– Нет, но я…
– Ха! Я так и думал. Ты один из тех надутых, претенциозных домоседов, которые кропают макулатуру. Ты ничего не сделал! Да ты даже не жил толком! И не видел жизни. Чертов мошенник.
Слюна брызгала у него изо рта, глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Он смотрел куда-то мимо Себа. Он пытался этого не показывать, но Себ подозревал, что был единственным зрителем давно отрепетированного спектакля. Юэн годами ждал, когда сможет сказать все это.
Себ больше не мог сдерживать свою злость.
– Я скажу тебе, что я делал, Юэн. Я читал. Я читал книги, очень много книг. Я учился у них и у их авторов. Лучших авторов. Я сидел за столом и писал. Я освоил основы мастерства. И пока я годами писал, не имея признания, я оплачивал свои счета. Я выполнял скучную, разрушающую душу работу, но я прочно стоял на ногах. Я сам обеспечивал себя. У меня не было другого выбора. У меня не было богатых родителей.
У меня были перерывы. Тогда мне, конечно, помогали мои друзья: агенты, издатели, даже критики, но я пережил трудные времена. Я сам проложил свой путь. Только я мог сделать это. Один. Я не видел всей картины, как ты выражаешься, но, по крайней мере, я был последователен в достижении своей цели и работал.
Юэн попытался перебить:
– Только послушайте!..
– И я признаю свои недостатки, Юэн. Свои провалы. Я преодолевал их, обращал их в свои победы. Я изыскивал все возможности, выжимал себя досуха, чтобы найти то, что я мог сказать читателю, внести свой вклад в литературу. Год за годом. Половина моей жизни была посвящена работе над книгами, включая десятилетие полной безвестности. И меня наконец заметили. Благодаря моей настойчивости.
– Заметил кто? Несколько лондонских уродов со своими зваными вечерами, фестивалями, запусками новинок. Видал я таких. Тусовался в этой среде. Ни одной мысли. Ни одной идеи. Они даже не смешны. Ни один из них не умеет веселиться.
– Веселье? И это твоя цель? Вечеринка закончилась, Юэн. Она закончилась в 1990 году. Для всех. Кроме тебя. Твой собственный подход к жизни тоже не кажется мне смешным. Я имею в виду то, как ты выглядишь. Боже милосердный! Юэн, ты когда последний раз смотрел в зеркало?
Юэн опустил голову и оглядел свое тело.
– А что не так? – с неподдельным удивлением спросил он.
– Что сотворил ты? Где твои работы? Сколько тебе? Почти шестьдесят? К такому концу игры ты стремился?
– О, я работал. Я писал! Но не это нелепое дерьмо, которое продают в дешевых супермаркетах, чтиво для домохозяек. Не волнуйся обо мне.
– Я не волнуюсь. Мне наплевать.
– Думаю, ты будешь удивлен, узнав, что я замыслил. Что я сотворил. И сейчас мы говорим о серьезных вещах. Кое о чем, что будет иметь значение, когда появится. О да!
Себ больше не думал о фокусе с исчезновением, или об одиноком страже, наблюдавшем за ним издали, или о фигуре на дереве в «Мэрридж Вуд». Юэн набросился на самое главное, что у него было: на его писательский труд.
– Будет иметь значение для кого? Для тебя? И что появится? И когда? И откуда ты знаешь, что твои работы хороши? Кто их исследовал? Может быть, стоило получить обоснованную оценку? Ну конечно нет! Ведь ты знаешь, что твои работы выше всяких похвал. Все тот же старина Юэн. Обозленный и ленивый. Ты вообще слышишь, что за бред ты несешь? Еще один коронованный прыщ с родительскими деньгами. Да и они, судя по твоему виду, утекли у тебя сквозь пальцы. Или тебя лишили наследства? Неужели до твоих предков наконец-то дошло, что они тратили свои денежки впустую? Так-то ты отблагодарил их? Твое великолепие не простирается и на миллиметр дальше собственного грязного носа – и никогда не простиралось. Ты называешь меня безыдейным. Меня! Ты сказал, что я упустил свой корабль, сел не в ту лодку. Но я склонен верить, что, когда твой корабль покидал порт, ты крепко спал на скамейке в парке. Надравшись до беспамятства.
Юэн усмехнулся и понизил голос, что возвещало о грядущей опасности.
– Послушай себя! Ты воображаешь, что ты – этакий литературный франт. Джентльмен. Претенциозный. Манерный. Хлыщ, избалованный вниманием Хея-он-Уай[22]. Думаешь, ты кто? М. Р.черт побери Джеймс?
Собственная острота привела его в восторг. Он даже захрюкал от смеха.
– И этот авторский голос. Этот ужасный голос во всех твоих книгах. Какая жуткая подделка! Ведь это не ты. Бога ради, Себ, ты – рабочая лошадка. Пролетарий, пытающийся писать как джентльмен.
– Ты понятия не имеешь о…
Юэн, покачиваясь, поднялся с места, размахивая своими грязными лапами: его красные ладони замелькали в воздухе. Остатки пива выплеснулись из его стакана, и пена, взметнувшись пушистой аркой, осела на столе, на спинке дивана, на стене.
– Ты – посмешище! Безыдейный!
Себ сжал кулаки.
– Ах ты сукин сын! Моя мебель!
– Ой! – Разлетевшиеся хлопья пены показались Юэну смешными, но он выглядел немного смущенно. Очевидно, он понимал, что зашел слишком далеко и может потерять контроль над ситуацией.
От злости у Себа потемнело в глазах. Его трясло, но он сделал шаг вперед. Юэн отступил.
– Я трудился годами!
– На ощупь. Это надо признать.
– Ты учился в частной школе. От рождения ты обладал привилегиями. Ты думаешь, я забыл? Тебе не приходилось себя обеспечивать. Ты никогда не работал, правда? У тебя даже подработок никогда не было. Что ты скажешь в свое оправдание? Тебе нечего сказать. У тебя есть что предъявить? Нет. Ты недисциплинированный, безответственный подросток-переросток. И ты пришел сюда, в мой дом, чтобы критиковать и терроризировать меня? Это я, по-твоему, мошенник? Ты пытался мне угрожать этим… чем ты там занимаешься. Послушай, неужели ты настолько отравлен завистью?
Поначалу, слушая обличительную речь Себа, Юэн выглядел несколько шокированным и даже слегка деморализованным, но постепенно наглая ухмылка вновь вернулась на его лицо, и глаза его потемнели.
– Вот оно. Так-то лучше. Ты не пытаешься больше выглядеть как чертов Уолтер Де Ла Мар[23]. Теперь ты более настоящий. И это уже прогресс.
– Проваливай на хрен!
– Еще лучше. Но ты так и не добрался до сути. Ты все еще не понимаешь, что я здесь, чтобы помочь тебе. Сделать тебе одолжение. Поделиться с тобой кое-чем, что будет… что для начала поможет тебе писать лучше.
Себ вернулся на свое место. Его трясло. Нестабильность оказалась заразной: он давно не подвергался таким острым вспышкам гнева, а эта была настолько сильной, что он даже не способен был ясно мыслить.
– Я звоню в полицию.
– Ха! И что ты им скажешь? Что я вломился к тебе? Но ведь ты сам впустил меня. Я просто старый друг, который проделал большой путь, чтобы встретиться с тобой.
– Который преследовал меня, следил за мной, издевался надо мной. Достаточно только взглянуть на тебя, чтобы понять, в чью пользу будет счет.
– Звони! – Юэн снова чувствовал себя на коне, как будто ему удалось заставить Себа перейти к хорошо продуманному и отрепетированному сценарию, да еще раньше времени. – Пусть они приедут и уведут меня к чертовой матери. Давай! Сделай это. Чего ты ждешь?
Юэн захлопал глазами, стараясь сфокусироваться. Возможно, это был какой-то эффект от того, что он выпил или принял, прежде чем прийти к Себу.
– Ты не вызовешь полицаев, потому что это не выход. Я могу вернуться в любое время, и ты это знаешь. Я полагаю, тебе бы хотелось время от времени видеть хорошие сны? А просто выходить из дома за покупками или на свидания с той куколкой, не боясь, что я неожиданно появлюсь там, или здесь, или повсюду?
Он поднял свои длинные руки и, как паук, зашевелил длинными тонкими пальцами.
– В любое время дня и ночи я могу запросто заскочить к тебе. Если захочу. Что помешает мне уйти прямо сейчас и вернуться через несколько часов, когда ты уже будешь спать? Как оно тебе? Мы снова будем вместе. Тебе даже не придется вставать с постели, чтобы открыть мне дверь. Я сам впущу себя, и мы возобновим нашу прерванную беседу, пока ты будешь спать или бодрствовать. Мне действительно все равно. Что ты на это скажешь?
Себ почувствовал, что его злость пошла на убыль.
– Кстати, где, черт возьми, мое пиво? У меня пересохло в горле! – Юэн махнул в сторону кухни так, словно Себ был его слугой. – А ну, шевелись! Тащи сюда!
Из соседней комнаты доносился приглушенный храп.
К девяти Юэн прикончил пятую бутылку пива, которая оказалась в холодильнике последней. После очередного монолога, содержащего невнятные повторяющиеся упреки, Юэн наконец уснул, растянувшись на диване. В складках засаленной одежды его расслабленные конечности выглядели неимоверно худыми по сравнению с наметившимся пивным пузом и дряблой шеей.
Он дважды просыпался, беспокойно оглядываясь по сторонам. Выражение его лица в эти моменты было печальным и озадаченным, как будто он не сразу мог понять, где находится. Он был не просто пьян, а измотан.
Не желая закрывать жалюзи, чтобы не показать, что он смирился и принял Юэна в качестве ночного гостя, Себ открыл окно и вышел из комнаты. После этого он еще час сидел на кухне, поставив локти на гранитную столешницу и подперев ладонями лицо, голодный, но полный отвращения к еде. Он осознал, что все еще знает о намерениях Юэна так же мало, как знал до его прихода.
Момент, когда он мог растолкать Юэна и выпроводить его вон, был упущен. Сейчас, даже если бы ему удалось разбудить его и вытащить из дома, он доставил бы ему массу неудобств на подъездной дорожке, спьяну выкрикивая всякие гадости и пугая его пожилых соседей. А если бы он действительно ушел, то только для того, чтобы вернуться вновь, и кто знает, каким могло бы стать это его новое появление.
Надо будет вытолкать его за дверь утром, пока он будет трезвым, но перед этим все-таки попытаться заставить его прояснить ситуацию.