— Тебе просто понравилось на Кипре. В очередную командировку хочешь?..
— Виталий Романович, вы это к чему? — холодно спросил Ермилов, понимая, что на шефа уже кто-то надавил, и тот хочет дело быстрее закруглить, по тем фактам, какие удалось собрать, выйти в суд с обвинением. И скинуть его, так сказать, с баланса прокуратуры. — Я практически только начал расследование.
— Ты меня понял, — пристукнул ладонью по столу Виталий Романович, прекратив тем самым дискуссию. — Работай!
Ермилов стремительно вышел, подавив горячее желание хлопнуть дверью.
Он решил уехать домой, чтобы прервать череду сегодняшних неприятностей, однако и дома его поджидал сюрприз. Петька с Васькой и с примкнувшим к ним Мартином начали гонять по квартире футбольный мяч. Когда они добежали до кухни, мячом угодили в буфет. С полок посыпались чашки, раскололось штуки четыре, фарфоровые, от сервиза, который Людмила выставляла только для гостей.
Когда Ермилов сгребал в совок осколки, пришла Люда и скорбно посмотрела на бардак.
— Что опять? — Она прислонилась к дверному косяку и покачала головой.
— У них спроси, — указал на кухонный диванчик Ермилов. Там примостились Васька, Петька и Мартин. И новый футбольный мяч, который Мартин то и дело пытался объять слюнявой пастью, но клыки соскальзывали, и пес разочарованно вздыхал, а потом снова старался прокусить мяч.
— У них-то я спрошу. А мячик новый откуда?..
— Ты можешь не подбочениваться? Это мне впору в позу становиться, — Олег выпрямился во весь свой немалый рост и зыркнул на жену: — Где это вы с Чиграковым встречались?
— С кем? Погоди, с Колей Чиграковым? — она улыбнулась мечтательно, явно подшучивая над мужем. — Да я с ним сто лет не виделась. Как он? Да-а, Коля, а ведь он мне нравился…
Ермилов во второй раз за сегодняшний день испытал желание треснуть себя по затылку. Сам напомнил жене о Николае, теперь она будет будировать эту тему. Когда они только поженились, Люся любила подразнить Олега, напоминая о своих многочисленных институтских ухажерах.
— Начинается, — вздохнул Ермилов. — Сегодняшний день меня добьет.
— Что у тебя? — Люся преобразилась. Мечтательное выражение лица сменило привычное деловое. Она махнула рукой мальчишкам: — Так, брысь отсюда! И псину заберите!
— А ужин? — возмутился Петька.
Однако достаточно было движения бровей Людмилы, и сыновей как ветром сдуло. Она плотно прикрыла дверь.
— Рассказывай.
Внешне неохотно, но на самом деле с облегчением, расстроенный Ермилов признался в неудаче с переводом в ФСБ, на что Людмила беспечно отмахнулась:
— Ну и слава богу!
Однако, увидев убийственный взгляд Олега, поправилась:
— Я к тому, что все к лучшему. Будет более интересное предложение. Поверь! Сейчас смутное время заканчивается. Теперь время собирать камни, а заодно и опытных специалистов, коим ты и являешься. И ФСБ никуда от тебя не денется! Они еще тебя будут уговаривать.
— Твоими устами да мед пить! — Ермилов рассмеялся, представив картину, когда за ним будут гоняться из ФСБ и уговаривать. Несмотря на комичность воображенной им ситуации, ему полегчало от слов Людмилы.
— Так за этим ты встречался с Чиграковым? Или есть что-то еще? Надеюсь, ты с ним не подрался?
— Люд, не говори глупостей!
Олег рассказал ей о сегодняшнем признании Дедова. Учитывая, что жена юрист и не отличается повышенной болтливостью, он мог быть с ней откровенным и часто советовался. Она подсказывала, как обойти адвокатов, и смеялась, что играет на два фронта.
— А я тебе вот что скажу. Если бы тебе от ревности и обиды уши не заложило, ты бы понял, что в словах Чигракова есть немалый смысл… Да погоди ты вскакивать, сиди! — Пока он рассказывал, Люда стояла у него за спиной или прохаживалась от окна до буфета. И сейчас она с силой надавила ему на плечо. — Я не имею в виду его пассаж насчет твоей неопытности как следователя. А его совет допросить Дедова с пристрастием. И вот еще что я тебе скажу: достань-ка сковородку из холодильника…
Ермилов с недоумением обернулся. Людмила зажигала конфорку на газовой плите и задумчиво постукивала себя чайной ложкой по носу. Он принес ей сковороду и проворчал:
— Что за манера, начать говорить, а потом про какую-то сковородку?
— Ну да, — задумчиво кивнула Люда. — Я знаю тебя давно, и, если ты так всполошился, это твоя интуиция. Я ей верю. Подумай, почему ты ему сразу поверил. Значит, были предпосылки?
Олег энергично потер ладонями лицо.
«Так, так, так, — подбодрил он себя. — Действительно, а почему я ему сразу поверил? Поверил… У меня не возникло подозрений в мистификации. Почему? Первое — у него была возможность пересечься с англичанами, и у них мог быть к нему интерес, так как Дедов сотрудник торгпредства. Был замом, потом торгпредом. Второе — он сказал про 1996 год, именно тогда он жил на Кипре — бывшей колонии Великобритании. Ведь он мог сказать, что его завербовали еще в Португалии, но он уточнил именно про 96-й год. Это уже такие детали, которые вызвали доверие. Третье, и главное, — выражение его лица, глаза. С такой отчаянной решимостью, написанной на лице, не врут. Адвокат, как говорит Люда, просил кого-то припугнуть Дедова в камере. Отсюда следует…» — Олег принюхался.
— Люда, у тебя рис горит!
— Да вижу, вижу!
«Отсюда следует… Сбила с мысли со своим рисом! — Ермилов с досадой потер лоб. — Ах, да! Дедова должен был кто-то просветить о таком хитром ходе, как улучшить свои бытовые условия в тюрьме, путем оговора самого себя. Только адвокат. Но он не стал бы этого делать, так как хотел держать Юрия в страхе с помощью уголовников в камере. В камере тоже такие советы подавать не стали бы. А учитывая, что Дедов никогда не был под следствием и вряд ли на заграничной работе готовился к отсидке, он не мог подготовиться к такому варианту. Все же странное поведение. Он бы должен сначала попросить, допустим, о переводе в другую, маломестную камеру. Так делают подследственные. Или предлагают взятку, или „оплачивают“ перевод через адвоката, объявляют голодовку, ложатся в больничку, если дело только в бытовых неудобствах или угрозах от сокамерников».
Совсем заплутав в причинах и следствиях, Олег решил допросить завтра Дедова и прояснить детали.
Но назавтра он закрутился по другим делам, которые были у него в производстве. Пришлось ехать в суд, представлять обвинение: прокурор Свиридов заболел, а Ермилов был в курсе материалов. Потом начались выходные. А с понедельника Олег ушел на больничный, подхватив простуду, плавно перешедшую в воспаление легких. Незаметно приближался Новый 2001 год. Началась снежная, морозная зима.
Дедов пытался неоднократно вызвать следователя, но ему отвечали, что следователь болен…
Только после новогодних и рождественских праздников Ермилов смог поехать в «Матросскую тишину», но к тому времени он уже не сомневался в правдивости слов Дедова, и требовалось только детальное подтверждение.
Руденко связался с Киросом сам, как обычно. У них была такая договоренность. Алексей позвонил ему из очередного ресторанчика неподалеку от посольства.
— Слушай, тут такое дело… — оживился грек. — Во-первых, есть новости по трупу кошки. А во-вторых…
— Через три часа, — оборвал его Алексей. — Там где договаривались.
В этот раз они встретились в лавке, торгующей глиняными кувшинами и горшками для украшения сада. Огромный залитый солнцем двор, пыльный, был уставлен сплошь разномастными красно-коричневыми садовыми горшками. Торговал родственник Кироса. Он пускал Кироса с Алексеем в дальнюю комнату лавки — крошечное помещение с белыми оштукатуренными стенами и двумя почти черными от старости скамейками, стоящими друг напротив друга. В углу громоздился старый гончарный круг, на стене висела икона Богоматери, почти такая же темная, как скамьи. Окно закрывалось деревянными голубыми ставнями.
Такис, двоюродный брат Кироса, сам закрывал ставни снаружи, уже тогда, когда мужчины заходили внутрь, затем на подносе, сутулясь от пиетета к брату-полицейскому и его русскому другу, приносил кофе. Комната наполнялась сильным ароматом. Он ставил поднос с полной кофе джезвой на край скамьи и удалялся, притворив дверь.
— Кошечка умерла не своей смертью. Это факт, — Кирос разлил кофе по маленьким чашкам. — Тебе с сахаром? Ах, да ты не любишь. На вот. — Он протянул чашку и тут же полез в карман рубашки, достал сложенный лист. — Заключение. Но это не примут как доказательство.
— А мне и не надо. Зато это повод для эксгумации.
— Я не буду никого выкапывать! — сразу же открестился Кирос.
— Другие выкопают. — Руденко обжегся кофе и достал сигареты. Он знал, что накопал на днях в садочке около таверны себе большие проблемы. — Что ты хотел рассказать?
— Не знаю, нужны ли тебе эти сведения?
Алексей курил и пил кофе. По тому, как русский молчал, Кирос решил больше не интриговать:
— Как ты понимаешь, у меня есть информаторы.
— Да ну? — хмыкнул Руденко. — Да ты крутой!
— Не смешно! Так вот, ты в курсе, что за вашей диппочтой открылась охота?
— В каком смысле? Когда?
Кирос достал блокнот и назвал число — именно в тот день, когда Руденко отправил с диппочтой дискету с расшифрованными Диной файлами. Первый порыв был — тут же позвонить Ермилову и выяснить, получил ли он документы. Но ведь от курьера стало бы известно о неприятностях. Да и сам следователь не звонил, обеспокоенный, значит, все в порядке.
— Мой человечек сообщил, что им в аэропорт позвонили и в приказном порядке сказали любыми правдами и неправдами досмотреть сумку дипкурьера.
— Любопытно, кто им может такое приказать? — выражение лица Руденко не предвещало ничего хорошего. Кирос подумал с холодком в желудке, что с такими глазами, какие у этого отцовского русского друга, можно только кого-нибудь душить.
— Догадайся с одного раза, — вежливым подхалимским тоном предложил Кирос. — Англичане, конечно. Кто конкретно, не скажу, потому что не знаю наверняка.