Это был живой пример того, что сделал ее муж, чтобы доставить ей удовольствие. Было и многое другое.
Раф поселил в доме помощницу по хозяйству, чтобы Мейзи никогда не была одна. У сорокалетней, незамужней Грейс Харди был опыт по уходу за детьми. Мейзи вскоре подружилась с ней, обнаружив, что у них два общих увлечения: Грейс обожала готовить и любила музыку, пела в хоре.
Мейзи подружилась и с садовником и часто работала под его руководством в саду.
«Мэри-Лу» стояла теперь у пристани возле дома, и они иногда устраивали роскошные выходы в море, всегда в обществе Сони и ее детей.
Соня — и Мейзи верила, что это было не только в угоду брату, а из искренней привязанности, — стала ее близкой подругой. Они вместе ходили по магазинам, в кино и на концерты, вместе обедали в уличных кафе. Иногда приглашали друг друга в гости. Мейзи давала Сесилии уроки фортепианной игры и часто оставалась с детьми.
Она познакомилась с Лаэмом, мужем Сони, который ей тоже очень понравился. Мейзи лишь недоумевала по поводу того, что заставило Соню расстаться с ним.
Мейзи не сомневалась, что новость о ее беременности была встречена хорошо. Ей только очень хотелось спросить Рафа, знают ли его родственники о том, кто отец ее будущего ребенка. Но поскольку никто и никогда не упоминал при ней имя Тима Диксона, Мейзи подумала, что Раф закрыл для себя эту тему, и решила сделать то же самое.
История с островом Тонга никогда не всплывала. Как и предсказывал Раф, как только было объявлено об их женитьбе, эта история сразу стала малоинтересной для газетчиков.
Мейзи не оставляла и занятий музыкой. Она наняла преподавателя и с энтузиазмом принялась готовиться к диплому магистра.
Вроде все было в порядке. Но сейчас, на восьмом месяце беременности, она сидела за фортепиано, и ничто ее не радовало.
Причина была одна — Раф.
Да, он был добр, интересовался ее жизнью, но Мейзи чувствовала, что между ними — каменная стена, и это доставляло ей почти нестерпимую боль.
Он редко бывал дома, но, даже находясь в Брисбене, не всегда ночевал в доме, а пользовался своей квартирой, доставляя Мейзи новое мучение. Может быть, у него была любовница, а если и так, разве она могла осуждать его?
Конечно, она не нужна ему вот такая — грузная, расплывшаяся и неповоротливая. Да и кому бы она была нужна?
Ни детская комната, которую они с Соней декорировали, ни покупка детских вещей, даже мысли о малышке — ничто не помогало ей. И Мейзи начала задумываться о том, годится ли она, вообще, для роли матери.
Она все больше осознавала, что как мать-одиночка испытывает страшное духовное одиночество, даже при той беззаботной жизни, которой жила. Никто не мог восполнить отсутствующее звено — необходимую духовную связь с отцом ее малыша, — и это делало ее такой одинокой.
— Эй, кто-нибудь есть дома?
Мейзи поспешно вытерла лицо, а Вес встал, тявкнул и завилял хвостом.
В кабинет, превращенный в музыкальный салон, вошла Соня, которая, несмотря на бодрый голос, выглядела осунувшейся.
— Что случилось? — спросила Мейзи.
— Ничего. Я в полном порядке. — Соня потрепала Веса и добавила: — Что мне сейчас нужно, так это выпить чего-то крепкого.
— Садись. Сейчас налью. — Мейзи встала, взяла хрустальный стакан, плеснула в него бренди и протянула Соне. — Что произошло?
Соня отпила глоток и хмыкнула.
— Лаэм попросил дать ему развод, — сказала она, и слезы потекли по ее щекам. — Я сама во всем виновата!
— Почему? — мягко спросила Мейзи.
— Потому что я дура, — сказала Соня с надрывом. — Только теперь я поняла, что оттолкнула его тем, что никого, даже его, не подпускала к себе слишком близко. Я считала, что могу быть с ним, но держать его на расстоянии. Была убеждена, что он вернется после того, как решил пожить отдельно, надо только немного подождать.
Она судорожно вздохнула.
Мейзи опустилась на скамеечку перед Соней.
— О, Соня, я так сочувствую. Но… почему? Отчего ты стала такой?
Соня грустно сказала:
— Когда растешь в зоне боевых действий, то невольно пытаешься не принимать все близко к сердцу.
Глаза Мейзи округлились.
— Как это? Я не понимаю.
— У моих родителей были бурные отношения, это травмирует, а иногда и страшно пугает ребенка. По-видимому, я, инстинктивно, принимала сторону матери и, подсознательно, решила никогда не попадать в такое положение, как она. — Она пожала плечами. — Став взрослой, думаешь, что все уже осталось позади, но однажды, проснувшись, понимаешь, что ты окружила себя высокой стеной, через которую невозможно пробиться. — Она заплакала. — А теперь все слишком поздно…
Мейзи обняла ее и начала утешать, а когда Соня ушла, села и глубоко задумалась.
Может быть, дочери более чувствительны к такой ситуации в семье? Как взрывные отношения родителей повлияли на Рафа? Не стал ли он таким, как Соня? И не потому ли он, способный так много предложить людям, не находит времени для жены и семьи?
Ведь сказал же он ей однажды, что они с ней, каждый по своей причине, не смотрят на любовь сквозь розовые очки…
— А это значит, — пробормотала она, — что он никогда не полюбит тебя, Мейзи, если ты втайне надеешься на это! Но почему так тяжело?
На этот вопрос у Мейзи не было ответа.
Этому дню суждено было стать днем плохих новостей.
Раф вернулся домой раньше, чем обычно, и застал Мейзи на кухне за приготовлением ужина.
— Что ты делаешь? — спросил он, снимая галстук и резко расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.
— Готовлю, — как всегда бодро ответила она. — Делаю куриную запеканку с грибами, пряностями, соусами и с беконом.
— А где Грейс?
— Ушла на репетицию хора. А я с удовольствием занимаюсь ужином.
Раф налил себе пива, а ей яблочный сок.
— Пойдем во дворик, мне надо поговорить с тобой.
— А нельзя поговорить здесь, ведь я готовлю?
Раф покачал головой, и Мейзи, сняв передник, отставила в сторону сковородку и вышла следом за ним.
Он повернулся к ней.
— Тим… умер, Мейзи.
Он зорко следил за ее реакцией.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Мейзи побелела и села.
— Умер? — севшим голосом повторила она. — Как?
— Несчастный случай во время подводного плавания на Вавау. Он спас чью-то жизнь ценой своей. Я… привезу его тело домой. Уеду сегодня, через час, и вернусь домой завтра утром.
Она в шоке уставилась на него. Потом прижала руки к животу, словно пытаясь защитить своего малыша от этой новости, а Раф Сандерсон сделал собственные выводы.
— Сожалею, — сказал он очень спокойно.
— Я- я не знаю, что и сказать…
— А тебе и не надо ничего говорить. Я сам сожалею о Тиме. Ты была права: ему было нелегко расти в моей тени, да еще с озлобленной матерью. Мне следовало понять это гораздо раньше. Поэтому я и не хочу, чтобы он был один во время своего последнего пути домой.
Мейзи не заметила, что по ее щекам текут слезы. И снова Вес, который неотступно следовал за ней, положил морду ей на колени.
— А когда, — продолжал Раф, — Грейс вернется домой? Я не хочу оставлять тебя одну… А, знаю. Я попрошу Соню…
— Не надо, — с трудом произнесла Мейзи. — У нее свои проблемы. А Грейс скоро вернется.
— Какие проблемы? — Раф нахмурился.
— Лаэм попросил развода.
Он тихо выругался.
— Я позвоню ей. Мейзи… а ты справишься?
— Разумеется! У меня все хорошо, так что обо мне не беспокойся. — Она отвела взгляд. — Это был… просто шок.
— Понимаю. — Он помолчал. — Пойдем, поможешь мне собраться.
— Я… Ты не возражаешь, если я побуду здесь немного одна, Раф?
Он почему-то нахмурился, а потом пожал плечами.
— Нет, конечно. Но помни, Мейзи, что он умер героем, и это было его сутью. Временами он бывал ужасным, но было в нем и хорошее.
Раф отвернулся и ушел.
— Не делай никаких глупостей, — сказал Раф.
Его сумка стояла в центре гостиной. На нем были защитного цвета брюки, клетчатая рубашка и вельветовый пиджак.
— Не буду, — обещала Мейзи.
— Тебе получше? — спросил он. — Да, кстати, Соня придет после ужина.
— Ой, ну зачем же? Между прочим, — Мейзи помолчала, услышав, что подъехала машина, — Грейс уже вернулась.
— Соня сама захотела. Тим был и ее кузеном.
— Спасибо, — поблагодарила Мейзи севшим голосом. — Послушай, все будет в порядке, не волнуйся за меня. И я думаю, что ты делаешь все правильно.
Раф поднял руку, заколебавшись, опустил ее и попрощался.
Интересно, что он собирался сделать? — подумала Мейзи, глядя ему вслед. Может быть, Раф думает, что она не замечает, как он старается избегать любых физических контактов с ней?
Она коротко кивнула вошедшей Грейс, поскольку больше всего ей хотелось сейчас остаться одной. Но Грейс обратилась к Мейзи с просьбой. Поскольку ее мама плохо себя чувствовала, Грейс попросила разрешения съездить к ней на пару часов.
Мейзи согласилась и приняла еще одно решение.
Она позвонила Соне и сказала, что ей необходимо лечь пораньше, поэтому попросила ее не беспокоиться и не приезжать. А потом настойчиво посоветовала:
— Пойди к Лаэму и поговори с ним.
Соня вздохнула.
— Нет, слишком поздно. Теперь уже ничего не изменится…
— Изменится. Может быть, не для него, но теперь, когда ты поняла, что отгородилась от всех стеной, нельзя продолжать прятаться за ней. Наверное, это трудно, но тебе надо, наконец, сделать это хотя бы для того, чтобы быть честной с ним.
— Но тогда он может почувствовать жалость ко мне!
— А ты ее не принимай. В жизни не всегда все легко, но ты должна быть честной с Лаэмом, и это поможет тебе.
На другом конце провода воцарилась мертвая тишина, потом Соня сказала:
— Мейзи? А у тебя самой все хорошо? По твоему тону… Причина в Тиме?
— Нет. Конечно, все это печально, но нет. А какой у меня тон? — спросила Мейзи грустно.
Соня запнулась.
— Пожалуй, мудрый. Скорее… — она опять запнулась, — решительный. И я понимаю, что с тобой Грейс, но… может, мне все-таки приехать к тебе?