Лимузин пролетел по пролегающей по проспекту правительственной трассе и вскоре доставил новобрачных к монументальному зданию, похожему на гидроэлектростанцию, жилому дому номер 26. Оказавшись в квартире, молодые, скидывая на ходу одежду, поспешили в спальную, смахнули с шёлкового покрывала лепестки роз, выложенные сердечком, и до самого утра страстно занимались тем, что делают все любящие пары в первую брачную ночь – считали деньги, подаренные родственниками и гостями.
А над Москвой еще долго кружил белый голубь, выкрашенный золотой краской.
Около часа ночи Лета, стараясь вести себя тихо, осторожно открыла дверь своей квартиры. В холле и гостиной горел свет. Возле итальянского комода в прихожей стоял папа в шелковых пижамных шортах и похожая на старый покосившийся крест бабушка.
– Ну как всё прошло, Леточка?– лживо-ласковым голосом спросила бабушка.
– Нормально,– ответила Лета, стаскивая кроссовки.– Если не считать, что гости глумились над моими яйцами.
– Летёнок, ты только не волнуйся,– сказал папа.– Звонили из ОВД по поводу взрыва в «Пилаве». Тебя вызывают на допрос.
Глава 5Следователи и швабры
Выйдя из метро «Полянка», Лета вытащила мобильник и поглядела на прямоугольник загрузившейся на экран карты района. «Вы здесь»,– указала карта. Лета кивнула и перешла на другую сторону Большой Полянки. Из переулка вырывался трубный ветер. Лета взглянула на табличку – Старомонетный, сразу увидела номер купеческого трехэтажного дома – 33/41, и остановилась.
– Строение 1,– сверилась она с адресом, написанным на голубом стикере папиным почерком, и сунула записку назад, в карман свисавшей до колена дерматиновой торбы.– «Отдел внутренних дел»,– прочитала Лета.
Вдруг начало подташнивать.
Это бабушка виновата – кормила за завтраком так, словно внучку прямо из полиции должны были увезти за решетку. Третий сырник со сметаной был явно лишним.
– Я обязательно подъеду!– пригрозил папа, просыпая по всему столу коричневый сахар.– Без меня в кабинет не входи.
– Папа, прекрати! Не вздумай явиться и позорить, будто я маленькая!– возмущалась Лета.– Можно подумать, меня в советские времена на Лубянку вызвали.
– Господи спаси!– вскрикнула бабушка.– Сплюнь! Сплюнь, я говорю!
И поплевала сама, поскольку Лета лишь с досадой дернула головой.
– Если понадобится, наймём самого лучшего адвоката, этого… в круглых очках. Как его? Я не позволю! Какое они вообще имеют право допрашивать ребёнка!
– Папа, я не ребёнок!
– Леточка,– заискивающим голосом начала бабушка.– Ты точно не имеешь к этому национализму отношения? Ты ничего не знала о готовящемся взрыве?
– Бабушка, как можно готовиться к взрыву газового баллона? Если бы я думала, что будет пожар, разве оставила бы ботинки? Это были мои любимые, «Доктор»!
– Хорошо, хорошо.– Ботинки бабушку убедили.– Говори следователю правду…
– С ума сошла?– подскочил папа.– Правду! Кто в нашей стране говорит правду?! Потом от этой правды не отмоешься! Будешь десять лет рукавицы шить и доказывать мировому сообществу, что не верблюд. На все вопросы вежливо отвечай: «К сожалению, ничего не могу пояснить по существу, так как не обладаю соответствующей информацией. Не видела, не могу припомнить, не знаю».
– Жить не по лжи!– стояла на своем бабушка.– Так меня воспитали. Я за свою жизнь ни разу не солгала! Мы с твоим отцом,– в минуты дискуссий о высоком, бабушка неизменно называла папу «отцом»,– ни разу ни в чём не солгали!
Папа посмотрел на бабушку и отвёл глаза. Бабушка замолкла и, избегая взгляда Леты, затрясла пресс для чая, рассердившись на застрявшие в решётке раскрывшиеся бурые листья.
– Ага, не солгали,– отковыряв кусок сырника, сказала Лета.– Всю дорогу мне врали.
Папа, выгадывая время, поставил чашку с чаем в лужицу на блюдце. Бабушка заморгала, но быстро собралась и приняла решение стоять до конца под любыми пытками, взойти на костер, принеся, если понадобится, себя в жертву во имя… Она суетливо искала слова, но сформулировать – во имя чего?– от волнения не смогла. Может быть, во имя любви? Да, да, любовь – хорошее христианское слово. Именно так – их ложь во имя любви к семье умрёт с ней!
– Мы никогда не врали тебе, Леточка.
– А про Деда Мороза? Что если кашу не съем, её ворона унесёт? Про водяную крысу в колодце? А что Пушистик в лес убежал и передавал потом мне морковку? Я всё равно сразу догадалась, что ни в какой лес он не убежал, а умер. Врали, что в школе замечательно, много хороших деток и добрая учительница!– Лета передразнила папины интонации.– Жесть!
Папа и бабушка с облегчением засмеялись.
– Летка, на допросе ни в коем случае не дерзи, не остри, и, самое главное, не смотри менту прямо в глаза, как ты любишь на нас с бабушкой глядеть, с вызовом. Никаких бунтов, митингов и оппозиции!
– Прекрати пугать ребенка!– потребовала бабушка.– Леточка, ничего не бойся, в милиции проводится реформа, теперь там трудятся образованные, воспитанные люди, полицейские.
– Что ты знаешь о ментах?– закричал папа.– Ты когда последний раз его живого видела? В передаче «Дежурная часть»? Там, конечно, там начальник ГИБДД лично старушек через дорогу переводит и младенцев из горящего дома спасает. А потом, чтобы стресс снять, семерых задержанных пытает и расстреливает.
Бабушка примолкла.
– Жди меня у кабинета!– пригрозил папа Лете и пошел выбирать рубашку и наручные часы для такого ответственного визита. Тут важно произвести правильное впечатление – скромно, сдержанно, чтобы не вызвать у ментов классовое раздражение, которое выльется в неприязнь к его девочке, но в то же время показать свой социальный статус, принадлежность к слою, имеющему вертикально-горизонтальные связи и наличные средства для своей правовой защиты.
Лета никогда не смотрела телевизор, о новостях узнавала по тэгам в мобильнике, поэтому не опознала здание, к которому периодически привозили задержанных на противоправных митингах и пикетах. А вдруг там действительно будут пытать? Бабушка, хоть и защищала за завтраком полицейских, недавно охала – в полиции опять надели кому-то пакет на голову.
– Паранойя,– пробормотала Лета, но поглядела вдоль переулка, словно надеясь, что прохожие и водители запомнят её приметы.
Конечно, она будет говорить только правду, потому что только правду и знает: на кухне был установлен газовый баллон, который и взорвался сам по себе, она в этом абсолютно уверена. Шеф-повар не мог устроить взрыв, он ведь незлой, что он, ваххабит что ли, или террорист из бандформирования? Смешно даже. А глупую эсэмэску прислал, просто потому что обиделся на неё, Лету. Какие националисты? В «Пилаве» в это время пьют кофе работники из окрестных офисов и банков, русские, осетины и татары, может, пара бурятов. Нет, националисты бы исламскую мечеть взорвали или общежитие гастеров. Кому нужен ресторан? Мечети сейчас волнуют всех гораздо больше. В одном районе запретили строить минарет. А мусульмане в ответ повалили рождественскую елку и сожгли Деда Мороза. Водитель «Хлеба и шоколада» сказал, что мигрантов дешевле и проще всего уничтожать водкой, ивентер даже крикнула: «А прямо сейчас их и споим!» и выкинула бутылку с остатками спиртного в окно микроавтобуса. Но ведь это всё было не серьезно! Они все, и Лета тоже, в ту ночь просто выпили лишнего.
– Это был взрыв бытового газа, без всякого национализма,– твёрдо сказала Лета и смело направилась на допрос.
Железо на крыльце пахло сырым табачным дымом.
Лета открыла стальной выдержки дверь, вошла в холл, оформленный в служебной серо-синей расцветке, назвала свое имя в переговорное устройство, получила пропуск от женщины-милиционера, прошла жёлоб проходной, напряженно поглядела вдаль и вдруг увидела Собаку! Собака сидела на металлическом стуле и читала с планшетника.
– Привет!– ещё не дойдя до Собаки, радостно позвала Лета.
Собака подняла голову, губы изогнулись подковой, приносящей счастье. Лета бросилась навстречу, Собака прижалась прохладной щекой и взяла Лету за руку гладкими пальцами. Сердце Леты завозилось, согрелось дыхание – рядом подруга, близкий человек, который ей верит, и, значит, всё будет в порядке.
– Как ты здесь оказалась?– радовалась Лета.– Откуда узнала?
– Должна же я тебя поддержать? Подруга познается в беде.
– Ну, круто! Спасибо!
– Давай сядем, просили подождать.
Лета поглядела на дверь:
– Мне сюда?
– Да.
Они сели на металлические стулья, Собака сделала закладку, закрыла текст и засунула планшетник в сумку.
– Что читала?– спросила Лета.
– «Гранатовые джунгли».
– Не слышала. Интересная книжка?
– Думаю, тебе тоже понравится.
Они просидели под руку несколько минут, когда Собака хмыкнула:
– Какой красавчик! Уж не он ли убил дворецкого?
Лета повернула голову.
Папа шёл изящной походкой короля-солнце, бросая снисходительные взгляды на сидящих вдоль стен мрачных посетителей. На папе сидел индивидуально скроенный по фигуре итальянский костюм с налетом ретро: приталенный пиджак, узкие брюки со стрелками, на ногах черные лакированные броги, в руках – зонт-трость и кожаная сумка ручной работы.
– Это мой папа,– сказала Лета.
– Твой отец?– с весёлым удивлением переспросила Собака.– Ничего себе! Она взглянула на рабочие штаны Леты.
– Против мира капитала все средства хороши,– сказала Лета.– Я же просила его не приходить!
Папа свернул в ошибочном направлении, но вскоре вновь показался в коридоре.
– Ага, значит, круглый поварской колпак – это форма протеста, позлить богатых родителей.
Папа увидел Лету и бодро кивнул.
Лета нахмурилась и поглядела на Собаку:
– Карамель – мой осознанный выбор.
– Прости! Конечно, я сказала глупость,– Собака погладила линию жизни на ладони Леты.
Лета встала навстречу папе.
– Привет, котёнок,– сказал папа и поглядел на дверь.– Здесь?
– Ага.– Она обернулась к Собаке.