Лета расстроилась ещё больше – всё она делает не так, вредит и мешает, а не помогает.
– Ничего страшного, все так начинают. Вы знаете, как обрабатывать посуду после умывания лежачих больных?
Лета окончательно упала духом и помотала головой.
– Не знаю.
Получалось, вместо того, чтобы дать сестре передохнуть, она лишь добавляла работы.
– Пойдемте, я вас научу.
Сестра привела Лету в комнату, которая немедленно стала её прибежищем и укрытием – здесь не было больных, а, значит, не нужно отыскивать в себе сострадание.
В квадратной чугунной ванной возле окна стояли груды пластиковых тазиков и кувшинов, ждавших дезинфекции.
Лета надела толстые хозяйственные перчатки и приготовилась наконец-то сделать все безукоризненно!
– Это раствор для дезинфекции, пятипроцентный аламинол, сестра ежедневно наливает его из бака в этот контейнер. Отсюда берете чистую тряпочку, обмакиваете, слегка отжимаете, и тщательно, особенно в изгибах, возле ручек, протираете кувшин изнутри и снаружи. Затем ставите на стеллаж, на нижнюю полку. Обтерев весь инвентарь раствором, кладете на полку возле него табличку «Обработано 1 раз». Через 15 минут повторяете процедуру и ставите табличку «Обработано 2 раза». Еще через 15 минут смываете раствор водой из-под крана, не дотрагиваясь посудой до краев ванной, и ставите, перевернув вверх дном, на верхнюю полку для просушки. В перерыве заберите, пожалуйста, из стиральной машины бельё и повесьте на сушилку там, где прикреплена записка с номером седьмой палаты. Все понятно?
Лета кивнула – два раза по пятнадцать минут, ничего сложного, это она точно сумеет, и принялась вдохновенно обрабатывать ярко-красный кувшин, особенно старательно протирая кромки и носик слива. Водрузив возле тазов и ковшей табличку «Обработано 1 раз», Лета сняла перчатки и пошла в душевую, за выстиранными вещами. В машине оказалась женская одежда – двое больших трусов, футболка, халат и махровые носки. Развесив белье, Лета снова взглянула на трусы – никаких казенных штампов, явно личные вещи, но тогда совершенно непонятно, почему сёстры стирают их? Никогда в жизни Лета не слышала, чтобы в больницах следили за носками и майками пациентов. Может, за отдельную плату? Ведь никто не станет просто так стирать чужое исподнее! У тяжелобольного есть родственники, пусть они и стирают! Лета никак не могла поверить в свою же собственную веру в бескорыстие. Она поглядела на часы под потолком – можно обрабатывать инвентарь второй раз, взяла таз и начала обтирать его раствором.
В комнату заглянула старшая сестра.
– А сколько времени прошло?– дружелюбно спросила сестра.
– Почти пятнадцать минут.
– Почти или пятнадцать?
У Леты затряслись руки. Закусив губы, она смотрела на зубчики узкого кружева на подоле длинной сестринской юбки.
– Буквально одна минута оставалась,– пробормотала, наконец, Лета, проклиная свою самоуверенность, беспечность, высокомерие и зазнайство. Наконец она осмелилась поднять глаза.– И что теперь делать?
– Продолжайте, просто в следующий раз будьте внимательнее.
Лета благодарно кивнула.
– Вы чай уже пили?
– Нет.
– Закончите с обработкой, приходите.
От этого наказания добротой и прощением Лета еще злее ощутила свою вину. Но теперь она знала, что ничего не знает, и нашла силы признаться в этом. У каждого свой путь к смирению, Летин лежал через пятипроцентный раствор для обработки кувшинов.
Она ополаскивала тазы и смотрела в окно, на проспект с мчащимися чёрными машинами и витринами бессмысленно дорогих магазинов, и удивлялась, что ни один звук не доносится из того мира в этот, словно их разделяла незримая граница, в которой не было видимой материи, но была непреодолимая энергия. Будто старообрядческие здания за каменным забором накрывала шапка-невидимка или полог покрова, сквозь который не могли проникнуть грохот, хохот, вопли и крики. Лете давно не было так спокойно, как в санитарной комнате возле баков для замачивания суден и выстиранных клеёнок.
Чаю попить опять не удалось – сестра позвала Лету в палату и попросила надеть свежую футболку на больную, которой предстояла поездка на первый этаж, в отделение физиотерапии.
– После сна больных надо обязательно переодевать в дневную одежду, чтобы они не распускались, помнили, что нужно следить за своим внешним видом. Это способствует выздоровлению.
– А как снять ночную сорочку?– спросила Лета, догадавшись, что и этого она не знает, и взглянула на женщину, сидевшую на краю постели, полукруглую, как тяжелый душный полдень.
– Собираете снизу, со спины, к шее. Потом приподнимаете руки и снимаете сзади через голову. Затем стаскиваете рукава с рук, сначала со здоровой, а после – с больной.
– Сперва со здоровой, потом с больной,– повторяла Лета.– А которая больная?!
– Видите, она свисает.
– Ага,– пробормотала Лета, волнуясь, подошла к женщине и сказала: – Вы мне помогайте, пожалуйста, ладно? Которая рука болит?
Женщина схватила парализованную плеть здоровой ладонью и крепко прижала к боку, не давая дотронуться.
– Она же у вас ничего не чувствует,– упрашивала Лета.– Дайте, я положу её вам на колени.
Но женщина молча цеплялась здоровой рукой за больную.
Чувствуя себя глупо и беспомощно, Лета стала закатывать ночную сорочку со спины к шее. Но ворот оказался мал, и подол обтянул голову, прихватывая волосы. Лета, побледнев от страха и злясь, потащила сорочку вперед, дёргая вместе с прядями. Больная так неожиданно громко взвыла, что Лета отпрянула. «Вам помогают, так неужели не потерпеть»,– хотелось крикнуть Лете. Сестра подбежала к кровати, ловко высвободила голову и руки женщины и стала целовать её в щёки, виски и волосы:
– Простите, милая, простите. Миленькая вы наша, родная, потерпите. Она гладила её голову, обнимала плечи. У Леты тряслись руки.
– Голубушка вы наша золотая, милая. Ничего, ничего, сейчас слёзки вытрем, оденемся, где у нас футболочка чистая? Вот она, здесь. Лета, давайте вместе. А вы Лете помогайте, ей сейчас очень нужна ваша помощь и поддержка.
Сестра ловко пересадила больную на кресло-каталку.
– Сможете отвезти на первый этаж?
– Теперь сомневаюсь, оказывается, я не умею делать самых простых вещей. Просто безрукая!
– А вы, чтобы другого понять, переносите всё на себя. Себя сейчас все любят,– с серьезным видом пошутила сестра.
Лета хотела обидеться, но лишь свела брови.
– Не делайте больному того, что вам самой было бы неприятно. Что вы доброго сделаете человеку, то же сделаете и богу.
Лета уставилась на сестру. Богу? Какому богу? Лета верила в Большой Взрыв и теорию эволюции.
– Представьте, что ухаживаете за самым родным человеком, которого больше всех, бесконечно любите,– не сдавалась сестра.– Есть такой?
Лета в смятении по очереди представила папу, бабушку, Собаку и вдруг встрепенулась:
– Мой младший брат! Он родился больной и умер.
– Царствие ему небесное! Ну, с богом, беритесь за поручни, ногой наступайте, снимайте с тормоза. Осторожно на углах! Из лифта направо, из дверей – налево, а там увидите пандус вниз, прямо в физиотерапию.
Лета энергично, чтобы не терять драгоценного времени, помчала коляску в коридор. Больная взывала.
– Что такое?– спросила Лета.
– Спортивный стиль вождения,– бросил больной, направлявшийся тайно покурить у чёрного входа.
– Везёте больно быстро, трясёте, да и страшно ей, что коляску перевернёте,– сварливо сказала сидевшая на диванчике старушка, восьмой год ходившая в пиджаке покойного мужа.
– Ой, извините, постараюсь помедленнее.
Лета осторожно покатила кресло, весьма довольная собой. Но больная вдруг снова заголосила. Лета обежала коляску:
– Что случилось?
– Нога-то с подножки соскочила. Оторвешь напрочь!– пояснил больной с костылем.
За столом возле окна сидели двое мужчин и медленно писали в прописях. Молодая монахиня под руководством сестры-инструктора по лечебной физкультуре пыталась удержаться за шведскую стенку.
Лета обеими руками осторожно, под колено, приподняла ногу продолжавшей подвывать больной, а потом, в отчаянии распрощавшись с чистотой, подхватила тапочки за подошвы и поставила на подножки. Оглядела подопечную, вдруг подумала, что в коридоре шляется сквозняк, и неожиданно заботливо, словно одевала ребенка, закутала плечи женщины шалью, застегнула пуговицы на кофте и выправила воротничок футболки, чтобы не натирало шею. Насколько могла нетряско, притормаживая перед каждой неровностью, Лета довезла женщину до пандуса. Но когда колеса оказались на спуске, поняла, что не может удержать потянувшую вниз тяжесть. Лета уперлась подошвами, отклонилась к дверям, но коляска с неподвижно сидящей женщиной дёрнулась, набрала скорость, и Лета упала на колени, боясь отпустить поручни. Женщина взвыла, как по покойнику. Но снизу взбежал брат милосердия, похожий на таджикского каменщика, сказал: «Господи, помоги», и ловко опустил тормоз. Лета лежала, вывернув голову под стену, как поверженная. Брат протянул жилистую руку помощи и поднял Лету, решившую умереть от стыда.
– Не ушиблись? Пандус у нас коварный. Перед ним нужно коляску разворачивать задом наперед и спускаться первой, придерживая снизу. Давайте, помогу.
– Спасибо, я сама.
Больная закричала, как одержимая.
– Сейчас, дорогая, сейчас, не плачьте,– неубедительно пробормотала Лета. Ну какая «дорогая»? Капризная, слабовольная, неблагодарная симулянтка! Могла бы и потерпеть, никто вообще не обязан её возить!
Лета взошла, развернулась, и вновь спустилась, то упираясь, то волоча коляску. Восхождение или снисхождение, что труднее?
В отделении физиотерапии Лета помогла больной перебраться на кушетку и стала ждать окончания процедуры. Оглядев помещение – иконы, православный календарь, полка с молитвословами, биографиями святых и советами «Как подготовиться к исповеди» – она припала лопаткой к стене возле крайней кабинки, прикрытой шторками. Одна из занавесей зашевелилась, встала горбом, и Лета обнаружила, что на стуле перед аппаратом УВЧ-терапии сидит непредвиденного вида мужчина. «Профессор черной магии, что ли»,