– Не думаешь, что мы можем использовать часть копов для поиска сбежавших преступников? – Он увидел, как сверкнули глаза Большого Джима, и поднял руку: – Просто спрашиваю, просто спрашиваю.
– Что ж, ты заслуживаешь ответа. Ты, в конце концов, начальник полиции. Не так ли, Картер?
– Да, – коротко подтвердил тот.
– Ответ – нет, чиф Рэндолф, потому что… теперь слушай внимательно… сбежать они не могут. Вокруг Честерс-Милла – Купол, и они абсолютно… ни при каких обстоятельствах… не могут сбежать. Теперь ты понимаешь логику моих мыслей? – Он заметил, как вспыхнули щеки Рэндолфа. – Советую обдумать ответ. Я бы обдумал.
– Я понимаю.
– Тогда пойми и кое-что еще: пока Дейл Барбара на свободе, на пару со своим сообщником Эвереттом, люди с бóльшим рвением будут обращаться за защитой к слугам закона. И хотя забот у нас по горло, мы сумеем оправдать их надежды, так?
До Рэндолфа наконец-то дошло. Он, возможно, не знал, что Маккинли – не только название горы, что в Соединенных Штатах был президент Маккинли, но он очень даже понял, что Барби в кустах во многом лучше Барби под замком.
– Да, – кивнул он. – Мы сумеем. Совершенно верно. А как пресс-конференция? Если ты не собираешься на нее прийти, может, ты захочешь назначить…
– Нет, не захочу. Я буду отслеживать развитие событий здесь, на своем посту, который занимаю по праву. Что же касается прессы, она может проводить конференцию с тысячью и более людей, которые будут толпиться у южной границы города, как зеваки толпятся у забора строительной площадки. И журналистам сильно повезет, если они смогут расшифровать чушь, которую услышат.
– Некоторые жители могут нелицеприятно отозваться о нас.
Большой Джим холодно улыбнулся:
– Для этого Господь и дал нам сильные плечи, дружище. А кроме того, что может сделать этот лезущий во все щели ёханый Кокс? Придет сюда и выставит нас за дверь?
Рэндолф довольно хохотнул, направился к двери, потом остановился.
– Там будет много народу, и довольно длительное время. Армия привезла мобильные туалеты. Может, нам стоит поставить свои? Думаю, у нас есть несколько в пристройке за муниципалитетом. Главным образом для дорожных бригад. Может, Эл Тиммонс…
Большой Джим посмотрел на него как на сумасшедшего.
– Если б решение оставалось за мной, наши горожане завтра сидели бы дома, вместо того чтобы покидать город, как евреи – Египет. – Он выдержал театральную паузу. – Если кому-то из них приспичит, пусть справляют нужду в лесу.
13
После ухода Рэндолфа Картер спросил:
– Если я поклянусь, что не лижу вам зад, позволите мне кое-что сказать?
– Конечно.
– Мне нравится, как вы работаете, мистер Ренни.
Большой Джим улыбнулся – большущей, солнечной улыбкой, осветившей все лицо.
– Что ж, у тебя появится шанс, сынок; раньше ты учился у всех подряд, теперь будешь учиться у лучшего.
– Я рассчитываю на это.
– А сейчас я хочу, чтобы ты отвез меня домой. Завтра жду тебя ровно в восемь. Мы придем сюда и будем смотреть шоу по Си-эн-эн. Но сначала посидим на вершине холма у городской площади и понаблюдаем за исходом. Грустно, честное слово. Евреи без Моисея.
– Муравьи без муравейника, – добавил Картер. – Пчелы без улья.
– Прежде чем ты зайдешь за мной, я хочу, чтобы ты заглянул кое к кому из горожан. Или попытался. Я поспорил с самим собой, что ты их не найдешь. Потому что они в самоволке.
– Кто?
– Роуз Твитчел и Линда Эверетт, жена фельдшера.
– Я знаю, кто она.
– Можешь проверить и Шамуэй. Я слышал, она остановилась у Либби, женщины-проповедника, вместе со своей невоспитанной собакой. Если найдешь кого-нибудь, поспрашивай их о местонахождении сбежавших.
– Жестко или мягко?
– Средне. Я не хочу, чтобы Эверетта и Барби схватили немедленно, но информация о том, где они, лишней не будет.
Выйдя из муниципалитета, Большой Джим набрал полную грудь вонючего воздуха, а потом удовлетворенно выдохнул. Удовлетворенность ощущал и Картер. Неделей раньше он менял глушители, работая в защитных очках, чтобы чешуйки ржавчины не попали в глаза. Сегодня занимал важное положение и обладал немалым влиянием. И чуть пованивающий воздух – не такая уж высокая цена за все эти перемены к лучшему.
– Хочу задать тебе вопрос. – Большой Джим повернулся к нему. – Можешь не отвечать, если не будет желания.
Картер молча посмотрел на него.
– Эта Буши… Как она? Хороша?
Картер помялся, потом ответил:
– Сначала была суховата, но потом смазки прибавилось, и все пошло на лад.
Большой Джим рассмеялся. Смех вышел каким-то металлическим, напоминающим звон монет, падающих на поднос в игровом автомате.
14
Полночь, розовая луна спускается к горизонту за Таркерс-Миллсом, где зависнет до рассвета и превратится в призрак перед тем, как окончательно исчезнуть.
Джулия шла по яблоневому саду туда, где участок Маккоя плавно начинал спускаться по западному склону Блэк-Риджа, и не удивилась, когда увидела темную тень, привалившуюся к одному из деревьев. Справа от нее коробочка со странным символом на крышке каждые пятнадцать секунд вспыхивала ярким светом: самый маленький, самый необычный маяк этого мира.
– Барби? – тихонько позвала она. – Как Кен?
– Отбыл в Сан-Франциско, чтобы принять участие в гей-параде. Его сексуальная ориентация всегда вызывала у меня подозрения.
Джулия рассмеялась, потом взяла его руку и поцеловала ее.
– Мой друг, я ужасно рада, что ты в безопасности.
Он обнял ее, поцеловал в обе щеки, прежде чем отпустить. Затянувшимися поцелуями. Настоящими.
– Подруга моя, я тоже.
Она вновь рассмеялась, но по телу пробежала дрожь, от шеи и до колен. Джулия узнала эту дрожь, пусть и давно ее не испытывала. Полегче, девочка. Он так молод, что годится тебе в сыновья.
Ну, да… если б она забеременела в тринадцать лет.
– Все спят, – сообщила Джулия. – Даже Горас. Он с детьми. Они столько гоняли его за палками, что язык у него буквально волочился по земле. Готова спорить: он думает, что умер и попал на небеса.
– Я пытался заснуть. Не смог.
Дважды он чувствовал, что уже на грани сна, но оба раза оказывался в Курятнике, лицом к лицу с Младшим. Первый раз Барби споткнулся, вместо того чтобы рвануть вправо, и распростерся на койке, являя собой идеальную цель. Второй раз Младший просунул между прутьями решетки невероятно длинную, растягивающуюся руку и схватил его, чтобы удержать на несколько мгновений, которых хватило, чтобы лишить жизни. После этого Барби вышел из амбара, где расположились на ночлег мужчины, и пришел в сад. Воздух по-прежнему пах как в комнате, где шестью месяцами раньше умер закоренелый курильщик, но все-таки был куда лучше, чем в городе.
– Внизу так мало огней, – вздохнула Джулия. – Обычно их раз в девять больше, даже в такой час. И уличные фонари выглядят как двойная нитка жемчуга.
– Зато у нас есть это. – Одной рукой Барби по-прежнему обнимал ее, а второй указал на светящийся пояс. Тот подходил к Куполу, где резко обрывался, и формой напоминал подкову в отличие от замкнутого Купола.
– Это точно. А почему Кокс его не упомянул? Ведь свечение должно быть видно на снимках из космоса. По крайней мере мне он об этом не говорил. Может, сказал тебе?
– Нет, и Кокс обязательно сказал бы. Это означает, что за Куполом никто ничего не видит.
– Ты думаешь, Купол… что? Нейтрализует свечение?
– Что-то в этом роде. Кокс, информационные службы ведущих телеканалов, внешний мир… они не видят свечения. Потому что незачем им его видеть. Оно предназначено только нам.
– Так ты думаешь, Расти прав? Мы – муравьи, которых мучают жестокие дети с увеличительным стеклом? Что же это за разумная цивилизация, если позволяет своим детям творить такое с представителями другой разумной цивилизации?
– Мы считаем себя разумными, а они? Мы знаем, что муравьи – общественные насекомые, строители домов, строители колоний. Удивительные архитекторы. Они трудолюбивые, как и мы. Они хоронят своих мертвых, как и мы. Они даже устраивают межрасовые войны, черные против красных. Мы все это знаем, но не считаем муравьев разумными.
Она крепче прижала к себе его руку.
– Разумные или нет, это неправильно.
– Согласен. Большинство людей так думают. Расти понял это даже ребенком. Но у детей по большей части моральные принципы еще не сложились. На их развитие уходят годы. И, став взрослыми, мы обычно оставляем в прошлом многое детское, в том числе сжигание муравьев с помощью увеличительного стекла и отрывание крыльев у мух. Вероятно, с их взрослыми происходит то же самое. Если они вообще замечают существование таких, как мы. Когда ты в последний раз наклонялась и пристально разглядывала муравейник?
– Но при этом… если бы мы нашли муравьев на Марсе или даже микробов, мы бы не стали их уничтожать. Потому что жизнь во Вселенной – редкость. Все остальные планеты нашей Солнечной системы безжизненны!
Барби подумал, что ученые НАСА, найдя жизнь на Марсе, без зазрения совести уничтожили бы ее представителей, чтобы положить под микроскоп и внимательно изучить, но сказал другое:
– Будь наша цивилизация более технически развита – или более духовно продвинута, возможно, именно это требуется для того, чтобы путешествовать по бескрайнему космосу, – мы могли бы увидеть жизнь везде. Нам бы открылись населенные миры и разумные цивилизации, которых ничуть не меньше, чем муравейников в этом городе.
Его рука уже прижималась к полукружию ее груди? Джулия полагала, что да. Прошло много времени с той поры, когда мужская рука там побывала, и эти ощущения ей нравились.
– Уверен я в одном: есть и другие миры, помимо тех, что мы видим в наши маленькие телескопы, которые стоят здесь, на Земле. Или даже с помощью «Хаббла». И… их же здесь нет, знаешь ли. Это не вторжение. Они всего лишь смотрят. И… возможно… играют.