– Если б она сказала мне, я бы сказала Рэндолфу. – Линда хватала ртом воздух. – Ты думаешь, я рискну жизнью Расти, если он ни в чем не виновен?
– Он виновен. Угрожал не давать лекарство боссу, если тот не уйдет в отставку. Это же гребаный шантаж. Я сам все слышал. – Он заломил руку сильнее. С губ Линды сорвался стон. – Есть что сказать на эту тему, мамашка?
– Я не видела Расти и не говорила с ним, так что откуда мне знать? Но в городе никто не разбирается лучше его в медицине. Ренни никогда не расстреляет Расти. Барбару, возможно, но не Расти. Я это знаю, и ты наверняка знаешь. А теперь отпусти меня.
И Картер едва не отпустил. Действительно, она все говорила правильно. Потом ему в голову пришла идея получше, и он повел Линду к раковине.
– Наклоняйся, мамашка.
– Нет!
Он вновь дернул за руку. Она почувствовала, как головка плечевой кости выходит из суставной впадины.
– Наклоняйся. Словно хочешь вымыть свои красивые светлые волосы.
– Линда! – позвал Терстон. – Как ты там?
Господи Иисусе, пусть только не спрашивает про консервы. Пожалуйста.
И тут же в голову пришла другая мысль: где вещи детей? Каждая девочка собрала по небольшой сумке. Вдруг они в гостиной?
– Скажи ему, что все у тебя хорошо, – прошептал Картер. – Мы же не хотим впутывать сюда хиппи. Или детей. Не хотим?
Господи, нет. Но где их сумки?
– Отлично! – откликнулась Линда.
– Почти закончила? – задал Терс следующий вопрос.
Ох, Терс, заткнись!
– Мне нужно еще пять минут.
Терстон вроде бы хотел задать еще вопрос, но передумал и вернулся к качелям – раскачивать девочек.
– Хорошая работа. – Теперь он прижимался к ней, и у него встал. Она чувствовала его напрягшийся член своим обтянутым джинсами задом. Большущий, как разводной ключ. Потом Тибодо отстранился. – Почти закончила – что?
Линда чуть не сказала «готовить завтрак», но увидела в раковине грязную посуду. На мгновение в голове царила пустота, и она даже пожелала, чтобы он вновь приставил к ней свой член. Потому что если мужчин занимает их маленькая головка, большая голова переходит в фазу покоя.
Но Картер вновь дернул ее руку:
– Говори, мамашка. Доставь папочке удовольствие.
– Булочки, – выдохнула она. – Я пообещала сделать булочки. Дети попросили!
– Булочки без электричества, – хмыкнул он. – Лучшая шутка недели.
– Те, что не надо печь! Загляни в кладовую, сукин сын! – Если бы заглянул, то нашел бы на полке пакет смеси для булочек из овсяной муки, не требующих выпечки. Но разумеется, если б Картер посмотрел вниз, то увидел бы две запакованные сумки. А если бы пригляделся, обнаружил бы, что полки кладовой наполовину пусты.
– Ты не знаешь, где он? – Его член вновь прижался к ней. Но рука так болела, что она едва это чувствовала. – Ты уверена?
– Да. Я думала, ты знаешь. Я думала, ты пришел, чтобы сказать мне, ранен он или…
– Я думаю: ты лживая аппетитная задница. – Руку он заломил еще сильнее, боль стала непереносимой, Линда едва сдержалась, чтобы не закричать. – Я думаю, тебе много чего известно, мамашка. И если ты мне не скажешь, я вырву твою руку из сустава. Последний шанс. Где он?
Линда смирилась с тем, что перелома руки или плеча не избежать. Может, и того и другого. Вопрос заключался в одном: удастся ли ей не закричать? Потому что на крик прибежали бы и Терстон, и дети. С опущенной головой, с волосами в раковине, она ответила:
– У меня в заднице. Почему бы тебе не поцеловать ее, ублюдок? Может, он высунется и поздоровается с тобой.
Вместо того чтобы сломать ей руку, Картер рассмеялся. Действительно, ответила хорошо. И он ей поверил. Она бы не решилась так говорить с ним, если б лгала. Оставалось только сожалеть, что она в джинсах. Трахнуть скорее всего не получилось бы, но, будь она в юбке, он бы завел более близкое знакомство с некоторыми частями ее тела. Впрочем, подрочить о женский зад – не самое плохое начало Дня встреч, даже если его обтягивают жесткие джинсы, а не мягкие трусики.
– Стой тихо и держи рот на замке, – предупредил Картер. – В этом случае, возможно, останешься целой и невредимой.
Линда почувствовала, как он расстегнул пряжку и молнию, а потом начал тереться о нее, только теперь их разделяло меньше слоев материи. Линда порадовалась тому, что надела практически новые джинсы, и могла надеяться, что он сотрет свой член до крови.
Только бы девочки не вошли и не увидели меня в таком виде.
Внезапно он прижался еще сильнее. Рука, которая не заламывала ее руку, начала мять грудь.
– Ох-ох, о-о-о-о, – пыхтел Картер.
Она почувствовала, как на нее брызнула сперма, но не ощутила влажности, которая следует за семяизвержением, как день за ночью. Слава Богу, материя оказалась слишком толстой. Мгновением позже он отпустил ее руку. Она могла бы заплакать от облегчения, но не заплакала. Не собиралась. Обернулась. Он застегивал пряжку.
– Может, захочешь сменить джинсы перед тем, как готовить булочки? Я бы на твоем месте сменил. – Картер пожал плечами. – Но кто знает… может, тебе так нравится. У всех свои причуды.
– Это так ты собираешься охранять закон? Такой закон по нутру твоему боссу?
– Он мыслит по-крупному. – Картер повернулся к двери в кладовую, и ее учащенно бьющееся сердце остановилось. Потом посмотрел на часы и застегнул молнию. – Позвони мистеру Ренни или мне, если твой муж свяжется с тобой. Для тебя это наилучший вариант, поверь мне. Если ты этого не сделаешь, а я узнаю, в следующий раз я вставлю тебе куда положено, до упора. При детях или без них. Мне зрители не мешают.
– Уйди отсюда, пока они не пришли.
– Скажи «пожалуйста», мамашка.
У нее перехватило горло, но Линда знала, что очень скоро Терстон заглянет на кухню, чтобы проверить, готова ли она к отъезду.
– Пожалуйста.
Он двинулся к двери, потом заглянул в гостиную и остановился, потому что увидел сумки. Она в этом не сомневалась.
Но остановило его другое.
– И сдай мигалку, которую я видел в твоем минивэне. Тебя уволили, если ты об этом забыла.
19
Линда находилась наверху, когда тремя минутами позже Терстон и дети вошли на кухню. Первым делом заглянула в детскую. Сумки ребят лежали на кроватях. Из одной торчал плюшевый медвежонок Джуди.
– Эй, детки! – весело крикнула Линда вниз. Toujours gai[59] – это она. – Посмотрите картинки в книжках. Я спущусь через несколько минут.
Терстон подошел к лестнице.
– Нам действительно пора…
Увидел ее лицо и замолчал. Взмахом руки она предложила ему подняться.
– Мамочка! – крикнула Джанель. – Можем мы выпить последнюю банку пепси, если я разделю ее на всех?
Обычно Линда не позволяла детям пить колу так рано, но тут возражать не стала.
– Хорошо, только не облейтесь.
Терс поднялся до половины лестницы.
– Что случилось?
– Говори тише. Сюда приходил коп. Картер Тибодо.
– Высокий парень с широкими плечами?
– Он самый. Приходил, чтобы допросить меня… – Терс побледнел, и Линда знала, что тот вспоминает свои вопросы, заданные ей. Он-то думал, что она одна. – Я думаю, что все хорошо, но попрошу тебя убедиться, что он действительно ушел. Проверь улицу и загляни через забор на участок Эдмундсов. А мне надо переодеть джинсы.
– Что он с тобой сделал?
– Ничего! – прошипела она. – Проверь, ушел ли он, а если ушел, нам тут тоже делать нечего.
20
Пайпер Либби отпустила коробочку и откинулась назад, глядя на город блестящими от слез глазами. Она думала о всех своих молитвах, произнесенных прошедшей ночью Тому-которого-нет. Теперь она знала, что это глупая, детская шутка, причем, как выяснилось, объектом шутки оказалась она сама. Потому что Кто-то там был. Правда, не Бог.
– Вы их видели?
Пайпер вздрогнула. Рядом стояла Норри Кэлверт. Она похудела. Стала старше и, Пайпер в этом не сомневалась, вырастала в красавицу, вокруг которой будут виться мальчишки, если уже не вились.
– Да, дорогая. Видела.
– Расти и Барби правы? Люди, которые смотрят на нас, всего лишь дети?
Пайпер подумала: «Может, чтобы это узнать, надо самому быть ребенком».
– На сто процентов я не уверена, дорогая. Попробуй сама.
Норри уставилась на нее.
– Да?
И Пайпер, не зная, правильно ли она поступает или нет, кивнула:
– Да.
– Если со мной… ну, не знаю… если я поведу себя как-то странно, вы меня оттащите?
– Да. Но ты не должна этого делать, если не хочешь. Я не прошу тебя идти на риск.
Но Норри разбирало любопытство. Она опустилась на колени в высокой траве, схватила коробочку с обеих сторон. Разряд пробил ее незамедлительно. Голову так резко отбросило назад, что Пайпер слышала хруст позвонков. Потянулась к девочке, но опустила руку, потому что Норри уже расслабилась. Подбородок опустился к груди, а глаза, которые она плотно закрыла при разряде, открылись. Затуманенные и устремленные вдаль.
– Почему они это делают? – спросила она. – Почему?
По рукам Пайпер побежали мурашки.
– Скажи мне! – Слеза покатилась из одного глаза Норри и упала на коробочку, где зашипела и исчезла. – Скажи! – Повисла тишина. Затянулась надолго. Потом девочка отпустила коробочку и подалась от нее, плюхнувшись на пятую точку. – Дети.
– Точно?
– Точно. Я не могу сказать, как много. Число меняется. У них на головах кожаные шляпы. Они ругаются. У них защитные очки, и они смотрят в свою коробочку. Только она больше похожа на телевизор. Они видят все, весь город.
– Откуда ты это знаешь?
Норри беспомощно покачала головой:
– Понятия не имею, но знаю, что это так. Они – плохие дети, которые постоянно ругаются. Я больше не хочу прикасаться к этой коробочке. Меня будто изваляли в грязи. – И она заплакала.
Пайпер обняла ее.
– Когда ты спросила их «почему», что они ответили?