Чтобы посмотреть мир, она ездила на разные спортивные соревнования в качестве волонтера. Так попала и на чемпионат Европы и встретилась с ирландцем Кифом, приехавшим на футбол со своими бывшими одноклассниками. Он сам подошел к ней, пригласил в бар, затем в кино, потом в свою крохотную комнату в гостинице. Тут пахло дешевым едким одеколоном, пивом и чипсами, пустые пакеты от которых Киф и его приятели раскидали по всей комнате. И это было еще «до».
…И вдруг признание Кифа, что он вынужден работать на SIS. Как удар под дых. Эда влюбилась, она считала, что начинается новый этап в ее жизни, и он начался… Наступило «после». Киф умолял ему помогать, быть вместе с ним во всем, и она поддалась уговорам.
А потом была встреча с англичанином из разведки. Это не был Линли, другой. Но такой же давивший и давивший на нее психологически. Сначала ее просили выполнить мелкие поручения, а взамен обещали жизнь в Испании, где можно будет тренироваться, участвовать в мотогонках. Сулили большие гонорары.
Она встретилась с одним мужчиной, сходила с ним в театр. От нее даже не требовалось большего. Заплатили приличные деньги. Затем Эда выполняла схожие поручения. А после ей велели переехать на Кипр. Когда она попыталась возражать, ей напомнили о том, что она уже в деле и поздно трепыхаться. Иначе ее сдадут как предательницу Эстонии, работающую на английскую разведку. Гражданство Ирландии, которым ее заманивали, не торопились давать, напоминая про отца-партсекретаря, жившего и работавшего несколько лет в Москве. «Мы должны понимать, что ты не подставлена нам российской разведкой, — лицемерно говорил уже Линли. — Поэтому будем проверять тебя в деле». «Как я могу быть подставной, если вы сами вышли на меня?» — Эда еще возражала вначале, а потом поняла — это тактика, ее будут держать на коротком поводке и не допустят до серьезных дел, за которые сулят получение гражданства, ведь если она его обретет, то не захочет на них работать.
Ее интерес подогревал Киф. Эти разговоры продолжались порой всю ночь, пока она еще не уехала на Кипр. Он метался по комнате съемной квартиры — в тот момент они уже съехали из отеля. Киф объяснял ей, что его задержали после минометного обстрела лондонского аэропорта Хитроу в марте 1994 года, что послужило началом «заморозки» декларации 93-го года, подписанной Великобританией и Ирландией, закрепившей принципы отказа от насилия и предполагавшей формирование местного парламента и правительства.
— Меня задержали, — шелестел по комнате шепот Кифа. Он боялся и говорил вполголоса. — Пытали день за днем, били, не давали спать. А потом пришел Линли. Он был вежливый, чистенький такой. Он, кажется, из английских аристократов. Кто-то назвал его лорд Линли, когда я валялся в луже крови на полу. Он тогда обругал человека, назвавшего его так. Для богатых подобная работа — адреналин, развлечение и, конечно, служба Великобритании. Для них это действительно важно. Но они признают только свое право на это. Если я — борец за свободу Ирландии — это преступление. Они бы уничтожили и меня, и моих родных. Но я пошел на компромисс. Думал, что удастся с ними поиграть, вырвусь, а потом снова буду свободен как ветер… С ними нельзя играть! — страшным кричащим шепотом говорил он. — Они везде достанут и как собаку…
Эти слова и сейчас звучали в голове Эды. Она представила, как Линли сидит сейчас в своем доме в Акротири. Там прохладно, с большой веранды видно море далеко внизу. Он курит свои сигары, вонючие и едкие, и смотрит на море. Вряд ли он думает сейчас о какой-то эстонской девчонке или об ирландском дурачке, который продает своих, и его вот-вот порвут дружки по IRA, заподозрившие в нем «крысу». Так и случилось, буквально через неделю… Кифа нашли в Шанноне, рядом с мостом. У него была сильно размозжена голова, и можно было бы подумать, что он сам бросился с моста. Но у него был вырезан язык, отрезаны уши и выколоты глаза…
Утром, выспавшись, Ермилов поехал на автобусе к форту, в этот раз без особого желания встречаться с Алексеем. Он снова сел к нему в машину, но сбрасывать «хвост» не пришлось. Знакомого парня с коллекцией футболок они не обнаружили. Однако Руденко направил машину за город. Они подъехали к небольшому маяку с домиком смотрителя. Сооружение было огорожено крепким забором и стояло над высоким обрывом.
Мужчины вышли из машины, прошли к старому невысокому каменному парапету, заросшему колючками. Алексей нашел свободное от спутанной травы место и присел на краешек. Олег стоял перед ним, как провинившийся ученик. Солнцезащитные очки здесь отчего-то мгновенно запотели, Он снял их и протер.
— Тут влажность большая, — пояснил Руденко, как будто только это его и волновало.
Ермилов начал рассказывать про Эду с самого начала. Он дошел до вчерашнего бурного вечера, и Алексей прервал его только один раз:
— Как ты сказал? Линли? Опиши его.
Больше он не прерывал Олега, пока тот не дошел до благополучного возвращения в гостиницу на такси.
— Однако, — Руденко покрутил головой, снял очки, внимательно посмотрел на Ермилова и, вернув очки на переносицу, закурил. — Ты удостоился чести повстречаться с самим резидентом SIS Ричардом Линли.
— Ты сейчас серьезно?
— Серьезнее некуда. Либо им очень нужен любой работник Генпрокуратуры, и под руку попался ты, либо ты обладаешь какой-то информацией. Чрезвычайно им необходимой. Колись, что за…
— Если бы знать. Похоже, они лучше меня информированы, даже обо мне самом.
— Они ребята ушлые, — невесело усмехнулся Алексей. — А я еще не хотел тебя светить. Теперь большой вопрос, кто кого «светил». Уезжаешь завтра и уезжай себе с богом. Хотя любопытно было бы тебя оставить и поглядеть, что они предпримут.
— А что с этой Метс? Она работает на них? Вдруг она появится? Как мне себя с ней вести?
— Ты бы раньше думал! — не удержался Руденко. — А еще «важняк»! — Что-то его тревожило. Он мялся, но все же сказал: — Ты с утра не смотрел новости? Нет? Проскользнуло сообщение, что в пригороде Ларнаки в съемной квартире обнаружен труп женщины-эмигрантки из Прибалтики. Повесилась.
— Кто ее нашел? — хоть голос Ермилова и дрогнул непроизвольно, сработала в нем профессиональная внимательность. — Рано утром, и сразу информация попала в новости? Она жила одна.
— Из репортажа следовало, что квартирная хозяйка заглянула с утра пораньше за квартплатой, и вот… А в новости попало… Ну, как водится, кто-то из полиции знакомому журналисту сведения слил.
— А что если Линли?
— Сам он не будет руки марать. Это не его забота. Да и вряд ли. Запуталась девчонка. Не профессионалка. Иначе мы бы сейчас с тобой не разговаривали… Она для них расходный материал, была заинтересована финансово, или влюбленность. Таких на этом и ловят… Меня больше волнует, чтобы ты беспрепятственно уехал. Что-то мне подсказывает — будут шмонать тебя на таможне.
Руденко как в воду глядел. На таможне за полковника взялись с серьезными, даже важными лицами, преисполненными ответственности за ту миссию, которую им поручили «сисовцы».
— Мистер Ермилов, вам придется пройти для более детального досмотра, — с казенной дежурной улыбкой простер руку к двери в служебное помещение таможенник.
А вот уже в Досмотровой комнате Олег, кроме двух местных таможенников, обнаружил соглядатая, к которому привык за время пребывания на Кипре, в форме кипрской таможни и двоих англичан, вернее, мужчин с европейской внешностью. Они молчали, и потому об их национальности можно было лишь догадываться.
Один стоял у окна, другой сидел между узким шкафом с офисными папками и письменным столом.
На этот стол поставили сумку Ермилова и стали тщательно перетряхивать все вещи, прощупывали швы в одежде и в самой сумке.
Вот тут Олег струхнул. Что им стоит здесь, без свидетелей, подкинуть ему что угодно, начиная с наркотиков и кончая шпионской аппаратурой? Ничего ведь не докажешь.
«Интересно, какие у них тут тюрьмы? — с тоской подумал Ермилов, не пытаясь протестовать, чтобы их лишний раз не злить. — Хуже будет, если эти двое молчунов заберут меня к себе».
Вспомнилась комната в форте Ларнаки для пыток и казней…
Затем Ермилову так же вежливо предложили раздеться и произвели личный досмотр.
Только потом таможенник, взглянув на англичанина у окна, с сожалением принес извинения Олегу и попытался помочь сложить вещи, но Ермилов решительно его отстранил.
Изображая обиду, следователь лихорадочно собирал вещи, думая о том, как бы скорее унести ноги.
Уже оказавшись в кресле самолета, он сидел, судорожно вцепившись в подлокотники, бледный, с неестественно прямой спиной. До тех пор, пока самолет не пошел на разбег. Только тогда Олег расслабился, однако полперелета до Москвы не мог унять противную мелкую дрожь в руках.
Ехал до дома на такси из Шереметьево-2, продрогший в одной тонкой рубашке. Августовская ночь выдалась студеной. По радио вещали об АПЛ «Курск» с еще незатухающей надеждой:
— На место трагедии вот-вот должно подойти норвежское судно «Normand Pioneer» с британской спасательной мини-лодкой LR-5. Уже завтра ожидается прибытие судна «Seaway Eagle» с двенадцатью глубоководными водолазами на борту…
— Десять дней уже, — вздохнул шофер. — Кого там вытаскивать? Эх… Куда здесь?
— Направо, во двор, — подался к лобовому стеклу Ермилов, испытывая приятное волнение при виде светящихся окошек на восьмом этаже родной девятиэтажки.
Дети уже спали, а Людмила дожидалась и попыталась сразу же накормить. Но Олег вдруг довольно резко спросил:
— Где у нас водка?
— Чего это вдруг?.. — начала было жена, но увидев его бледное лицо, молча достала из холодильника початую бутылку, оставшуюся с ее дня рождения в мае, и налила ему стопку.
Он выпил, чувствуя, как отпускает напряжение, преследовавшее его на протяжении всей командировки.
— Давай спать. Завтра вещи разберем, — уже мягче предложил он.
Едва Ермилов покинул свой номер в гостинице, подкатила с тележкой уборщица, пожилая женщина из Румынии. Она привычно стала убираться, снимать постельное белье. Вдруг на пол выскочила черная диск