Я обольстительно улыбаюсь и еле сдерживаю смешок, видя, как Алекс напрягается.
– Отвези меня в Париж, Алекс.
Мне холодно, ветер бьет в спину, мокрая одежда не помогает, а лишь усугубляет ситуацию. Я слегка подрагиваю, но стараюсь это скрыть. Неожиданно одним движением он убирает мокрые пряди с моего лица.
– Ты замерзла, Марион. Губы совсем синие.
– Открой машину, включи печку и отвези меня в Париж.
– Какая же ты упрямая…
С этими словами он подхватывает меня за талию и закидывает себе на плечо. Я не могу подавить вырвавшийся от неожиданности писк.
– Господи, можно тише? Ты решила меня оглушить?
Я приподнимаю голову и бью его по спине. Удар сопровождается смачным хлюпом мокрой рубашки.
– Больной!
– А ты капризный ребенок. – Алекс легонько шлепает меня по заду. – Это тебе за синяки на моей спине, которые завтра там появятся, – со смешком заявляет он, и я бью его сильнее.
– Отпусти меня, придурок!
Он идет со мной в сторону дома. С моих ног падают туфли.
– Заберу их позже.
– Нет, сейчас! Ты не оставишь мои лабутены в грязи под дождем.
– На что спорим? – Он легонько щиплет меня за пятку, и я вновь пищу от неожиданности.
– Отключи сирену, будь добра.
– Опусти меня на землю.
– Не поднимай сейчас голову.
Он наклоняется и проносит меня в узкий, маленький дверной проем.
– Смотри, как тут хорошо. Никакого дождя и ветра.
Алекс опускает меня на пол. Без каблуков я едва достаю ему до плеч. Поэтому я замахиваюсь и бью его в грудь.
– Я куплю тебе боксерскую грушу на Рождество, – хмурится он и растирает то место, куда пришелся удар. – Будешь изливать на нее неконтролируемую агрессию.
– Правда? – радостно щебечу я. – Какой крутой подарок! Не забудь в комплект вложить фотографию своей физиономии. Желательно в формате A4.
Он закатывает глаза, возвращается к двери и закрывает ее на ключ.
– А мои туфли?
– Я открою дверь, и ты убежишь. Боюсь, я не готов к очередной погоне.
– Мои туфли испортятся!
– Плата за ужасное поведение…
– Алекс, это эксклюзивная коллекция.
– Дорогая плата за ужасное поведение.
Он на ходу расстегивает мокрую рубашку и стягивает ее.
– Какого черта?
– Нам надо переодеться, ты первая в душ.
Он поднимается по маленькой деревянной лестнице на мансарду. Я следую за ним. Тут одна спальня. Одеяло аккуратно заправлено. Это все, что я вижу, в доме очень темно.
– Включи свет, – недовольно бормочу я.
– Я похож на твоего лакея?
Я закатываю глаза, но не язвлю в ответ. Он все же включает лампу над комодом. Тусклый свет практически ничего не освещает, кроме темно-зеленого потрепанного шкафа. Алекс со скрипом отодвигает ящик.
– Чей это дом? – спрашиваю я.
Глаза привыкают к сумрачной обстановке. Я разглядываю маленькую комнату. Здесь, кроме постели и комода, ничего нет. Узкие окна даже без занавесок. Пол деревянный, а потолок украшен многочисленными балками.
– Уж точно не бабушки Элеоноры, – выдаю я свой вердикт.
– Для нее слишком просто?
– Она бы и секунды не провела в такой хижине.
– Это не хижина, обычный деревенский домик.
– Чей он?
– Мой.
Я удивленно приподнимаю брови.
– И давно у тебя в запасе есть такой домик?
– Иногда полезно бывает выбраться из суеты на природу.
– И часто ты выбираешься?
– Хотелось бы чаще…
Я стучу по каменным стенам. Они словно из голого кирпича.
– Зачем ты привез меня сюда?
– Господи… Сколько вопросов. – Он достает черную футболку и подходит ко мне, протягивая ее.
– Иди в душ, согрейся и переоденься.
Алекс стоит без майки, и мне требуется вся сила воли, чтобы не пялиться на него как первобытная. Это невозможно, поэтому я мельком позволяю себе насладиться видом. В конце концов, я эстет и люблю все красивое… А его накачанную грудь, широкие плечи и пресс с косыми мышцами можно вполне записать в произведения искусства.
– Марион, мне долго стоять с протянутой футболкой? – снисходительно спрашивает он, как раз когда я рассматриваю дорожку волос, которая идет от пупка к…
Он тихо усмехается, и этот смешок возвращает меня на землю. Я хмурюсь и с видом самодостаточной женщины вырываю у него из рук майку.
– Я, конечно, все понимаю. Но мне нужны еще шорты или штаны. Ты считаешь, одной майки будет достаточно?
– Могу дать свои боксеры, – подмигнув, сообщает он.
– Тебе что, три года?
Он фыркает.
– Кто бы говорил.
Алекс отходит и начинает искать что-то для меня в своем комоде.
– У меня есть шорты. Затянешь их. – Он кидает мне серые шорты. Я ловлю на лету.
– Ванна-то где?
– Справа от тебя.
Я оглядываюсь и вижу старую деревянную дверь. Она протяжно скрипит, когда я открываю ее. Прохожу внутрь, включаю свет и плотно закрываю дверь за собой.
– Тут защелка сломана.
– Завтра починю.
– Не вздумай врываться ко мне, – язвлю я.
– Не неси чушь.
Комната на удивление модерновая. Светлая, просторная. Огромная белая ванна стоит прямо по центру на красивых железных резных ножках. Очевидно, Алекс успел отремонтировать только ванную. Я начинаю снимать с себя мокрые вещи, с них ручьем течет вода. Все мое тело бьет мелкая дрожь, а кожа покрыта мурашками. В жизни так не промокала под дождем. Я выжимаю свои тряпки и вещаю на большую батарею. Нижнее белье тоже.
– Полотенце в шкафу под раковиной, – доносится голос Алекса, и от неожиданности я вздрагиваю.
Господи, успокойся, Марион. С каких пор ты такая нервная, отчитываю сама себя и лезу в шкаф. Там несколько свежих полотенец. Там же новые упаковки мыла, геля для душа и зубной пасты, а вот щетки нет. Я поднимаю голову и смотрю на одну-единственную электронную зубную щетку, что гордо стоит на зарядке.
– Здесь только одна зубная щетка, – возмущаюсь я. – Неужели нельзя предусмотрительно купить парочку и оставить на всякий случай?
– На какой еще случай?
– На случай свидания!
– Я не привожу сюда никого.
– Тогда на случай хищения Марион, Алекс. У Марион тоже есть зубы, и ей их надо чистить!
– Да что ты говоришь? – издевается он. – Почисти моей.
– Я так и сделаю. Разделю с тобой свои бактерии!
– Мои тоже будут рады попасть в твой организм.
– Отвратительно…
Я слышу его смешок и бросаю гневный взгляд на дверь, хоть и понимаю, что он не видит меня. После сна и ужина во рту неприятный привкус риса, поэтому я беру его щетку и намазываю толстым слоем пасты.
– Я не шутила! Твоя щетка в использовании.
– Прими уже душ, сколько ты болтаешь… – устало просит он.
– Кому-то не терпится самому попасть в душ.
– Именно, Марион.
– Запасись терпением, милый! – наигранно ласково и напевно говорю я.
Слышу, как он тяжело вздыхает и, довольная собой, чищу зубы, затем включаю теплую воду и встаю под тугие струи. Мне так сильно хочется его позлить за то, что он сегодня сделал, что я решаю отмокнуть в ванне. Нахожу затычку и сажусь в ожидании, когда вода наберется. Теплая вода приятно бьет по холодному телу. Я беру его гель для душа и выливаю половину прямиком под струи. Смотрю, как поднимается пена. Я вылила слишком много, поэтому пена поднимается все выше и выше, и я не знаю, как остановить это. Подавляю смешок и пытаюсь уложить это безумие в воду. Ничего не получается. Ванна заполняется под завязку теплой водой, и пена, словно снежные холмы, покрывает все водное пространство. Я убираю ее от лица, чтобы она не лезла в рот, и выключаю душ. Откидываю голову и вслушиваюсь в шум дождя. Он бьет по крыше с той же силой, что и двадцать минут назад. В комнате стоит запах мужского геля для душа, и я слегка хмурюсь.
– Благодаря тебе я буду пахнуть как мужик! – кричу я.
– Хватит ныть, выходи уже.
– О нет, Алекс, милый, запускать меня в ванную первой было огромной ошибкой.
– Ты принимаешь ванну, не так ли?
– Какой ты догадливый! Теплая вода так приятно согревает тело… Жаль, что ты нескоро почувствуешь это…
– Стоит ли напомнить, что дверь в ванную не закрыта?
– Ты мне что, угрожаешь?
– Не-а, лишь говорю, что через пятнадцать минут мой черед.
– Пятнадцатью минутами я не отделаюсь…
– Жаль тебя разочаровывать, но через пятнадцать минут я зайду в ванную в любом случае.
Я усмехаюсь.
– Ты так сильно жаждешь увидеть меня голой?
Он молчит. Слишком долго молчит. Не слышны даже его передвижения по комнате. Лишь капли дождя продолжают барабанить по дому. На мгновение мне кажется, что он ушел.
– Алекс? – тихо зову я.
– Да, Марион, – устало отвечает он.
– Я проверяла, тут ли ты еще.
– Куда мне деться?
– Не знаю, ты любишь внезапные исчезновения, – не выдержав, произношу я.
– Говорит человек, который уехал на три года.
В этот раз молчу я. Ведь ответ звучит примерно так: я уехала, потому что ты разбил мне сердце. Но никогда в жизни я не признаюсь ему в том, что ему это было под силу. Я закрываю глаза и проваливаюсь под воду. Теплая жидкость накрывает меня волной. Я словно попадаю в вакуум. Под водой так тихо. Так спокойно. Мне так хочется отпустить всю боль. Высвободить ее, выкинуть из сердца, очистить душу. Я научилась с ней жить. Я научилась не позволять ей брать верх надо мной. Я научилась не замечать ее. Но порой так хочется выпустить этот крик, что сжимает грудь в тиски, не дает полноценно биться сердцу, не дает сделать полный вдох.
Воздуха начинает не хватать, но я не спешу выныривать. Жжение в груди и нехватка воздуха. Это то, что я чувствую последние три года своей жизни. Я привыкла к этому. Это теперь часть меня. Так же, как и та рана, которую он нанес. Это то, что делает меня сильнее и напоминает, что я могу справиться с чем угодно.
Неожиданно меня выдергивают из воды. Выдергивают в прямом смысле этого слова. Сильные руки обхватывают мои плечи и с силой вырывают на воздух.