Отличная идея! – подумал Младший. Не мог не признать: его дорогой отец не упускал ни единого шанса.
15
Когда Младший поднялся на второй этаж, чтобы «дать отдых ноге», Большой Джим доел сандвич, вытер жир с подбородка и позвонил на мобильник Стюарта. Начал разговор с вопроса, который задавал всегда, если звонил на мобильник:
– Ты где?
Стюарт ответил, что они направляются в похоронное бюро, чтобы выпить. Зная отношение Большого Джима к спиртному, отвечал он с воинственностью рабочего человека:
– Свою работу я сделал, так что теперь не мешай мне получить удовольствие.
– Хорошо, но только один стаканчик. Этот день для тебя еще не закончился. Для Ферна и Роджера тоже. – Стюарт энергично запротестовал. Когда закончил свою тираду, Большой Джим продолжил: – Я хочу, чтобы вы трое в половине десятого подошли к зданию средней школы. Там будут несколько новых патрульных, включая мальчиков Роджера, и вы трое тоже мне там нужны. – Тут его осенило: – Я хочу назначить вас сержантами в городской службе безопасности Честерс-Милла.
Стюарт напомнил Большому Джиму, что у него с Ферном четыре новых покойника.
– Покойники из кладовой Маккейнов могут подождать, – ответил Большой Джим. – Все равно они мертвы. У нас чрезвычайная ситуация, если ты этого не заметил. Пока кризис не закончился, нам всем приходится напрягаться. Внеси свою лепту. Поддержи команду. В половине десятого у здания средней школы. Но сначала я хочу, чтобы вы сделали кое-что еще. Много времени на это не уйдет. Передай мобильник Ферну.
Стюарт спросил, почему Большой Джим хочет говорить с Ферном, которого воспринимал – и не без оснований – законченным дурнем.
– Не твоего ума дела. Просто отдай ему мобильник.
Ферн поздоровался. Большой Джим не соизволил, сразу перешел к делу:
– Ты входил в добровольную пожарную дружину, так? Пока ее не распустили?
Ферн ответил, что действительно входил в это неофициальное приложение к пожарной команде Честерс-Милла, не упомянув, что вышел из дружины за год до ее расформирования (после того как члены городского управления рекомендовали не выделять на нее деньги в бюджете 2008 года). Не упомянул и о другом: на сбор пожертвований для дружины уходило время, которое он мог бы потратить с большей пользой – на выпивку.
– Я хочу, чтобы ты пошел в полицейский участок и взял ключи от пожарной части. Потом посмотри, стоят ли там ручные пожарные насосы, которые вчера использовал Берпи. Мне сказали, что он и эта Перкинс поставили их туда, но лучше проверить.
Ферн ответил, что ручные насосы брали из «Универмага Берпи» и это собственность Ромми. У дружины тоже были насосы, но их продали на интернет-аукционе после ее расформирования.
– Раньше они могли принадлежать ему, но теперь уже нет, – возразил Большой Джим. – На период кризиса насосы – собственность города. И мы будем поступать так со всем, что нам потребуется. Потому что это делается для общего блага. А если Ромео Берпи думает, что он снова сможет организовать пожарную дружину, то напрасно.
Ферн заметил – осторожно, – что, судя по разговорам, Берпи удалось очень быстро потушить пожар, возникший после ракетного удара.
– Там он тушил окурки, тлеющие в пепельнице, – фыркнул Большой Джим. Вена пульсировала на виске, и сердце билось слишком уж гулко. Он знал, что поел очень быстро – опять, – но ничего не мог с этим поделать. Оголодав, буквально заглатывал все, что лежало перед ним. Такая уж натура. – Любой смог бы его потушить. Ты бы смог. Речь о том, что я знаю, кто голосовал за меня в прошлый раз, а кто – нет. И те, кто не голосовал, не получат ёханую конфетку.
Ферн спросил Большого Джима, что он, Ферн, должен сделать с насосами.
– Убедись, что они в пожарной части. Потом иди в среднюю школу. Мы будем в спортивном зале.
Ферн сказал, что с ним хочет поговорить Роджер Кильян.
Большой Джим закатил глаза, но ждал.
Роджер желал знать: которые из его мальчиков пойдут в копы?
Ренни вздохнул, порылся среди бумаг, наваленных на столе, нашел лист со списком новых патрульных. Большинство – учащиеся старшей школы, все мужчины. Самому младшему, Микки Уэрдлоу, было только пятнадцать, но он уже прослыл хулиганом. Играл на месте правого защитника в футбольной команде, пока его не вышибли за пьянство.
– Рики и Рэндолл.
Роджер запротестовал. Они – самые старшие и единственные, на кого он мог положиться. Кто, спросил Роджер, будет помогать ему с курами?
Большой Джим закрыл глаза и попросил Господа дать ему сил.
16
Сэмми очень даже чувствовала тупую, перекатывающуюся боль в нижней части живота – как при менструации – и более острые уколы боли пониже. Игнорировать их не было никакой возможности, потому что каждый шаг сопровождался новым уколом. Тем не менее она упрямо брела по шоссе номер 119, направляясь к Моттон-роуд. Намеревалась идти и идти, несмотря на боль. Она точно знала конечную цель своего похода, и речь шла не о ее трейлере. Того, что ей требовалось, в трейлере не было, но она знала, где взять. И шла бы, если б потребовалось, всю ночь. А если бы боль стала невыносимой, в кармане джинсов лежали пять таблеток перкосета, и она могла их сжевать. Разжеванные таблетки действовали быстрее. Фил ей это говорил.
Трахни ее!
Нам придется снова прийти сюда и заняться тобой по-настоящему.
Трахни эту суку!
Ты должна научиться открывать рот, только когда стоишь на коленях.
Трахни ее, трахни эту суку!
Тебе все равно никто не поверит.
Но преподобная Либби поверила, и посмотрите, что с ней сталось. Вывихнутое плечо, убитая собака.
Трахни эту суку!
Сэмми думала, что пронзительный, возбужденный голос этой твари будет звучать у нее в голове до конца жизни.
Потому-то она и шла. Над головой зажглись первые розовые звезды, искры, проглядывающие сквозь грязное стекло.
Позади появились фары. Ее тень вытянулась по дороге. Подъехал старый раздолбанный фермерский пикап, остановился.
– Эй, залезай! – раздался мужской голос. Но фраза эта, произнесенная заплетающимся языком, прозвучала как «эй-й-за-а-ле-за-ай»: за рулем сидел пьяный Олден Динсмор, отец погибшего Рори.
Тем не менее Сэмми залезла в кабину, с осторожностью инвалида.
Олден этого не заметил. Между ног стояла шестнадцатиунцевая банка пива «Бад», рядом с ним – наполовину опустевший ящик. Пустые банки катались под ногами Сэмми и стукались о них.
– Куда идем? В Моттон? – Олден рассмеялся, чтобы показать, что способен шутить, пьяный или нет.
– Только на Моттон-роуд, сэр. Вам по пути?
– Мне всюду по пути. Я просто еду. Еду и думаю о моем мальчике. Он умер в субботу.
– Я очень сожалею о вашей утрате.
Он кивнул и глотнул пива.
– Мой отец умер прошлой зимой, знаешь ли. Не мог дышать, бедняга. Последний год жил на кислороде. Рори менял ему баллоны. Любил старика.
– Сожалею. – Она уже это говорила, но что еще могла сказать?
Слеза скатилась по щеке Олдена.
– Я поеду, куда скажете, мисси Лу. Собираюсь ездить, пока не закончится пиво. Пива хотите?
– Да, пожалуйста. – Пиво было теплым, но Сэмми пила с жадностью. Ее мучила жажда. Она выудила из кармана таблетку перкосета, бросила в рот, запила еще одним длинным глотком. Почувствовала, как загудело в голове. И хорошо. Она вытащила из кармана еще одну таблетку, предложила Олдену: – Хотите? Настроение поднимется.
Он взял, проглотил, запив пивом, не спрашивая, что она ему дала. Они подъехали к Моттон-роуд. Перекресток Олден заметил поздно, поворачивал по широкой дуге. Сшиб почтовый ящик Крамли. Сэмми не возражала.
– Возьмите еще, мисси Лу.
– Спасибо, сэр.
Она взяла банку пива, оторвала язычок крышки.
– Хотите посмотреть на моего мальчика? – В отсвете приборного щитка глаза Олдена были желтые и влажные. Глаза пса, который сломал лапу, угодив в яму. – Хотите взглянуть на моего мальчика Рори?
– Да, сэр. Конечно, хочу. Я там была, знаете ли.
– Все были. Я сдавал в аренду поле. Помогал убить его. Не знал, как обернется. Никто не знал, правда?
– Никто.
Олден сунул руку в нагрудный карман комбинезона и вытащил потертый бумажник. Чтобы открыть его, отпустил руль, прищурился, начал рыться в отделениях, разделенных целлулоидными стенками.
– Мои мальчики подарили мне этот бумажник. Рори и Орри. Орри еще жив.
– Красивый бумажник. – Сэмми наклонилась к Олдену и взялась за руль. Она проделывала то же самое, когда жила с Филом. Много раз. Пикап мистера Динсмора, выписывая на дороге пологие дуги, едва разминулся с еще одним почтовым ящиком. Но значения это не имело. Скорость не превышала и двадцати миль, а других автомобилей на Моттон-роуд не было. Радио приглушенно работало на частоте ХНВ. «Слепые мальчики Алабамы» пели «Сладкую надежду Небес».
Олден сунул ей бумажник:
– Вот он. Это мой мальчик. С его дедом.
– Вы будете вести машину, пока я посмотрю?
– Конечно. – Олден вновь взялся за руль. Пикап прибавил скорости, траектория его движения выпрямилась, хотя иной раз он и пересекал разделительную линию.
На вылинявшей цветной фотографии Сэмми увидела мальчика и старика, обнимающих друг друга. Старик в бейсболке «Ред сокс» и кислородной маске. Мальчик с широкой улыбкой.
– Красивый мальчик, сэр, – прокомментировала Сэмми.
– Да, красивый мальчик. Красивый умный мальчик. – Из груди Олдена вырвалось рыдание, по звуку похожее на ослиный крик. С губ полетела слюна. Пикап резко ушел в сторону, потом вернулся на положенную полосу движения.
– У меня тоже красивый мальчик. – И Сэмми заплакала. Она вспомнила, что когда-то ей нравилось мучить Брэтцев. Теперь Сэмми знала, каково это – побывать в микроволновке. Гореть в микроволновке. – Я собираюсь поцеловать его, когда увижу. Поцеловать еще раз.
– Поцелуй его.
– Обязательно.
– Поцелуй, обними и прижми к себе.