— Оплошность может случиться с каждым, доктор…
Я ему простил, но дантисту трудно было примириться с тем, как я очистил телеэкран.
— Вам и на этот раз удалось вызвать из небытия пустую пустоту.
— Что ни говорите, доктор, людей всегда тянет начать с нуля, пускай чисто умозрительно.
— Стало быть, вам нравится эта ваша… пустота?
— Прежде всего, я освободил площадку.
— Путем насилия, мой милый. Путем насилия!
— …А теперь уже можно кое-что построить, нечто кардинально новое…
— Что именно, разрешите спросить?
— По-настоящему бесклассовое общество, а в качестве надстройки — всеобъемлющую педагогическую систему. Она явно напоминает вашу профилактику на базе социального обеспечения…
— Ошибаетесь. Глобальная профилактика и терапия — результат медленных, часто запоздалых реформ, а не результат слепых сил, которые могут создать лишь пустоту. Мы позволили себе зафиксировать ваш процесс уборки бульдозерами. Пока моя помощница и я будем готовиться к установке двух ваших нижних мостовидных протезов — взгляните, отличная работа! — вы увидите, как после пустоты — и из пустоты! — появится то самое, что было раньше, до пустоты.
(Я пытался познакомить его с требованиями радикального крыла моего класса, 12 «А»: специальная курилка, право голоса для учеников, право увольнять реакционных педагогов по требованию школьного комитета… Но он заговорил меня до смерти, повествуя о сообщениях клиник, проводивших опыты по использованию дентального цемента «Эба № 2», который закрепит мои мостовидные протезы.)
— Да, «Эба № 2» пришла к нам не из пустоты, она результат многих серий экспериментов, иногда кончавшихся неудачей. Поэтому мы можем на нее положиться. Тем более что «Эба № 2» благодаря входящему в ее состав кварцу нетеплопроводна — она защищает даже от ледяной воды, чего никак не скажешь о всех других дентальных цементах, продающихся у нас. Но ведь вы не верите в поступательное движение. Хотите создавать диктаторскими методами. Начинать с нуля. Просто смех. Впрочем, пожалуйста. Посмотрите, что вам примерещится взамен пустоты…
Он от меня хитро отделался, и все пошло обратным ходом: из пустоты выросли пастбища для потребителей, сожженные универмаги («Burn, ware-house, burn!») загорелись снова. Потом огонь стих, и показались целехонькие, набитые до отказа магазины. Мои бульдозеры, только что прилежно сравнивавшие с землею продуктовые склады и силос из масла, пятясь назад, возрождали все заново. Раньше они крутили и сминали, теперь ставили на попа и разглаживали. Из профессионалов-разрушителей выросли мастера-реставраторы. Разбитую в щепки встроенную мебель, расплющенные мягкие гарнитуры, раздавленные фургончики-прицепы и сбитые электролампочки «ОСРАМ» они сейчас сколачивали, обивали заново, чинили и ввертывали в патроны. Равномерно загудели агрегаты в научно-исследовательских институтах. И в морозилке опять собрались ее прежние постояльцы. (В самом низу она сохраняла в свежезамороженном виде мою невесту.) Песнь песней рекламы звучала одинаково, что сзаду наперед, что спереди назад. И когда «Ржаной хлеб без примесей» начал себя рекламировать, я уже ожидал ирригатора «Аква»: «…Пора кончать с устарелыми зубными щетками! Надо навсегда убрать этот балласт-бациллоноситель. Мы закончили эру щетины и провозгласили революционную эпоху пульсирующей водяной струи. Наступает новое бесклассовое время. Разбрызгиватель «Аква» доступен для всех, практичен…»
И вот уже мой зубной врач держит в руке удобный, изящной формы предмет.
— С помощью «Аквы», этого бесценного подарка медиков человечеству, я, пока на охлажденной стеклянной пластинке смешивают цемент, еще раз хорошо почищу вам рот, ведь «Аква» проникает в каждую щелку, трещинку, «карман».
Врач одновременно чистил и лечил. Потом высушил зубы струей теплого воздуха и надел мостовидные протезы сперва слева внизу, потом справа внизу.
— Разве это не успех? Четыре зуба мы обточили, превратив в опоры, а на них надели шесть новых зубов.
У меня было одно желание — очутиться на Гогенцоллерндамме, а он в это время расписывал свои мостовидные протезы, называя их «прогрессивными», а потом перешел к жакетным коронкам, которые охарактеризовал как «традиционные».
— А вы знаете, почему их так называют?
Мысленно я уже вел беседу с Шербаумом: «Разве вам не интересно, став главным редактором захудалой школьной газетенки, сделать из нее нечто?»
— Обтачивая зуб, вы создаете как бы уступ — нечто вроде плеча, на который надевается жакет…
«Это далеко не простая задача, Филипп!»
— Но такого рода коронки не выдерживают экстремальных нагрузок.
«Вы могли бы опубликовать в новой газете свое предложение: заменить закон божий уроками философии…»
— Скажем, наступает осень. Вы охотно едите диких уток, куропаток, рагу из зайца? Да? Ну вот, стоит зубу попасть на дробинку, и фарфор ломается.
Однако Шербаум уходил от разговора насчет газеты. У него, мол, другие планы. Пока еще рано их обсуждать. («Временно он положил их в долгий ящик».) Мой ученик покинул меня в зубоврачебном кресле.
— Ну, а при ваших мостовидных протезах поломка, напротив, исключена, так как фарфор связан с платиново-золотым основанием с помощью окиси. Тем более, здесь применено специальное легирование. Оно-то и держит продукцию «Дегуссы»[47], тс-с, ее патенты — государственная тайна. Вот, а теперь опять включим изображение. Однако будьте осторожны в выборе слов. Можно повредить только что поставленным мостам. Все пойдет коту под хвост. Придется нам опять начинать с нуля… пользуюсь вашим выражением. Ну? Видите? Классная работа. Не правда ли?
Да, ничего не скажешь. Переливаются перламутром, прямо голодный оскал. А как он подобрал цвет — белизна с легкой желтизной, переходящей в серое. Артист в своем деле. Зубы более натуральные, чем настоящие зубы. («Как вы считаете, Шербаум? Стоила овчинка выделки? Или мне опять следовало пустить тягачи и экскаваторы, чтобы…»)
— Я ничего не говорил, доктор. Ничего!
(Только сейчас я заметил на своей нижней губе под прозрачным, как стекло, слоем мази от ожогов большое латинское «L», выжженное дантистом. Он хотел оставить на мне свою мету. Я уже меченый. О Линдалиндалиндалинда.)
— Вы перенесли все, как истый стоик.
Его помощница аккуратно отсчитала мне две таблетки арантила.
— Теперь сделаем перерыв на неделю, а потом займемся вашей верхней челюстью.
Я попытался слизнуть мазь от ожогов.
— Мне очень хотелось бы растянуть перерыв недельки на две.
Врач и помощница ждали, когда я уйду.
— Ну что ж, и через две недели я смогу выкроить время, чтобы вас принять.
— Мне необходимо заняться моим 12 «А». Особенно тревожит меня один ученик.
— Позвоните, если что-нибудь не так. Ваши довольно слабые десны склонны к воспалительным процессам.
— Шербаум должен взять на себя школьную газету, но пока сопротивляется.
— Рецепт на мазь от ожогов я вам выписал. Ну и, конечно, рецепт на ваше постоянное лекарство.
— При том Шербаум одаренный юноша. Он что-то замышляет.
— Две упаковки болеутоляющего — надежные костыли на эти две недели…
Я пошел. Однако в дверях еще раз обернулся, чтобы в последний разок подразнить его — призвать к радикальной чистке бульдозерами, но, обернувшись (увидел на телеэкране, как я оборачиваюсь и собираюсь что-то сказать), ничего не сказал и вышел из кабинета.
2
Штудиенрату Эберхарду Штарушу пришлось заняться лечением зубов, дантист предпринял вмешательство, коснувшееся нижней и верхней челюстей пациента, с тем чтобы исправить его прикус.
Закончив лечение нижней челюсти, зубной врач договорился со штудиенратом о двухнедельном перерыве; штудиенрат покинул кабинет дантиста со словом «перерыв» на своем опухшем языке. И с ощущением того, что местная анестезия постепенно отходит.
— Вы ведь знаете, что вам еще предстоит. Попытайтесь хоть немного передохнуть.
Когда штудиенрат подъезжал на такси к своей улице, две таблетки арантила, которые он принял в кабинете зубного врача, еще не подействовали. Выходя из такси и вставляя в замочную скважину свой ключ от парадного, он чувствовал боль. Перед домом рядом с пуговками звонков — по шесть квартир на каждом из восьми этажей — штудиенрата ожидал ученик, который хотел с ним поговорить: ученикам нередко надо поговорить со своими учителями.
— Срочно, — сказал он.
Штудиенрату пришлось открыть рот при температуре минус Два.
— Только не сейчас, Шербаум. Я возвращаюсь от зубного врача. Это так спешно?
Ученик Шербаум ответил:
— До завтра может подождать. Но разговор все-таки срочный. — Он держал на поводке собаку, длинношерстную таксу.
Прежде чем я вошел в дом, они убежали.
Он учил, ходил гулять, готовился к, надеялся на, подводил итоги, приводил примеры, оценивал, воспитывал.
Учитель — это понятие. От учителя чего-то ждут. От определенного учителя ждут еще большего. Учителей не хватает. Ученики садятся за парты и глядят перед собой в пространство.
Когда учителю пришлось обратиться к зубному врачу, он сказал ученицам и ученикам: «Подумайте о своем бедном преподавателе, он попал в лапы зубодера, он страдает».
Учитель как таковой. (Сидит под стеклянным колпаком и проверяет сочинения.) Учитель, разложенный по полочкам: учитель начальной школы, педагог реального училища, штудиенрат, учитель в школе-интернате, учитель профессионального училища. Воспитатель или педагог. (Когда мы здесь говорим об учителе, мы подразумеваем германского учителя.) Он обитает в Педагогической провинции, размер которой никто так и не узнал, которая, еще будучи в проекте, уже нуждалась в реформах и которая, несмотря на ограниченность, претендовала на мировой масштаб.
Учитель — это фигура. Раньше учителя были чудаками. Даже сейчас не задумываясь говорят «училка», вспоминая о своем учителе; впрочем, и я называл своего зубного врача «зубодером», желая придать ему эдакую садистскую черту. (Когда мы болтали с ним, мы воспринимали «зубодера» и «училку» как нечто абстрактное, не задумываясь над грубостью этих слов.)