Не могли не наслаждаться, потому что эти сукины дети смеялись.
В памяти всплыл спортивный зал в Фаллудже. Стояла жара, никаких кондиционеров, только лопасти вентиляторов под потолком лениво рассекали вязкий, пропахший потом воздух. Они отпустили уже всех приведенных на допрос, за исключением двух абдулов, которых угораздило попасться на глаза военным на следующий день после того, как два самодельных взрывных устройства унесли жизни шестерых американцев, а снайпер убил еще одного, парня из Кентукки, всеобщего любимца Кастейрса. Поэтому они принялись гонять абдулов по спортивному залу, срывая с них одежду, и Барби хотелось бы сказать, что он вышел за дверь, но он не вышел. Хотелось бы сказать, что он в этом не участвовал, но он участвовал. Их всех охватила какая-то лихорадка. Он помнил, как плотно приложился к костлявому, измазанному дерьмом заду одного абдула, и на нем появилась красная отметина от армейского ботинка – к тому времени абдулов уже раздели догола. Барби помнил, как Эмерсон с силой ударил другого по болтающимся яйцам, приговаривая: Это тебе за Кастейрса, гребаный песочный ниггер. Кто-то в скором времени даст матери этого абдула флаг, когда она будет сидеть на складном стульчике у его могилы, древняя как мир история. А в тот момент, когда Барби вдруг вспомнил, что именно он здесь командир, сержант Хэкермейер уже подтащил этого парня к стене – из одежды на пленнике оставался только развязавшийся головной платок, куфия – и приставил пистолет к его голове. Возникла пауза, но никто ее не заполнил словом «нет» или фразой «не делай этого». Поэтому сержант Хэкермейер нажал на спусковой крючок, и кровь выплеснулась на стену, как выплескивалась на стены уже три тысячи лет или даже больше. На том для абдула все закончилось, аля-улю, не забудь писать мне в свободное время, когда не будешь ломать целки всем этим девственницам.
Барби оторвал руки от коробочки, попытался встать, но ноги подвели. Расти схватил его и держал, пока он не смог стоять без посторонней помощи.
– Господи! – выдохнул Барби.
– Ты их видел, да?
– Да.
– Они дети? Как думаешь?
– Возможно. – У Барби не было готового ответа. – Вероятно.
Они медленно возвращались к фермерскому дому, перед которым стояли остальные.
– Все хорошо? – спросил Ромми.
– Да, – кивнул Барби. Он понимал, что должен поговорить с детьми. И с Джекки. И с Расти. Но не сейчас. Сначала следовало взять себя в руки.
– Ты уверен?
– Да.
– Ромми, у тебя в магазине еще есть свинцовая лента? – спросил Расти.
– Да, я оставил рулоны на погрузочной платформе.
– Хорошо, – кивнул Расти и попросил у Джулии мобильник. Он надеялся, что Линда дома, а не в комнате для допросов в полицейском участке. Мог только надеяться.
8
Разговор с Расти получился очень коротким, не занял и тридцати секунд, но Линде Эверетт его вполне хватило, чтобы этот ужасный четверг развернулся на сто восемьдесят градусов, от черной ночи к ясному дню. Она сидела за кухонным столом, закрыв лицо руками, и плакала. Плакала тихонько, потому что наверху спали четверо детей, а не двое. Она привела домой брата и сестру Эпплтон, так что теперь компанию ей составляли два «Э», не только две «Дж».
Элис и Эйден жутко расстроились – Господи, а как же иначе? – но Джанни и Джуди помогли им прийти в себя. Помог, разумеется, и бенадрил. По требованию девочек положила на полу в их комнате спальные мешки, и теперь все четверо на них и спали, Джуди и Эйден в обнимку.
И когда она уже практически совладала с нервами, раздался стук в дверь кухни. Первым делом Линда подумала, что это копы, хотя, учитывая кровопролитие и суету в центре города, не ждала их так скоро. Но в тихом стуке не слышалось ничего властного.
Она подошла к двери, остановившись лишь для того, чтобы взять кухонное полотенце и вытереть лицо. Поначалу не узнала ночного гостя, прежде всего потому, что он изменил прическу. Терстон Маршалл не завязал волосы в конский хвост, они свободно падали на плечи, обрамляя лицо, отчего выглядел он как старая прачка, которой сообщили новости – ужасные новости – после долгого и тяжелого рабочего дня.
Линда открыла дверь. На мгновение Терс застыл на пороге.
– Каро мертва? – спросил он тихо и хрипло. Словно сорвал голос на фестивале в Вудстоке и он так и не восстановился, подумала Линда. – Действительно мертва?
– Боюсь, что да, – ответила она тоже шепотом. Из-за детей. – Очень сожалею, мистер Маршалл.
Еще несколько мгновений он стоял не шевелясь. Потом схватился за седые локоны, которые висели по обеим сторонам лица, и принялся раскачиваться из стороны в сторону. Линда не верила в романтику отношений Мая и Декабря – для этого была слишком старомодной. Она дала бы Маршаллу и Каро Стерджес два года максимум, может, и шесть месяцев – столько потребовалось бы времени на то, чтобы их половые органы перестали дымиться, – но в этот вечер любовь мужчины не вызывала у нее сомнений. Как и горечь утраты.
Какими бы ни были их чувства, присутствие детей эти чувства обострило, подумала Линда. И Купол тоже. Жизнь под Куполом обостряла все. Линде уже казалось, что они находятся под ним не дни, а годы. Внешний мир таял, как сон при пробуждении.
– Заходите, – пригласила она ночного гостя. – Только тихонько, мистер Маршалл. Дети спят. Мои и ваши.
9
Линда дала ему солнечный чай[56], не холодный, даже теплый, но ничего другого сейчас она предложить не могла. Он выпил половину стакана, поставил его на стол. Потом потер кулаками глаза, как ребенок, которому давно следовало лечь спать. Линда поняла, в чем дело: он пытался взять себя в руки, – и сидела молча, не мешая ему.
Терстон глубоко вдохнул, выдохнул, сунул руку в нагрудный карман старой синей рубашки. Достал полоску кожи, завязал волосы на затылке. Линда посчитала, что это добрый знак.
– Расскажите мне, что случилось, – попросил он. – И как.
– Всего я не видела. Кто-то ударил меня ногой по голове, когда я пыталась утащить… утащить вашу Каро из прохода.
– Но один из копов застрелил ее, так? Один из копов этого чертова наводненного копами, обожающего стрельбу города.
– Да. – Она потянулась через стол, взяла его руку. – Кто-то крикнул «оружие». И оружие было. Револьвер Андреа Гриннелл. Она принесла его с собой на собрание, возможно, замыслив убить Ренни.
– Вы думаете, это оправдывает случившееся с Каро?
– Господи, нет. А Анди открыто убили.
– Каро умерла, пытаясь защитить детей, да?
– Да.
– И это даже не ее дети.
Линда промолчала.
– Да только они стали. Ее и моими. Назовите это стечением обстоятельств или причина в Куполе, но они стали нашими детьми, которых иначе у нас никогда бы не было. И пока Купол не исчезнет – если он вообще исчезнет, – они останутся моими детьми.
Линда лихорадочно думала. Можно ли доверять этому мужчине? Она полагала, что да. Расти ему точно доверял; говорил, что он отличный специалист, особенно для человека, который так давно не имел отношения к медицине. И Терстон ненавидел тех, кто правил под Куполом. У него были на то причины.
– Миссис Эверетт.
– Пожалуйста, Линда.
– Линда, можно, я посплю на вашем диване? Я хочу быть рядом, если они вдруг проснутся ночью. Если не проснутся – я надеюсь, что не проснутся, – я хочу, чтобы они увидели меня, когда утром спустятся вниз.
– Хорошо. А утром мы вместе позавтракаем. Овсянкой. Молоко еще не скисло, хотя случится это очень скоро.
– Звучит неплохо. А после того, как дети поедят, мы уйдем. Уж простите меня, если вы патриотка этого города, но меня тошнит от Честерс-Милла. Совсем покинуть его я не могу, но собираюсь уехать как можно дальше. Единственным пациентом в больнице, состояние которого вызывало опасения, был сын Ренни, но днем он ушел, никому ничего не сказав. Он вернется; эта гадость, что растет у него в голове, заставит его вернуться, но сейчас…
– Он мертв.
Терстон особенно и не удивился:
– Припадок, как я понимаю.
– Нет. Его застрелили в тюрьме.
– Хотелось бы сказать, что сожалею, но не могу.
– Я тоже, – кивнула Линда. Она не знала наверняка, как Младший попал в тюрьму и что там делал, но представляла себе, как обставит его смерть скорбящий отец.
– Я увезу детей к пруду, туда, где мы находились с Каро, когда все произошло. Там тихо, и я уверен, что запасов еды на какое-то время нам хватит. Может, и на достаточно длительное время. Кто знает, может, мне удастся найти коттедж с генератором. Что же касается общественной жизни, – у него перекосило лицо, – с меня хватит. И с детей тоже.
– Возможно, я могу предложить место получше.
– Правда? – И когда Линда не ответила, протянул руку через стол и коснулся ее. – Вы должны кому-то довериться. Лучше уж мне.
Линда обо всем ему рассказала, в частности о том, что нужно подъехать к «Универмагу Берпи» и забрать с погрузочной платформы свинцовую ленту, прежде чем ехать на Блэк-Ридж. Проговорили они чуть ли не до полуночи.
10
Северная часть дома Маккоя для проживания не годилась – из-за того, что прошлая зима выдалась очень уж снежной, крыша провалилась в гостиную, – но столовая в западной части дома, длинная, как железнодорожный вагон, не пострадала, и именно там собрались беженцы из Честерс-Милла. Первыми Барби расспросил Джо, Норри и Бенни: что они видели, о чем грезили, когда потеряли сознание на границе так называемого светящегося пояса.
Джо вспомнил горящие тыквы. Норри рассказала, как все стало темным и солнце исчезло. Бенни сначала заявил, что ничего не помнит. Потом спохватился:
– Крики! Я слышал крики. Ужасные крики.
Какое-то время все молчали. Первым заговорил Эрни:
– Горящие тыквы не сузят поиски, если мы что-то собираемся искать, полковник Барбара. Груда тыкв лежит с солнечной стороны каждого амбара в этом городе. Для них выдался урожайный год.