— Только такой храбрый и самоотверженный человек мог спасти мою сестру, следуя лишь зову сердца. Побольше бы таких людей, как вы, Лугбанд, — продолжал сын Карги, и в его любезности чувствовалось что-то зловещее.
— Это пустяки, — Лугбанд натянуто улыбнулся.
— Сама скромность! — засмеялся Итуссубал, и уипп остановился. — Вот мы и приехали. От всей нашей семьи позвольте ещё раз поблагодарить вас, Лугбанд. Благородство — редкость в наши дни, — он протянул руку для пожатия, и Гиллу с отцом не оставалось ничего, кроме как ответить любезностью на любезность.
Гилл и его отец облегчённо вздохнули, видя, как роскошный уипп удаляется. Но на лице Лугбанда всё ещё читалась настороженность.
— Пора возвращаться домой, — наконец сказал он и, хлопнув сына по плечу, начал давать распоряжения. Гилла ждала продуктивная неделя, полная ежедневной работы. Он слушал отца вполуха, а сам думал о странном разговоре с сыном Карги. Что-то его тревожило, но он не мог понять, что именно. Решив, что не стоит забивать себе голову, он переключился на более приятные мысли. Приближался его день рождения, и хотя мечта о звёздах казалась такой же недостижимой и отдалённой, как сами звёзды, он был уверен, что с приходом совершеннолетия отец подарит ему уиип. Теперь ему не придётся упрашивать отца, использовать старый уиип для поездок в город к друзьям.
На парковке Гилл бросил тревожный взгляд на роботов, приобретённых его отцом. Холодок пробежал по спине. У него вновь возникло беспокойное предчувствие, и он собрался поделиться им с отцом, но в этот момент появился Атта с переполненной сумкой вещей. Под удивлёнными взглядами Гилла и его отца, Атта бросил сумку в кузов, чуть не сбив одного из роботов. За его плечами качалась верная винтовка, уникальная в своём роде… Гилл когда-то просил Атту позволить ему изучить оружие поближе, ведь его интриговало отсутствие у винтовки обоймы или гнезда для энергоячейки и то, что стрелять из неё мог только Атта. Но стрелок был категорически против.
— Чёртов администратор выгнал меня из комнаты, — ворчал Атта. — Мол, за просроченную оплату и мои пьяные выходки. Лжец! Я всегда платил вовремя. Так что, видимо, придётся мне пожить у вас. Недельку, — задумчиво добавил он, взглянув на Лугбанда. — Или две.
Стрелок обычно был спокоен, порой даже чересчур, но сейчас его взгляд был полон тревоги, и он осторожно осматривал окрестности. “Неужели он снова влип в неприятности?” — подумал Гилл, заметив, как взгляд Атты остановился на двух подозрительных типах. Один из них, высокий и худой, был одет в потёртый костюм клерка, и на его лице красовался химический ожог, покрывающий всю правую щеку. Он вертел на пальце ключи от чего-то и одним глазом уставился на Атту. Второй, коренастый мужчина из южных краёв, носил характерную для тех мест дыхательную маску с двумя трубками, уходящими за спину, и непрерывно жевал что-то, переводя взгляд с Атты на отца Гилла и роботов.
Лугбанд тоже заметил незнакомцев, но предпочёл не обращать на них внимания.
— Атта, у меня ферма, а не гостиница, — сказал он.
— Знаю, знаю. В гостиницах за жильё платят, — парировал Атта, забравшись в кузов и закрыв глаза, сделал вид, что спит.
Лугбанд покачал головой, но спорить со старым другом не стал и направился в кабину. Гилл последовал за ним. Когда они покидали стоянку, в небо поднялся очередной корабль. Гилл мечтательно взглянул вверх, но его размышления прервал хриплый голос Атты:
— Решил полетать?
— Мой друг Икли устроился на торговое судно и уже совершил два рейса. Он сказал, что может поговорить с капитаном обо мне.
— А что на это скажет твой отец?
— Он против, — тихо ответил Гилл, опустив голову.
— Возможно, это и к лучшему.
Гилл ожидал от стрелка какой-то жизненной мудрости, но тот только крепче обнял свою винтовку и засопел.
Прибыв домой, Лугбанд остановил уиип возле загона с империаллурами и поспешил к Атте, который уже спрыгнул с кузова.
— Что происходит? Кто были те двое на парковке?
— Хорошо, что ты прикупил ещё роботов, — Атта кивнул в сторону металлических созданий, а затем взглянул на Гамеша. — Говорил я тебе, что твоя доброта аукнется.
— О чем ты?
Атта внимательно посмотрел на друга, потом на Гилла, стоящего позади отца, и сказал:
— Дело всё в Карге. Старуха решила заключить сделку с пограничниками северо-запада. Не знаю деталей, но это и не важно. Важно то, что на переговоры она отправила свою милую дочь Анмалию. Всё было замаскировано под выпас стада. Того самого стада, которое мы видели. Возвращаясь, на них напали Шустрые, а потом мы появились и спасли девушку. И всё бы ничего, но как Шустрые узнали о Анмалии? О переговорах знали только ближайшие члены семьи. Кто проболтался Шустрым? Пограничники? Но конфликт с Каргой им не на руку, они и так в сложном положении. Значит, кто-то из близких к Карге. Кто-то из семьи хотел избавиться от Анмалии чужими руками.
Гилл и отец переглянулись. У них обоих в голове возникла одна и та же мысль.
— Итуссубал, — медленно произнес Гилл.
— Он тут причём? — не понял Атта.
— Сегодня он нас подвёз и поблагодарил за спасение сестры, — у Лугбанда вдруг заболела голова. Теперь всё встало на свои места. Итуссубал любезно сообщил им свой приговор, и скоро он будет исполнен. Весь день Гилл ухаживал за империаллурами. Он предложил помочь в обороне, но Лугбанд отказался и поручил ему заботу о стаде. “Это отвлечёт тебя,” — сказал он, но как можно забыть о наёмниках, что могут прийти в любой момент? Мысль о том, что убийцы, посланные Итуссубалом, могут появиться в любую секунду, не покидала Гилла, и ещё хуже было осознавать свою беспомощность. В бою он был бесполезен. Он мог стрелять, но лишь отпугивал мелких хищников. Серьёзные проблемы всегда решали отец или Атта. Как в тот раз, когда на ферму напали рейдеры-неудачники. Гиллу было всего двенадцать, и он прятался в подвале, трясясь от страха, пока отец не прогнал налётчиков. Или когда скотокрады напали на них в пути на пастбища, приняв Атту за шута с необычным оружием, и быстро пустились в бегство. Гилл прикрыл голову руками и сжался в кресле, зная, что отец и Атта справятся с опасностью, но он чувствовал себя обузой.
Когда солнце село, Гилла отправили спать. “Я не ребёнок!” — возмущался он, но спорить с отцом было бесполезно. Он уснул, оставив позади все беспокойства. Ему вновь приснился тот же сон. Город под ночным небом, усыпанным звездами. Он сидел на скамейке внутри какого-то храма. Его стройные колонны, словно стражи времени, взмывали к небесам, воплощая в себе мощь и несокрушимость веков. Каждая из них — истинное произведение искусства, оживлённое изысканными рельефами и утончёнными орнаментами. Колонны были украшены изображениями древних богов, мифических существ и таинственных символов, которые, казалось, оживали в мерцающем полумраке.
Фасад храма был украшен триглифами и метопами, а фризы изображали эпические сцены героических подвигов и легендарных сражений. На входе в храм висели внушительные двери, украшенные бронзовыми пластинами, на которых высечены изображения богов и героев, словно они охраняли священное место. Эти двери, массивные и внушающие трепет, казались неподвижными, как само время.
Внутри храма царил таинственный полумрак, который лишь подчеркивал священность этого места. Лёгкий свет пробивался сквозь узкие окна под самым потолком, создавая причудливые узоры на мраморном полу. Воздух был напоен ароматом благовоний.
В самом сердце храма возвышался алтарь, на котором в древние времена возносились жертвы божествам. Алтарь, выполненный из чёрного мрамора, был украшен золотыми инкрустациями и драгоценными камнями, которые мерцали в тусклом свете. За ним стояла величественная, хотя и разрушенная статуя покровителя храма, выполненная из мрамора и бронзы. Когда-то она блестела золотом и яркими красками, но теперь её величие было погашено временем и забвением. Статуя изображала древнего бога или героя, чьи черты выражали мудрость и силу.
Стены храма были покрыты фресками и мозаиками, рассказывающими о божественных подвигах и мифах, оживляя истории прошлого. Эти изображения, яркие и детализированные, были словно окна в другой мир, где жили великие боги и герои. Пол храма выложен мраморными плитами, иногда украшенными инкрустациями из цветного камня, образующими сложные и завораживающие геометрические узоры. При каждом шаге плитки казались меняться, отражая свет в неожиданных направлениях.
Она тоже была там. Фигура её окутана пурпуром, а тёмные локоны, словно водопад из черного шёлка, спадали на обнажённые плечи, мягко обрамляя лицо, подобное скульптуре из мрамора. Её одеяние из пурпура струилось по её телу, подобно ручью, перетекающему через камни, обвивая её фигуру плавными, грациозными линиями. Пурпурный шёлк мерцал в полумраке храма, отбрасывая мягкие тени на её кожу и создавая иллюзию движения, даже когда она стояла неподвижно. Её руки были тонкими и изящными, как у древней статуи, а пальцы напоминали белые лилии, такие же нежные и утончённые.
Она стояла у алтаря, её фигура была освещена таинственным светом, исходившим из самого сердца храма.
— Пусть преклонятся колени государей, царей и владык, — её голос звучал как журчание ручья, утоляющего жажду путника. Каждое слово было сладостью, как мёд для голодающего. Её взгляд, глубокий и проницательный, словно проникал в самую душу Гилла, заставляя его забыть обо всём, кроме неё.
Гилл был пленён её взглядом; рубиновые глаза словно заколдовали его. Когда она приближалась, тени расступались перед ней, как будто даже тьма не смела противиться её воле. Её движение было плавным и грациозным, словно она плыла по воздуху, а не шла по мраморному полу храма. Её присутствие наполняло пространство волшебством и мистикой, заставляя всё вокруг казаться более живым и одновременно более нереальным.
Она подошла к Гиллу, её рубиновые глаза словно заколдовали его, пленив его сердце и разум. Она прикоснулась губами к его уху, её дыхание было тёплым и нежным, как весенний ветер, и шепнула: