наши моряки — лучшие в мире, и порой для доказательства этого капитан Шанько предпринимает довольно рискованные эксперименты. Например, в гавань Гонолулу на Гавайских островах он входит под парусами в довольно свежую погоду, хотя плавание по узкому, огражденному буями фарватеру, рекомендуется по местным правилам проводить только под двигателем. Внутренний голос автора, обращенный к читателю: «Это мы освоили, это мы можем, это мы делаем не хуже других, нам нет равных в этом деле», заметен на протяжении всей книги. Другая, уже упомянутая сторона повествования — это дух невероятного согласия и единения всего экипажа, его одинаково агрессивный настрой к чуждому и проклятому капитализму и даже неприятие прекрасных и удивительных городов — всего лишь дань слепому идеологическому целеуказанию о неприемлемости чуждого советскому человеку образу жизни. Конечно, нынешнему читателю нетрудно понять, что «негры» в своем отечестве — это прежде всего сами советские люди той незабываемой эпохи… Но, повторяем, эта политизированная канва в странствии по морям и странам понимается без особых комментариев. Это — дань эпохе, и книга эта есть продукт той эпохи. За партийными митингами в разгар шторма читатель увидит авторскую уловку, которая в то время всегда заключалась в том, чтобы у цензора не оставалось сомнений в преданности автора царившим в ту пору порядкам. И от этого не кажутся хуже пленительные пейзажи открытого моря, описанием которых автор вполне овладел. Его восторги и увлеченность океаном, в том числе описания штормов и морского быта, ставят его книгу в один ряд с лучшими произведениями на морскую тему.
В заключение хотелось бы рассказать об авторе, но, к сожалению, сведений о нем сохранилось немного. Удалось выяснить, что книга о плавании на «Коралле» не была единственной. В списке его произведений — объемистые сочинения по организации дальних переходов крупных соединений малотоннажных судов, наставления по заправке топливом и водой на переходе морем, проблемы якорных стоянок рыболовецких судов на промысле — всего шесть книг, датированных 1953–1963 годами. Шанько — несомненный ветеран дальних плаваний на парусниках в послевоенное время — останется в доброй памяти тех, кто тешит себя надеждами на морское величие России не только в области военной, надеюсь, что Океан — эта всемирная свободная территория — станет доступным для всех россиян, которым по душе плавание под парусами…
«Коралл»
Ранним утром 26 апреля 1947 года поезд, на котором я ехал, подходил к Лиепае. За окном, сквозь сетку мелкого дождя, мелькали знакомые фабричные трубы, очертания зданий, телеграфные столбы. Вот наконец вокзал, встречающие, и поезд останавливается.
Быстро накинув шинель и взяв чемодан, выхожу на перрон. Меня никто не встречает, да и не может встречать, так как я никому не сообщал о своем приезде. Мне хотелось сначала одному, спокойно и не торопясь, со стороны осмотреть то новое для меня судно, которое мне поручено провести через Атлантический и Тихий океаны в воды советского Дальнего Востока и которое более чем на полгода должно стать моим домом.
В порт я иду пешком, чемодан легок, дорога знакома. Хочется пройтись, собраться с мыслями и еще раз продумать все то, что мне предстоит сделать немедленно после приемки нового судна.
Утро только начинается, и на мокрых пустынных улицах лишь изредка мелькают фигуры прохожих.
Прошел месяц, как по вызову министерства я уехал отсюда в Москву, сдав пароход «Барнаул» новому капитану, а кажется, что это было только вчера. В Москве, после выполнения ряда заданий, я был приглашен в кабинет заместителя министра. После недолгого разговора о выполненной работе и моем последнем плавании на «Барнауле» он внимательно посмотрел на меня и сказал:
— В Лиепае стоят две парусно-моторные шхуны, которые в начале мая должны выйти на Дальний Восток. Вы как-то просились на парусное судно. Так вот, не хотите ли принять одну из шхун?
Предложение было столь неожиданным, что я несколько растерялся и не сразу нашелся, что ответить.
В моей памяти возникли два стройных силуэта трехмачтовых парусных шхун, которые я видел в Лиепае месяц назад. Еще тогда я любовался красивой погибью их корпусов и думал о тех счастливцах, которые поведут эти шхуны по голубым просторам океана в далекий путь, воскрешая то тонкое искусство управления парусным судном, которым так славились русские моряки времен парусного флота.
— Если вы еще не решили, — немного подождав, сказал с улыбкой заместитель министра, — подумайте и завтра дайте ответ.
Я встал и, овладев собой, сказал, что согласен, что дорожу доверием и что-то еще. Говорил я торопливо и, по-видимому, не совсем связно.
— Ну что же, — сказал заместитель министра, когда я запнулся и замолчал, — я не сомневался в вашем согласии. Садитесь, продолжим наш разговор.
Заместитель министра коротко объяснил мне, какое значение придается вновь возрождаемому парусному флоту нашей страны в водах Дальнего Востока. Этот флот призван осуществлять перевозки мелких партий груза между многочисленными рыбными заводами Приморья, Сахалина и Камчатки, избавляя большие пароходы от необходимости захода в пункты, расположенные в значительном удалении от направления основного рейса.
— На шхуне «Кальмар», — сказал в заключение он, — пойдет старый, опытный капитан-парусник товарищ Мельдер, капитан второй шхуны «Коралл» заболел. Выход в самое ближайшее время.
Это было 18 апреля 1947 года. 19 апреля приказ о моем назначении капитаном парусно-моторной шхуны «Коралл» был подписан, и 24-го я вновь был в министерстве. Выслушав мой рапорт об окончании всех дел, связанных с оформлением документов, заместитель министра протянул мне руку и просто сказал:
— Счастливого плавания.
В тот же день я покинул Москву. Короткий путь до Риги, пересадка на поезд, идущий в Лиепаю, и вот я вновь иду по знакомым улицам.
До порта, где стоят обе шхуны, уже совсем близко. Еще один поворот, и я на берегу старинного морского канала, делящего Лиепаю на Старый и новый город. В новом городе расположено большинство фабрик и заводов, и он мало чем отличается от других наших городов. Старый же город с его узкими кривыми улицами и высокими шпилями кирок, возвышающимися над остроконечными крышами домов, представляет собой типичный прибалтийский город, архитектурный облик которого напоминает смесь средневековья и современности.
Сквозь висящий над каналом густой туман тщетно пытаюсь разглядеть среди леса корабельных мачт высокие мачты шхун. Мне уже хочется быть на «Коралле» и поскорее взяться за дело.
С моря налетают свежие порывы ветра, покрывая темной рябью свинцовую поверхность воды канала. Туман неожиданно редеет, и я вижу высокие стройные мачты парусных кораблей, гордо поднимающиеся над более короткими и неуклюжими мачтами, — три и немного поодаль еще три. Они не так уж далеко от меня.
Предъявив документы, вхожу на территорию порта и прохожу мимо громадного красавца парохода «Аскольд». Он стоит под выгрузкой, и большие портальные краны то и дело вытягивают над ним свои длинные стрелы, похожие издали на шеи гигантских ящеров. Высоко в воздухе проплывает громадный ящик на стальном тросе, спускающемся с конца стрелы крана. Другие такие ящики уже стоят на железнодорожных платформах, и маневровый паровоз-«кукушка», суетливо посвистывая, подталкивает очередную пустую платформу под тот ящик, что сейчас величественно плывет на двадцатипятиметровой высоте от борта парохода к железнодорожному полотну.
Лавируя между ящиками, штабелями бочек и мешков, автомашинами и железнодорожными платформами, прохожу мимо еще нескольких стоящих под погрузкой пароходов и выхожу к каналу.
Прямо передо мной, левым бортом к стенке канала, стоит парусник. Он сразу кажется мне почему-то лучше, чем тот, другой, что стоит немного дальше, хотя, как я потом убедился, они были одинаковы. На борту парусника четкая белая надпись: «Коралл».
Делаю несколько шагов по направлению к нему и останавливаюсь. Нет, не так должно произойти мое первое знакомство с кораблем, обдуманное мною еще в пути. Поставив чемодан около огромной бочки с водой, стоящей у стены, на которой висит табличка с надписью: «Место для курения», закуриваю и начинаю изучать корабль издали. Внимательно разглядываю его мачты, погибь стеньг, проводку снастей. Вокруг меня грохочет жизнь порта. Несколько раз пробегает с вагонами паровоз-«кукушка», гудят автомашины, снуют люди, но это не мешает мне, и я тщательно изучаю все, что вижу на корабле. Я придаю очень большое значение этому знакомству издали. Потом на палубе, когда вся эта паутина снастей будет высоко над головой, заметить дефекты будет куда сложнее. Кроме того, придя на судно, нужно уже иметь полное и точное представление о тех первоочередных работах, которые необходимо провести. «Жаль, что не стоят паруса, — думаю я, — ну да ничего, сегодня же, если позволит погода, будем сушить их, и тогда посмотрим, как выглядит „Коралл“ под парусами».
Где-то в городе заревел гудок, ему тотчас откликнулись другие. С тревогой прислушиваюсь, палубу «Коралла» от меня сейчас закрывают проходящие мимо вагоны, которые опять куда-то толкает, сопя и фыркая, как усталая лошадь, все тот же хлопотун-паровоз. Мне не видно, пошел ли вахтенный к рынде. Но вот не успел начать отбивать склянки соседний пароход, как зазвенела рында на «Коралле». Ревниво прислушиваюсь, как бьет матрос. Бьет хорошо, четко, звонко, через равные промежутки. Смотрю на часы: да, ровно 8. На кормовом флагштоке «Коралла», поднимаясь, трепещет по ветру красное полотнище флага. Беру чемодан и иду на корабль.
На борту судна, около трапа, меня встречает смуглый черноглазый матрос в ватной куртке и в парусиновых брюках, заправленных в рабочие сапоги. Его голова, с густым ежиком черных волос, уже заметно тронутых сединой, непокрыта. Вся его сухощавая, подобранная фигура говорит о большой физической силе и выносливости. Глаза смотрят твердо и пристально. Смуглое горбоносое лицо серьезно.