– Короче, я подумал: Мы причиняем им вред. Мы сжигаем их на земле, а может, и в их подземных домах. На земле увеличительное стекло Джорджа точно их сжигало. Некоторые просто переставали двигаться, но большинство загорались.
– Это ужасно! – вырвалось у Лиссы. Она вновь теребила Ключ жизни.
– Да, мэм. И однажды я попросил Джорджа это прекратить. Он меня не послушал. Сказал: «Это лакомная война». Я это помню. Не атомная, а лакомная. Я попытался отнять у него увеличительное стекло. В следующее мгновение мы уже дрались, а увеличительное стекло разбилось. – Он помолчал. – Это ложь, хотя тогда я именно так и сказал отцу, и даже порка не заставила меня изменить свою версию. А Джордж сказал родителям правду: я специально разбил увеличительное стекло. – Расти указал в темноту: – Я точно так же разбил бы эту коробочку, если б смог. Потому что теперь муравьи – мы, а коробочка – увеличительное стекло.
Эрни подумал о коте с горящим хвостом. Клер Макклэтчи вспомнила, как она и ее лучшая подруга в третьем классе сидели на ревущей девчонке, которую они ненавидели. Девочка только пришла в школу и говорила с забавным южным акцентом, словно набила рот картофельным пюре. Чем сильнее девочка плакала, тем громче они смеялись. Ромео Берпи вспомнил, как напился в тот вечер, когда Хиллари Клинтон плакала в Нью-Хэмпшире[55], чокался с экраном телевизора и говорил: «Пью за тебя, сука, уйди с дороги и позволь мужчине делать мужскую работу».
Барби вспомнил тот спортивный зал: жара пустыни, запах дерьма, смех.
– Я хочу сам увидеть ее, – сказал он. – Кто пойдет со мной?
Расти вздохнул:
– Я.
5
Когда Барби и Расти направлялись к коробочке, украшенной странным символом и излучающей яркий пульсирующий свет, член городского управления Ренни находился в камере, где совсем недавно сидел под замком Барби.
Картер Тибодо помог ему положить тело Младшего на койку.
– Оставь меня с ним, – приказал Большой Джим.
– Босс, я понимаю, как вам сейчас плохо, но есть сотня дел, которые требуют вашего немедленного внимания.
– Я это знаю. И займусь ими. Но сначала мне нужно какое-то время побыть с сыном. А потом ты возьмешь пару парней и отвезешь его в похоронное бюро.
– Хорошо. Я сожалею о вашей утрате. Младший был хорошим парнем.
– Нет, не был, – будничным голосом ответил Большой Джим. – Но он был моим сыном, и я его любил. И это совсем неплохо, знаешь ли.
Картер задумался.
– Знаю.
Большой Джим улыбнулся:
– Я знаю, что ты знаешь. Я начинаю думать, что ты – тот сын, которого мне всегда не хватало.
Картер покраснел от удовольствия и зашагал к ступеням, которые вели в дежурную часть.
После его ухода Большой Джим сел на койку и положил голову Младшего себе на колени. Ран на лице молодого человека не было, и Картер закрыл ему глаза. Если бы не кровь на его рубашке, создавалось впечатление, что он спит.
Он был моим сыном, и я его любил.
Большой Джим сказал правду. Он собирался пожертвовать Младшим, но история уже знала такой прецедент: достаточно прочитать о том, что произошло на Голгофе. И как и Христос, мальчик умер за правое дело. Какой бы урон ни нанесла Андреа Гриннел, все забудется, как только город узнает, что Барби убил нескольких полицейских, включая единственного сына их лидера. С политической точки зрения обретший свободу и строящий новые козни, Барби мог принести немалые дивиденды.
Большой Джим посидел еще какое-то время, поглаживая Младшего по волосам и вглядываясь в его лицо, на котором читался упрек. Потом едва слышно запел песенку, какую пела Младшему мать, когда он, грудной младенец, лежал в колыбельке, глядя на мир широкими, полными удивления глазами:
– «Для малышки лодка – серебристая луна, плывет она в небе, плывет в море сна, а мимо плывут облака… плыви, малыш, плыви… вдаль через море плыви…»
Потом замолчал. Остальное вспомнить не мог. Приподнял голову Младшего и встал. Сердце затрепыхалось, и Большой Джим задержал дыхание… но тут же успокоилось. Он решил, что скоро ему придется сделать еще одну инъекцию верапа-как-его-там, почерпнув препарат из фармацевтических запасов Энди, но пока хватало и других дел.
6
Он оставил Младшего на койке и медленно поднялся по ступеням, держась за поручень. Картер ждал в дежурной части. Тела увезли. Настеленные на пол газеты впитывали кровь Микки Уэрдлоу.
– Пойдем в муниципалитет, пока сюда не набежали копы, – сказал он Картеру. – День встреч официально начинается… – Ренни посмотрел на часы, – примерно через двенадцать часов. До этого нам нужно много чего сделать.
– Я знаю.
– И не забудь моего сына. Я хочу, чтобы Боуи постарались. Качественная подготовка тела, красивый гроб. Скажи Стюарту: если увижу Младшего в одном из дешевых гробов, которые он держит в сарае, я его убью.
Картер сделал запись в блокноте:
– Я об этом позабочусь.
– И скажи Стюарту, что очень скоро я с ним поговорю. – Несколько полицейских вошли в участок. Выглядели они подавленными, даже чуть испуганными, очень юные и совсем зеленые. Большой Джим поднялся со стула, на котором сидел, восстанавливая дыхание. – Пора идти.
– Я готов, – ответил Картер, но не сдвинулся с места.
Большой Джим огляделся.
– Хочешь что-то сказать, сынок?
Сынок. Нравилось Картеру это слово. Его отец погиб пятью годами раньше, когда врезался на пикапе в один из мостов-близнецов в Лидсе, о чем Картер совсем не сожалел. Отец поколачивал жену и обоих сыновей (брат Картера теперь служил во флоте), но это Картера особо не огорчало: его мать пила кофейное бренди, чтобы притупить отрицательные эмоции, и Картер всегда мог сделать глоток-другой. Нет, отца он ненавидел за вечное нытье и глупость. Люди полагали, что Картер тоже глуп – черт, даже Младший так думал, – но они ошибались. Мистер Ренни это понял, и мистер Ренни никак не тянул на нытика.
И Картеру вдруг стало ясно, что теперь он определился с планами на будущее.
– У меня кое-что есть. Возможно, вам понадобится.
– И что же?
Большой Джим подождал, пока тот сходит в раздевалку. Картер открыл свой шкафчик, достал из него конверт с надписью «ВЕЙДЕР», вернулся в дежурную часть и протянул конверт Большому Джиму. На бумаге пламенел кровяной оттиск чьей-то подошвы.
Ренни откинул клапан.
– Джим! – раздался голос Питера Рэндолфа. Он вошел незамеченным и теперь, уставший и потерянный, стоял около перевернутого стола, за которым последней сидела Стейси Моггин. – Думаю, мы более-менее успокоили город, но я не могу найти нескольких новых полицейских. Наверно, они бросили службу.
– Этого следовало ожидать. Но бросили временно. Они вернутся, как только порядок полностью восстановится и они осознают, что Дейл Барбара в любой момент может привести в город банду жаждущих крови людоедов, чтобы сожрать их живьем.
– Но с этим чертовым Днем встреч…
– Практически все в этом городе завтра будут вести себя как шелковые, и я уверен, что у нас хватит сил, чтобы разобраться с теми, кто не будет.
– А что нам делать с пресс…
– Ты видишь, что я немного занят? Ты это видишь, Пит? Господи! Приходи через полчаса в зал заседаний муниципалитета, и мы обсудим все, что ты хочешь. Но сейчас, будь так любезен, оставь меня в покое.
– Конечно. Извини. – Пит попятился, в движениях и голосе ощущалась обида.
– Стой! – вдруг задержал его Ренни.
Рэндолф остановился.
– Ты не выразил мне соболезнований в связи с утратой сына.
– Я… я очень сожалею.
Большой Джим смерил Рэндолфа взглядом:
– Действительно, сожалеешь. – После ухода чифа Ренни вытащил бумаги из конверта, быстро проглядел их, засунул обратно. С искренним любопытством посмотрел на Картера: – Почему ты не отдал их мне сразу? Собирался подержать у себя?
Теперь, отдав конверт, Картер понимал, что говорить может только правду.
– Да. Какое-то время. На всякий случай.
– Какой случай?
Картер пожал плечами.
Большой Джим развивать тему не стал. Сам привык собирать компрометирующие материалы на тех, кто мог доставить ему неприятности, так что понимал логику действий Картера. Но куда больше интересовал его ответ на другой вопрос:
– Почему ты передумал?
И вновь Картер решил сказать правду:
– Потому что я хочу быть вашим человеком, босс.
Большой Джим приподнял кустистые брови.
– Больше, чем он? – Ренни мотнул головой в сторону двери, через которую только что вышел Рэндолф.
– Он? Он – пустое место.
– Да, – Большой Джим положил руку на плечо Картера, – это точно. Пошли. Как только доберемся до муниципалитета, сожжем бумаги в дровяной печи. Займемся этим первым делом.
7
Они действительно были высокие. И ужасные. Барби увидел их, как только сошло на нет действие разряда, который поднимался по рукам. Конечно же, возникло желание оторваться от коробочки, но он его подавил, коробочку не отпустил и теперь смотрел на существ, которые держали их взаперти. Держали и мучили ради удовольствия, если исходить из предположения Расти.
Их лица – если он видел лица – сплошь состояли из углов, но углов мягких, которые к тому же постоянно менялись, словно существа не имели постоянной формы. Он не мог сказать, сколько их и где они находятся. Сначала подумал, что их четверо, потом – восемь, наконец – только двое. Они вызывали очень уж сильное отвращение, возможно, потому, что были настолько инородными, что он не мог их воспринимать. Отдел его мозга, обрабатывающий информационный поток, идущий от органов чувств, не мог расшифровать сигналы, которые посылали глаза.
Мои глаза не могут их видеть, вживую – нет, даже с помощью телескопа. Эти существа находятся сейчас в какой-то далекой, далекой галактике.
Но не мог он знать этого наверняка – логика подсказывала, что владельцы коробочки могут иметь базу подо льдами Южного полюса или вращаться вокруг Луны на своем звездолете «Энтерпрайз», – но знал. Они находились дома… каким бы ни был их дом. Они наблюдали. И они наслаждались.