Васильев и во время дальнейшей беседы улыбался, почесывал подбородок, прикидывая, как лучше ответить на тот или иной вопрос для протокола, пытался шутить со следователем ничуть не расстраивался, когда Ермилов отвечал на шутки лишь сухим кивком головы.
Сам Дедов больше отмалчивался. Взял со стола Олега карандаш и крутил его в руках, словно и не слышал вопросов. В итоге в протоколе было непризнание вины, недоумение по поводу собственности или попытка часть собственности списать на богатое наследство от тетушек и бабушек.
Отпираться бесконечно Юрий Леонидович не смог бы и сейчас просто тянул время под чутким руководством адвоката. Наверняка ожидал помощи от тех людей, для кого на свое имя покупал дома. Арест для них оказался сюрпризом, и они не успели еще обсудить, как действовать, как вытаскивать Дедова, как спасать имущество, которое при самом плохом раскладе конфискуют в пользу государства.
Глядя на краснощекое гладко выбритое лицо Васильева, Ермилов пытался вспомнить, где же он его видел. Это самодовольное лицо, нос, словно бы слегка раздвоенный. «Будто прищемили за любопытство», — подумал Олег, безуспешно копаясь в своей памяти.
— Учитывая наличие собственности за границей, я вынужден вас арестовать. Вы будете помещены в СИЗО «Матросская тишина». Если возникнет желание чистосердечно во всем признаться, во всем, — подчеркнул Олег Константинович, — то это, конечно, смягчит вашу участь в суде, однако выпустить до суда я вас в любом случае не смогу.
— По 285-й, — напомнил адвокат, — наказывают штрафом от пятисот до восьмисот минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы, или иного дохода за период от пяти до восьми месяцев. Не думаю, что мой клиент получит больше…
— Эта статья подразумевает и до семи лет лишения свободы, — напомнил Олег. — Мы выйдем в суд с обвинением и просьбой максимального срока. Возможно, и до десяти лет. Пока будет идти следствие, я полагаю, вскроются новые факты незаконной деятельности вашего клиента.
Дедов судорожно вздохнул и пригладил челку набок. До него, очевидно, уже долетали воображаемые камни близкой горной лавины. И осталось совсем недолго до окончательного краха…
Ермилов отпустил шофера и домой поехал на городском транспорте. Около метро «Филевский парк» купил букет поздних фиолетовых мелких астр у бабульки в импозантном серебристом плаще. Пронзительный осенний воздух бодрил, в луже на дороге мигал желтый глаз светофора. Окна квартиры на восьмом этаже теплились красным светом на кухне и зеленым — в комнате мальчишек.
Открыла Людмила с напряженным лицом, но увидев букет, прижала мокрые цветки к щекам.
— Пахнут так свежо! Спасибо! Я уж от тебя не ожидала.
— Ну конечно, я ведь злодей! Собирался тебя с первым рабочим днем поздравить…
— Не ворчи! — Люся чмокнула его в щеку. — А я тортик купила. Правда, Петька и Васька слизали с него уже все кремовые розочки, но одну я для тебя отбила у троглодитов.
— Слушай, — Олег высунулся из ванной, где мыл руки, — ты не помнишь такого адвоката, Васильева? Ощущение, что я его знаю, но не могу вспомнить, где мы пересекались.
Он ждал, что Люся ответит, но она появилась на пороге ванной сама с насмешливым лицом.
— Стареешь, Ермилов! Я же начинала с ним работать в адвокатуре. Противный такой хлюст. Самое забавное, что он и сейчас работает со мной. А что?
— С тобой? В этой твоей новой адвокатской конторе?
— Глазки загорелись, аппетит разыгрался, — рассмеялась Людмила. — Шпионить я не буду, сразу предупреждаю!
— Да я и не прошу. Он защищает моего подследственного. И у меня создалось ощущение, что в его планы не входит делать это добросовестно. Они разговаривали наедине, после этого разговора клиент выглядел так, словно его побили.
— Васильев никогда не отличался ни добросовестностью, ни чистоплотностью, хотя юрист он высокого класса, это у него не отнимешь.
— Его красноречие понадобится скорее в суде. Дело-то очевидное. Если только не вмешаются сильные мира сего. Но теперь все-таки новые веяния…
После ужина Ермилов вышел на лоджию. Влажный холод охватил за плечи, забрался под рубашку. Дождевые капли висели снизу на металлических перилах, и каждая отражала красноватый свет из кухонного окна.
Олег позвонил Руденко с мобильного.
— Привет, — слегка сонно откликнулся Алексей. — Как твои успехи?
— Все по плану пока что. Но меня интересует его компьютер. Хорошо бы все то же получить с понятыми и официально. Как?
— Поезд ушел, — кашлянув, сообщил Руденко. — Пустой компьютер. Абсолютно! Даже программы стер. То ли почувствовал что-то, то ли делал так всегда. Теперь мы вряд ли узнаем. Скажи спасибо, что мы получили, то, что у тебя на руках.
— Погоди, но ведь если он вел эти записи, он бы не стал уничтожать их безвозвратно.
— Есть три варианта — вздохнул Алексей. — Первый — он все увез на дискете с собой, зная о своей неприкосновенности, второй — отдал доверенному лицу на Кипре на хранение и третий — спрятал в виде дискеты в тайнике. Еще раз повторюсь — ты счастливчик, что мы успели поймать информацию на компьютере. Мой спец работает еще над той частью, ну, помнишь. Я пока не теряю надежды ее раскрыть.
— Сообщай любые новости, не мешкая, — попросил Ермилов, понимая, что речь идет о зашифрованной части документов.
— Дело за малым, — хмыкнул Руденко.
Продрогнув на балконе и намочив локти на влажных от дождя перилах, Олег вернулся на кухню, включил телевизор, прогнав спать мальчишек, которые все еще штурмовали холодильник с затаившимся там тортом.
За сегодняшними хлопотами с задержанием и арестом Дедова, Ермилов не обращал внимания на происходящее у коллег. Узнал об этом из новостей, где сообщили, что Генпрокуратура снова назначила Владимиру Гусинскому меру пресечения «заключение под стражу». Только его пока не нашли, и сам он сдаваться не пришел.
Часть 2
В камере было много людей. В довольно большом и сыром помещении свет ламп, казалось, едва тлел. При духоте и спертости воздуха откуда-то пронизывающе сквозило. На металлических спинках кроватей висели не слишком чистые рубашки, свитера, носки. Двухъярусные койки, завешанные неприятно пахнущим тряпьем, скрадывали свет еще больше.
Четыре часа назад Юрий летел на самолете, расположившись в удобном кресле бизнес-класса, а теперь ему предложили второй ярус на койке с комковатым матрасом, который перед входом в камеру ему сунули под мышку. Переход был настолько резким от одного к другому, что у Дедова кружилась голова и слегка подташнивало. Он никогда не жаловался на здоровье, но сейчас понимал, что подскочило давление.
Юрий порадовался, что надел в дорогу обычные джинсы, спортивную рубашку и удобные замшевые мокасины. Если бы он пришел сюда в брюках с отглаженными стрелками и в лакированных туфлях, то обратил бы на себя излишнее внимание.
Ему и так казалось, что смотрят на него со всех сторон не только эти угрюмые мужики, но и даже сами стены, давно не крашенные и облезлые.
Хотелось забиться под одеяло, никого не видеть и не слышать, и попытаться разобраться в стремительно менявшейся обстановке. Такого с Юрием в жизни еще не случалось, хотя по дороге наверх, по которой он карабкался всю свою сознательную жизнь, ему приходилось идти на многое и поступиться многим. Неужели, добравшись до вершины, он обнаружил жерло просыпающегося и плюющегося лавой вулкана?
«Но как к этому следователю попали копии свидетельств о собственности? Они были только в моем компьютере, — мучительно буксовали мысли в голове Юрия. — Неужели в посольстве кто-то влез в компьютер? Только если Руденко. Он сидит, как паук, в своем кабинете, вроде бы никуда не лезет, а все про всех знает. Чертов эсвээрщик! И никаких следов. Ни одной метки не задел. О господи! — Дедова бросило в жар. — Это значит, что те, другие, документы тоже у них в руках. Шифр сверхнадежный. Но вдруг они его вскроют?»
Нельзя сказать, что условия «Матросской тишины» повергли его в шок. Ему приходилось в своей жизни обитать в бедноте, практически в нищете. Но он привык к хорошему. Последние лет пятнадцать жил по большей части за границей — в Португалии, затем на Кипре. Ездил в Европу в командировки и на отдых…
Шок был от самого факта задержания. Такого не могло быть, но это произошло.
«Дотошный этот Ермилов. Глаза спокойные, серые, как он сам. Наверняка любит рыбалку. Расположится на берегу, насадит на крючок противного опарыша и начнет терпеливо пялиться на поплавок. Такой, как он, может часами сидеть неподвижно, терпения ему не занимать. А если Ермилову дали заказ, чтобы меня закрыть? Кто?.. — Юрий повернулся на другой бок. — Васильев угрожал, велел, чтобы я молчал, как труп, иначе я в самом деле — труп. Как быстро они списали меня. Это конец!»
Он пытался уснуть, понимая, что бессмысленно заниматься самоедством. Ничего не изменится ни завтра, ни послезавтра… Чувство, что его все бросили, захлестнуло, как много лет назад, когда Тамара от него ушла. Он тогда чуть не сошел с ума и пытался покончить с собой… Она требовала от него нереального — о каком богатстве можно было говорить в 1985 году? Юрий по тем временам делал все возможное для семьи.
Но что он в самом-то деле мог? Родом из провинциального городка, из очень бедной рабочей семьи. До его десяти лет они жили в коммунальной квартире. Юрию многие годы потом снился запах той комнаты, он был очень схож с запахом, который Дедов обонял сейчас в камере «Матросской тишины».
В детстве, лежа на панцирной кровати «валетом» с младшим братом, в комнате, где кроме них спали еще бабушка, родители и старшая сестра, он буквально скрипел зубами при мысли, что всю жизнь будет существовать так. Окончит школу, а скорее всего, восьмилетку, затем ПТУ, и на завод, как отец, — вот его самая реальная перспектива.
А он ходил в кино, где бабушка работала билетершей, и видел иногда иностранные, еще трофейные фильмы. Там показывали не то что другую жизнь, а просто жизнь, ведь в принципе назвать жизнью их тогдашнюю бытность язык не поворачивался.