старика. Она посмотрела на Барби. – Нести его не получится. Внутри что-то повреждено. Мы должны бежать за помощью.
– Ох, небо! – выдохнул Сэм Вердро.
На том все для него и закончилось. Грудь опустилась и уже не поднялась, потому что вдоха не последовало. Барби протянул руку, чтобы закрыть ему глаза, но Джулия перехватила ее, не дала.
– Пусть смотрит. Даже если он и мертв, пусть смотрит сколько хочет.
Они посидели рядом с ним. Пели птицы. И где-то лаял Горас.
– Наверное, я должна идти к своей собаке.
– Да, – кивнул Барби. – Поедем?
Она покачала головой:
– Давай пройдемся. Думаю, мы сможем пройти полмили, если не будем спешить, а?
Он помог ей подняться.
– Сейчас и выясним.
18
Пока, взявшись за руки, они шли по колеям проселочной дороги, Джулия рассказала ему о том, что происходило с ней «внутри коробочки», как она это назвала.
– Понятно, – кивнул он, когда Джулия закончила. – Ты рассказала ей, на какие злодеяния мы способны – или показала их ей, – но она все равно нас отпустила.
– О злодеяниях они знают всё.
– Тот день в Фаллудже – наихудшее воспоминание в моей жизни. И что самое ужасное… я сделал это, а со мной ничего такого не делали.
– Ты этого не делал, – напомнила она. – Это сделал другой человек.
– Не важно. Кто бы это ни сделал, тот парень умер.
– Это произошло бы, будь вас в спортивном зале только трое или двое? Или если бы ты был один?
– Нет. Разумеется, нет.
– Тогда вини судьбу. Или Бога. Или Вселенную. Но перестань винить себя.
Возможно, ему бы это так и не удалось, если б он понял, что хотел сказать Сэм перед смертью. Сожалеть о том, что ты сделал неправильно, лучше, чем ничего, но никакое сожаление не искупит радость, испытанную при убийстве, будь то сжигание муравьев или расстрел пленников.
Он не ощущал радости в Фаллудже. В этом виновным себя не чувствовал. Что и облегчило его душу.
Солдаты бежали к ним. У них оставалась минута друг для друга. Может, две.
– Я преклоняюсь перед тобой за то, что ты сделала, Джулия.
– Я знаю, – спокойно ответила она.
– Ты проявила удивительную отвагу.
– Ты простишь меня за то, что я украла твои воспоминания? Я не хотела, так вышло.
– Ты полностью прощена.
Солдаты приближались. Кокс бежал вместе с остальными, Горас за ним по пятам. Скоро Кокс будет здесь, спросит, как Кен, и с этим вопросом они вернутся в большой мир.
Барби посмотрел на синее небо, глубоко вдохнул очищающийся воздух.
– Не могу поверить, что его больше нет.
– Он вернется, как думаешь?
– Может, не на эту планету и не с этими детишками. Они вырастут и покинут игровую комнату, но коробочка останется. И другие дети ее найдут. Рано или поздно кровь всегда выплескивается на стену.
– Это ужасно.
– Возможно, но хочешь, я скажу тебе, что говорила по этому поводу моя мать?
– Разумеется.
– Будет и на нашей улице праздник. – Джулия рассмеялась. И как ему нравился ее смех! – Что сказала кожеголовая девочка в самом конце? Говори быстро: сюда уже бегут люди, а это принадлежит только нам.
На ее лице отразилось удивление: как он мог не знать?
– Она сказала то же самое, что и Кайла: «Носи его дома, он будет выглядеть как платье».
– Она говорила о коричневом свитере?
Джулия вновь взяла его за руку:
– Нет. О наших жизнях. Наших маленьких жизнях.
Барби задумался:
– Если она отдала это тебе, давай это наденем.
Джулия вскинула руку:
– Посмотрите, кто идет!
Горас уже заметил ее. Прибавил скорости, проскочил среди бегущи