– Похоже, сигнал Линды нам не очень-то нужен, – заметил Ромми. – Не ожидал, что будут динамики. Их взяли не у меня.
– Тем не менее хорошо, что люди ее увидят, – ответила Джекки. – Маска при тебе, Ромми?
Он продемонстрировал резиновую маску Дика Чейни. Несмотря на большие запасы, Ромми не смог снабдить Джекки маской маленькой Русалочки; ей пришлось соглашаться на маску подруги Гарри Поттера, Гермионы. Маска Дарта Вейдера, которую выбрал себе Эрни, лежала в кармане за сиденьем, но Джекки подумала, что, если ему действительно придется надеть ее, это будет означать, что у них возникли проблемы. Вслух она, правда, ничего не сказала.
И в принципе имеют ли эти маски какое-то значение? Когда мы внезапно исчезнем из города, все и так поймут почему.
С другой стороны, подозревать – это не знать наверняка. Если у Ренни и Рэндолфа не будет ничего, кроме подозрений, тогда наших друзей и родственников, оставшихся в городе, возможно, подвергнут только суровому допросу.
Возможно. Джекки осознавала, что при сложившихся обстоятельствах под это слово подпадало много чего.
Гимн закончился. Снова раздались аплодисменты, а потом заговорил второй член городского управления. Джекки проверила пистолет, который взяла с собой – ее личный, – и подумала, что несколько следующих минут, вероятно, станут самыми долгими в ее жизни.
18
Барби и Расти стояли у решеток своих камер, слушая речь Большого Джима. Благодаря динамикам, установленным у входа в муниципалитет, им даже не приходилось напрягать слух.
– Спасибо вам! Спасибо вам, всем и каждому! Спасибо вам, что пришли. И спасибо за то, что вы самые храбрые, самые надежные, самые несгибаемые люди в этих Соединенных Штатах Америки!
Бурные аплодисменты.
– Дамы и господа… и дети тоже, я вижу среди вас нескольких…
Добродушный смех.
– Мы в ужасном положении. Вы это знаете. Сегодня я намерен рассказать вам, как мы в него попали. Я не знаю всего, но поделюсь с вами тем, что знаю, потому что вы этого заслуживаете. Когда я закончу знакомить вас с положением дел, мы примем несколько важных решений. Но сначала, и прежде всего, я хочу сказать вам, как я вами горжусь, как страшно мне быть человеком, которого Бог – и вы – выбрал в ваши лидеры в этот критический момент, и я хочу заверить вас, что вместе мы пройдем через эти испытания, вместе и с Божьей помощью, и выйдем из них более сильными, более чистыми, более уверенными в себе! Сейчас мы, возможно, как дети Израиля в пустыне…
Барби закатил глаза, а Расти сделал неприличный жест, словно решил подрочить.
– …Но скоро мы найдем наш Ханаан и попируем молоком и медом, которыми Господь и наши сограждане американцы попотчуют нас.
Оглушительные аплодисменты. Похоже, аплодировали стоя. Даже если в подвале и стоял «жучок», трое или четверо полицейских, которые оставались в участке, наверняка столпились у двери, слушая Большого Джима, поэтому Барби шепнул:
– Готовься, друг мой.
– Я готов, – ответил Расти. – Поверь мне, я готов.
Лишь бы только Линда не была вместе с теми, кто планирует ворваться в участок, подумал он. Не хотел, чтобы жена кого-нибудь убила, еще больше не хотел, чтобы она рисковала жизнью. Даже ради его спасения. Пусть остается там, где она сейчас. Я, возможно, спятил, но Линда в безопасности, пока находится там же, где и весь город.
Так он думал, прежде чем началась стрельба.
19
Большой Джим ликовал. Он сделал с жителями Милла то, что и хотел: они ели с его руки. Сотни людей, те, кто голосовал за него и кто нет. Ренни никогда не видел в этом зале столько народу, даже когда обсуждались вопросы о молитве в школе и школьном бюджете. Люди сидели бедро к бедру, плечо к плечу, не только в зале, но и на лужайке перед муниципалитетом, и они не просто слушали его. Сандерс отправился в самоволку, Гриннел находилась в зале (это красное платье в третьем ряду сразу бросалось в глаза), так что толпа принадлежала ему. Глаза людей молили его позаботиться о них. Спасти их. Его ликование дополнял телохранитель, который сидел рядом с ним, и ряды полицейских – его полицейских, – выстроившихся вдоль стен. Не все еще надели форму, но оружие было у всех. И в зале как минимум сто человек сидели в нарукавных повязках. Он словно обзавелся личной армией.
– Мои друзья горожане, большинство из вас знает, что мы арестовали человека, звать которого Дейл Барбара…
Его прервали крики и свист. Большой Джим ждал, пока они чуть стихнут, с суровым лицом, но в душе широко улыбаясь.
– …за убийства Бренды Перкинс, Лестера Коггинса и двух юных девушек, которых мы все знали и любили: Энджи Маккейн и Доди Сандерс.
Снова свист, крики: «Вздернуть его!» и «Террорист!» Так вроде бы обозвала арестованного Велма Уинтер, управляющая «Магазина Брауна».
– Не знаете вы другого. Купол – результат заговора, который организовала элитная группа безумных ученых и тайно финансировали продажные государственные чиновники. Вы – подопытные кролики в этом эксперименте, мои друзья горожане, и Дейл Барбара – человек, которому поручили руководить экспериментом изнутри!
Изумленное молчание стало ответом. Потом его сменил возмущенный рев.
Когда люди чуть успокоились, Большой Джим продолжил, взявшись руками за края трибуны, его лицо светилось искренностью (и возможно, налилось кровью от перенапряжения). Речь лежала перед ним, но все еще в папке. Ему не требовалось заглядывать в нее. Господь использовал его голосовые связки и двигал его языком.
– Я упомянул про тайное финансирование, и вы, вероятно, задались вопросом, о чем это я. Ответ ужасен, но прост. Дейл Барбара, с помощью еще неизвестных нам горожан, организовал лабораторию по производству огромного количества кристаллического метамфетамина, который с помощью ЦРУ поставлялся наркобаронам всего Восточного побережья. И хотя он еще не выдал имена своих сообщников, один из них, судя по всему – и у меня разрывается сердце, когда я вам это говорю, – Энди Сандерс.
Шум и крики удивления. Большой Джим увидел, как Анди Гриннел начала подниматься со скамьи, потом снова села. И это правильно, сиди молча. Если посмеешь задавать мне вопросы, я сожру тебя живьем. Или наставлю на тебя палец и обвиню в соучастии. Тогда эти люди сожрут тебя живьем.
И, по правде говоря, он чувствовал, что это в его власти.
– Босс Барбары – тот, кто отдает ему приказы, – человек, которого вы видели в новостях. Он представляется полковником американской армии, но на самом деле является членом советов ученых и государственных чиновников, которые проводят этот сатанинский эксперимент. Признание Барбары у меня здесь. – Он похлопал себя по пиджаку, во внутреннем кармане которого лежал его бумажник и Новый Завет, где слова Иисуса выделялись красным.
Вновь раздались крики: «Вздернуть его!» Большой Джим поднял руку, застыл, опустив голову, с серьезным лицом, дожидаясь, когда крики смолкнут.
– Мы проголосуем за наказание Барбары всем городом, единым целым, объединенным стремлением обрести свободу. Все в ваших руках, дамы и господа. Если вы проголосуете за казнь, мы его казним. Но пока я ваш лидер, повешения не будет. Он предстанет перед расстрельной командой…
Его прервала бурная овация, многие вскочили с мест. Большой Джим наклонился к микрофону:
– …но лишь после того, как мы получим всю информацию, которую еще утаивает это жалкое предательское сердце!
Теперь уже поднялся весь зал. Впрочем, не Анди. Она по-прежнему сидела в третьем ряду, у самого прохода, глядя на Ренни снизу вверх. И глаза ее не были мягкими, затуманенными и потерянными, какими он привык их видеть.
Смотри сколько хочешь. Только сиди, как хорошая маленькая девочка.
А пока Большой Джим купался в аплодисментах.
20
– Пора? – спросил Ромми. – Что думаешь, Джекки?
– Обождем еще чуть-чуть.
Интуиция говорила, что надо обождать, ничего больше, а Джекки привыкла полагаться на интуицию.
И потом задавалась вопросом: сколько жизней удалось бы спасти, если б она сказала Ромми: «Ладно, поехали»?
21
Приникнув к щели в боковой стене моста Мира, Младший увидел, как вскочили люди, сидевшие на скамьях, поставленных на лужайке, и та же интуиция, предложившая Джекки обождать, сказала ему, что пора. Хромая, он вышел на городскую площадь и направился к Главной улице. Когда существо, которое зачало его, возобновило речь, он уже шел к полицейскому участку. Темное пятно в левой половине поля зрения опять прибавило в размерах, но ясность мышления сохранялась.
Я иду, Ба-а-арби. Иду прямиком к тебе.
22
– Эти люди – мастера дезинформации, – продолжил Большой Джим, – и завтра, когда вы придете к Куполу, чтобы повидаться с вашими близкими, кампания против меня наберет обороты. Кокс и его приспешники не остановятся ни перед чем, чтобы очернить меня. Они обзовут меня лжецом и вором, возможно, даже скажут, что я сам возглавлял их операцию по производству наркотиков…
– Ты и возглавлял! – раздался громкий четкий голос.
Принадлежал он Андреа Гриннел. Все взгляды сосредоточились на ней, когда она поднялась, человеческий восклицательный знак в ярко-красном платье. С холодным презрением она посмотрела на Большого Джима, а потом повернулась к людям, которые выбрали ее третьим членом городского управления, когда четырьмя годами раньше Билли Кейл, отец Джека Кейла, умер от инсульта.
– Вам надо хоть на мгновение забыть свои страхи, – продолжила она. – И когда вы это сделаете, то сразу увидите всю нелепость истории, которую он вам рассказывает. Джим Ренни думает, что вас можно гнать, как стадо овец в грозу. Я прожила в этом городе всю жизнь и думаю, что он не прав.
Большой Джим ждал криков протеста. Их не последовало. Не потому, что горожане сразу поверили ей. Просто их ошеломил столь неожиданный поворот событий. Элис и Эйден Эпплтон повернулись и стояли на коленях на скамье, таращась на женщину в красном. Каро застыла, пораженная в не меньшей степени.