Обычно двери достаточно просто толкнуть, но на ночь их запирают. Себ заметил кого-то сквозь стеклянную панель. Он замер. Запоздалый гуляка, ночной портье, тот, кто любит рано вставать. Ведь скоро взойдет солнце.
Кем бы ни был этот человек в черном пальто, он быстро уходил прочь. Себ видел сквозь стекло, как он пересек площадку и скрылся в лифте или спустился по лестнице. Какой лестнице? Там не было никакой лестницы, только два лифта.
Глухой удар за спиной заставил его быстро обернуться. Он потерял равновесие и завалился на сторону, но успел заметить источник этого звука. Кто-то быстро спрятал свое лицо за дверью в противоположном конце коридора. В том проходе за пожарным выходом есть лестница. Да, теперь он вспомнил. Но идти туда ему не хотелось, потому что кто-то следил за ним. Он ясно видел бледное пятно лица и как закрылся и открылся рот, будто его преследователь кричал или звал кого-то, но звуков не было.
Себ приник к стеклу пожарного выхода, изо всех сил стараясь рассмотреть, кто там был. И в этот момент он снова заметил спину в черном пальто: она удалялась, уменьшаясь в размерах, казалось, кто-то стремительно уходит вдаль, но расстояние за пожарным выходом не было столь огромным.
Скорее всего, это было его собственное отражение, когда он резко повернулся всем телом.
Пожалуйста, пусть так и будет.
Лицо в конце коридора тоже могло быть его собственным отражением, а блик на стекле он принял за открытый рот. Все всегда можно объяснить игрой света и тени. Может, он и огнетушитель принял за что-то иное?
Он еще раз тщательно вгляделся сквозь стекло в дверях пожарного выхода – никого, никакого движения.
Потолочные светильники над головой издавали тихое, едва слышное жужжание. От ковра исходил приятный запах очистителя. Это напоминало комнату отдыха в аэропорту или зал заседаний. Дух спокойствия и пустоты, витающий среди этих коммунальных стен, подействовал на него умиротворяюще.
В то же самое время он внезапно осознал, что ужасно замерз, стоя в этом коридоре без рубашки.
Глава 20. Тугая перчатка, стянутая с пальца
– Плохая ночь? – Марк Фрай, улыбаясь, вошел в комнату Себа. Заметив его помятый вид и удрученное лицо, он, вероятно, был уверен, что виной всему утреннее похмелье.
Марк преподавал социологию и киноведение в местном колледже, и его занятия закончились в середине дня. Себ был благодарен Марку за то, что он пришел: оставаться одному ему не хотелось.
Лицо Марка вытянулось от удивления, когда он не заметил и тени улыбки на угрюмом лице Себа. То, что Себ не мог объяснить Марку, почему выглядел такой развалиной, огорчало и самого Себа, но это была наименьшая из его проблем.
Себ кивнул на магнитофонные записи. Они были сложены стопкой на столе рядом с магнитофоном и книгами Марка.
– Вот, в целости и сохранности. И еще раз спасибо.
– Да не за что. Я напряг кое-кого из администрации, и мне сегодня утром скопировали все документы ОПИ.
Он пододвинул к столу свой чемодан на колесиках, с которым пришел сегодня к Себу. Себ носком ботинка пихнул большую коробку, что стояла под столом, указав на нее Марку.
– Я оставляю тебе пока записи Юэна. Посмотрим, может, тебе удастся извлечь из них больше полезной информации.
– Разбирать плохой почерк – это моя профессия. Годы практики. Сейчас всё в печатном виде, но содержание текстов – увы! – «Майкрософт» исправить не в силах.
Себ был слишком поглощен своими мыслями, чтобы оценить его шутку.
– Они тебе пригодились? – спросил Марк, поднимая со стола сборник рассказов «Препятствия на Пути».
Ответить на этот вопрос Себу было не так-то легко. Он частично прочитал оба сборника, принявшись за чтение около четырех часов утра. После ночных неприятностей он не хотел снова ложиться спать. Так и сидел, бесконечно поглощая кофе, чашку за чашкой, под приглушенное бормотание телевизора, пока не пришел Марк.
Лучшими рассказами Хаззарда из всех, что он прочитал, были те две истории, которые попались ему в антологии много лет назад. Оба можно было назвать добротными произведениями художественной литературы. А в большинстве рассказов из сборников не было четкой структуры повествования, присущей всем произведениям, написанным от первого лица. Их скорее можно было назвать сюрреалистическими странными грезами, наполненными призрачными образами. Лишь несколько историй из первого сборника обладали каким-никаким сюжетом, да и то в записи пережитых рассказчиком приключений отсутствовала самая элементарная логика.
Ранние рассказы напоминали лихорадочный бред, когда больной представляет себя летящим в некоем космическом пространстве и лишь ощущает рядом присутствие смутных астральных образов на фоне яркого слепящего света.
Главные персонажи, от лица которых велось повествование, были своего рода лазутчиками. Неразборчивыми в средствах шпионами, бездумные действия которых становились причиной конфликтов, когда их собственные злобные проекции превращались в их заклятых врагов. Если считать эти истории биографическими, становится ясно, что то, что делало астральное тело Хаззарда, использование его «дара», не всегда было позитивным. В связи с этим напрашивался вывод, что именно Хаззард был наставником Юэна Александера.
Если бы эти книги попались на глаза Себу до всего пережитого, он, вероятно, впечатлился бы способностью автора сопротивляться заклинаниям, обрядам и ритуалам, чтобы не допустить пробуждения сверхъестественного. Там всегда присутствовали потусторонние явления, и всегда они противостояли людям с особым талантом, тем, кто получил доступ к волшебному освобождению своего сознания.
Издревле, чтобы получить доказательства существования иного, люди обращались к мифологии: ей было подвластно все то, что фольклор пытался охватить и объяснить веками. Хаззард объяснил существование призраков, привидений, тяжких предчувствий, полтергейста, ангелов и демонов. По крайней мере, себе.
Автор всегда вел повествование от лица привидения, своего астрального двойника. Скачки воображения в фантастические сферы и озаренные божественным светом царства напомнили Себу «Холм Снов» Мэкена.
Но призрачные высокие гости Хаззарда изображались как мрачные прорицатели, эксплуататоры, бездушные красавицы-сирены, роковые женщины или плейбои, ставшие призраками. Возможно, страстному желанию автора так и не удалось избавить свои работы от налета тех мрачных обстоятельств, в которых они были написаны, от вида и запахов тюремной камеры.
В каждом сборнике присутствует некий зловещий вуайеризм, подглядывание за женщинами определенного типа и фетишистское обожание их самих и их одежды.
В конце четырех последних рассказов первого сборника божественный свет эфирных пространств меркнет и обращается во тьму, все заполняют мрачные призрачные тени и дикие крики слетают с невидимых губ.
Поднимающиеся ввысь, летающие «двойники» прекращают подъем к высшим сферам: они больше не парят в воздухе, их внутренняя сила и чувство величия и могущества уменьшаются, оставив лишь болезненные воспоминания. Их походка становится неуверенной, их качает из стороны в сторону, затем они опускаются на четвереньки и начинают ползать. В конце концов персонажи, от лица которых ведется повествование, становятся пленниками того, чего они достигли, против собственной воли. Они больше не привязаны ни к своему телу, ни к земле и всему земному. Они морально разбиты и видят лишь смутно различимые миры, наложенные один на другой.
Теперь их жизнь обращается в борьбу за то, чтобы не допустить тьму в свой мир. Теперь они в любое время могут выйти из своего тела, но никогда не знают, когда это может произойти. Выход из тела превращается в тяжкий недуг, который сулит только встречу с ужасом и страданием. Все это повергло Себа в трепет.
Как и предрекал Марк, тон рассказов во втором томе радикально изменился. Начала, середины и концы историй не соответствовали друг другу, потому что в некоторых случаях все три составляющие были одинаковыми, а в других – имели сразу несколько решений к ситуациям, которые описывали.
В последних рассказах Хаззарда необычность и качество текстов первого сборника совершенно деградировали до полного гротеска. Одержимость светом, всепроникающим и ярким, сменилась одержимостью отсутствия оного. Доминирующей темой этих историй стал всепоглощающий страх из-за боязни головокружения и падения с небес на землю и еще ниже: сквозь землю в холодное бесконечное пространство. Идея путешествия на немыслимых скоростях сквозь пространство и время сменилась блужданием по бесконечным темным комнатам. Воспоминания о местах и о том, что там происходило, постоянно повторялись и сводили с ума.
Безграничность пространства обратилась в жуткий бесконечный лабиринт, по которому бродили несчастные тени. Самой распространенной метафорой был сырой мрачный тоннель. И это было единственное, на что Себ, помимо воли, обратил внимание.
Последние рассказы вообще деградировали до лекций о клаустрофобии, панике, шоке и страхе, которые в конечном итоге приводили к ужасу, лишающему рассказчиков рассудка.
Наибольший страх наводили персонажи, смирившиеся со своим неизбежным заключением в Серых Землях. Они были лишь свидетелями, пассивными наблюдателями, покорными своей судьбе. Конец.
В историях присутствовал и драматизм, и тревожное ожидание, но связаны они были не с противостоянием персонажей своей горькой жуткой судьбе, а с полным осознанием того, что должно случиться, и их смирением.
В рассказах «Прерванная ночь», «Побег от злобных сил», «Вторая смерть» и «Неуверенность» астральные двойники наблюдают за тем, как хоронят и кремируют их земные тела, а затем ползут к холодным могилам или бродят по местам, где был развеян их прах, не понимая, что стучатся в дверь, которая закрылась навсегда. В конце концов они забывают, кем были когда-то. Ухватить и понять эту безысходность и весь этот спиритический беспорядок сложнее всего.