Затем постепенно нить беседы переходит к Буйвалу. Григорий Федорович говорит о том, что завтра многие из команды впервые ступят на землю Центральной Америки, соединяющей два громадных континента — Северную и Южную Америку. Берег Центральной Америки был открыт в 1498 году, во время третьей экспедиции Колумба.
Своим названием Американский материк обязан флорентийцу Америго Веспуччи, который в 1499–1504 годах принимал участие в четырех плаваниях в Новый Свет (Америку), описанных им в его письмах, адресованных Лоренцо Медичи и Пьеро Содерини. В 1507 году картограф Вальдземюллер предложил назвать описанные Америго Веспуччи земли «страной Америго».
В 1510 году это название появилось на картах и глобусах для обозначения Южной Америки, а с 1541 года распространилось и на материк Северной Америки.
Во вновь открытые земли хлынули любители легкой наживы — выходцы из Испании, Англии, Франции, Португалии и других стран.
До XIX века Центральная Америка, за исключением Британского Гондураса, который в 1638 году был захвачен Англией, являлась испанской колонией. Но с упадком могущества Испании в ее американских колониях стало развиваться стремление к государственной самостоятельности. В 1821 году страны Центральной Америки сбросили испанский гнет и в 1823 году создали самостоятельную Центрально-Американскую федеративную республику, просуществовавшую до 1839 года, когда эта федерация распалась на пять «карликовых» республик: Гватемалу, Сальвадор, Гондурас, Никарагуа и Коста-Рику.
Двенадцатого июля в 8 часов утра к нашему борту деловито подходит океанский буксир. Он больше «Коралла» и предназначен для буксировки больших пароходов. Для «Коралла» такой буксир не требуется, но за большой буксир порт получает больше, и портовые власти делают вид, что других свободных буксиров нет. Компании, которой принадлежат буксиры, нужен заработок. Бизнес есть бизнес.
Буксир подходит к правому борту «Коралла», и, когда он дает задний ход, гася свою инерцию, «Коралл», отброшенный мощной струей воды, испуганно шарахается в сторону, как бы пытаясь убежать от своего слишком сильного соседа. Но, брошенный ловкой рукой Сергеева, с полубака уже летит бросательный конец, который на носу буксира ловят два обнаженных до пояса матроса-негра и мгновенно крепят его за толстый манильский трос. Гаврилов, Олейник и Рогалев быстро подтягивают буксирный трос к борту. С кормы «Коралла» так же ловко подает бросательный конец Шарыгин. Когда оба троса закреплены у нас на борту, на буксире заводят их за барабаны шпилей, и суда быстро прижимаются друг к другу. На полубаке начинает работать мотор брашпиля, мы снимаемся с якоря. Якорь выбирается медленно, мешает ошвартованный у борта буксир, но вот наконец часто звонит в рынду Сергеев — якорь встал.
Капитан буксира, высокий, светло-рыжий, флегматичный мужчина, спокойно сидит, покуривая сигару, на раскидном полотняном стуле под тентом, натянутым над верхним мостиком. В рулевой рубке, сквозь открытые настежь двери, виден рулевой, устало склонившийся на большой, полированного дерева штурвал. Два негра-матроса уже завязали на полубаке оживленный разговор с Гавриловым и Быковым. Главным в этом «разговоре» оказываются жесты, но обе стороны понимают друг друга. Матросы уже курят советские папиросы, а в руках у Гаврилова пачка дешевых американских сигарет. Вся компания весело смеется.
Невольно любуюсь мощными черными, как эбеновое дерево, торсами матросов буксира. Солнце нестерпимо жжет обнаженные плечи и непокрытые курчавые головы, но они не замечают этого.
Окликаю капитана буксира. Он медленно поворачивается в мою сторону и вынимает окурок сигары изо рта. Я говорю, что можно давать ход.
— О’кей, — отзывается он и медленно встает, берясь за ручку машинного телеграфа. Рулевой по команде капитана быстро вращает штурвал. Под кормой буксира бурлит вода, и мы трогаемся с места, постепенно увеличивая скорость. Капитан снова садится на свой стул и время от времени бросает односложные команды рулевому.
Медленно проходим мимо корпусов китобойцев, занятых чисткой котлов, и увеличиваем скорость еще немного. Справа и слева остаются разноцветные буи, и портовые постройки двигаются нам навстречу. Немного не доходя до одной из пристаней, буксир круто поворачивает в протоку «Французского канала», огибая косу, заросшую высокими пальмами. Слева в непосредственной близости от нас проплывает набережная города. Ряд пальм, неширокая улица, за ней витрины магазинов и кафе. На набережной группами толпятся люди, разглядывая высокие мачты «Коралла» и флаг на его корме. Цвет их лиц в подавляющем большинстве либо черный, либо желто-коричневый. Белых лиц очень мало.
Протока постепенно сужается, и городские строения уступают место небольшим, грубо сколоченным домикам-хижинам. Здесь нет набережной, и на берегу толпятся группами голые ребятишки. Это негритянский поселок. Но вот кончаются и хижины, дальше расстилается большой пустырь, в конце которого видна высокая железная ограда. За оградой группа строений, окруженных густыми раскидистыми кустами. За ними видны очертания тележек для подъема небольших судов. Это и есть тот завод, на котором будет проходить ремонт «Коралла». За заводом протока резко сужается. Ветви деревьев, увитые лианами, с обоих берегов свешиваются над водой, покрытой тиной, громадными листьями каких-то водяных растений и причудливыми, величиной с большую кастрюлю, цветами. В конце видимого еще пространства протоки ее берега настолько сходятся, что ветви деревьев, растущих на противоположных берегах, переплетаются между собой, образуя туннель, погруженный в темно-зеленый мрак.
Буксир подводит нас к площадке слипа и, отработав задним ходом, разворачивает «Коралл» носом к берегу.
Тележка, предназначенная для подъема «Коралла», уже спущена в воду, и вершины ее башен, на которых толпятся белые и черные рабочие, всего на один-полтора метра возвышаются над водой. Буксир начинает осторожно заталкивать нас между верхушками башен. Теперь его флегматичный капитан уже не сидит под тентом, а стоит около рулевого, держась рукой за машинный телеграф, и маневрирует судном, подчиняясь окрикам с одной из башен, на которой стоит среднего роста плотный мужчина в американской военной форме.
Наконец нос «Коралла» медленно появляется между площадками, и почти одновременно с обеих сторон на него летят бросательные концы. Когда при их помощи на судно подняты и закреплены концы талей, мужчина в военной форме командует буксиру отдать концы. Я повторяю команду для наших матросов, и вот, дав задний ход и вспенив воду во всей протоке, буксир разворачивается и быстро идет к выходу в бухту. Его капитан уже снова сидит, развалясь на стуле, с неизменной сигарой в зубах, его часть работы уже закончена.
Теперь нами будут заниматься люди на площадках. С удивлением смотрю на их работу. На площадках нет никаких механизмов: не говоря уже о механических лебедках, даже и простейшего ручного ворота не видно. Рабочие вручную, обыкновенными талями, выравнивают нос судна, одновременно заводя его все глубже и глубже на площадку. По мере того как «Коралл» заходит в пространство между верхушками башен, с обеих сторон подаются все новые и новые тали, и все новые и новые группы рабочих вступают в дело. Продолжая заводить «Коралл» на площадку, они стремятся поставить его посредине между башнями. Эта операция продолжается довольно долго, и, налюбовавшись на американскую «технику», я ухожу завтракать. Команда уже уселась на палубе около второго трюма и пьет чай.
Через двадцать минут ввод судна почти закончен. Его еще немного выравнивают, и какой-то очень толстый и высокий рабочий в синем комбинезоне, — судя по всему, мастер, — просит меня для большей устойчивости раскрепить «Коралл» за салинги мачт к башням. Наши высокие 37-метровые мачты вызывают у него опасение, он боится, что судно опрокинется, когда начнет терять плавучесть. Подзываю Александра Семеновича и прошу раскрепить все три мачты.
Наконец и эта работа закончена. Сейчас начнется подъем тележки. Мужчина в военном, оказавшийся главным инженером завода, на шлюпке перебирается на берег и направляется к лебедке. Находиться на башнях во время подъема тележки с судном рискованно: а вдруг лопнет цепь и все сооружение уйдет в воду или вдруг судно потеряет равновесие и упадет на одну из башен, и главный инженер предпочитает руководить операцией с берега.
Начинает медленно работать лебедка, и тележка ползет вверх. Постепенно выступают из воды ее башни.
По мере отступления воды два мастера спускаются по трапам обеих башен, наблюдая, как опускается судно. Третий стоит на перекидном мостике посредине тележки, и по его команде рабочие у талей непрерывно выравнивают судно.
Но вот вода уже далеко внизу, и наступает момент, когда судно садится килем на центральную дорожку кильблоков. Теперь башни тележки уже возвышаются над бортами судна, подравнивание судна прекращается, сейчас-то и наступает наиболее ответственный момент. Но «Коралл» стоит совершенно спокойно, никуда падать не собирается, и еще через пятнадцать минут, когда из воды показывается уже вся площадка, рабочие начинают убирать тали. С берега на площадку с клиньями и молотами вскакивают несколько человек, и из-под судна раздаются глухие удары. Рабочие подклинивают те места, где корпус судна неплотно сел на кильблоки. С одной из башен на борт «Коралла» подают широкую сходню. Подъем окончен.
Вся операция с буксировкой и подъемом из воды заняла четыре с лишним часа.
По еще мокрым скользким ступеням трапов на башнях мы с Александром Семеновичем спускаемся вниз на площадку и приступаем к осмотру подводной части судна. Перепрыгивая через лужи и распугивая маленьких крабов, обходим судно вокруг, отмечая в записных книжках места, подлежащие ремонту. Их всего два: во-первых, необходимо заново проконопатить и укрепить обшивку в корме и, во-вторых, сменить часть обшивки на обеих скулах судна, так как они сильно попорчены льдом во время прежних плаваний «Коралла». Очистка остальной части обшивки от ракушек и тонких пучков буро-зеленых водорослей не представит труда. Значительная площадь поврежденной обшивки в носовой части представляла собой добавочное сопротивление и, конечно, снижала скорость хода. Мы оба считаем, что ремонт обшивки увеличит скорость «Коралла», по крайней мере, на пол-узла.