— Городишко маленький, — рассказывает Олейник, — домов выше двухэтажных что-то и не видно, да и те какие-то странные. Один дом занимает целый квартал. Нижний этаж — все магазины и кафе, а наверху тянется сплошной балкон, вроде как в Гостином дворе в Ленинграде, и там живут. На балконе шум, гам, ребятишки. Окон и дверей в помещениях, выходящих на балкон, нет, а вместо них отверстия, завешенные циновками. Входы на второй этаж изнутри, со двора, а с улицы во двор ведут узкие щели. На улицах встречаются извозчики: лошади в бубенцах, фаэтоны высокие и нескладные. Магазины есть хорошие, но большинство небольшие.
— Говорят, что агент рассказывал вам историю посадки на мель того парохода, который стоит там около мола в бухте, — обращается ко мне Буйвал. — Расскажите нам.
— Собственно говоря, истории никакой нет, — отвечаю я, — и рассказывать почти нечего. Пароход американский. Капитан, выйдя из шлюзов, отпустил лоцмана, заявив, что дальше пойдет сам. Ну, конечно, был основательно пьян и загнал пароход вместо выхода из гавани в угол бухты, на мол. После посадки на мель команда покинула пароход, и если бы под ним было хотя бы немного воды, он бы, конечно, затонул. Но там мелко, и пароход вот уже полтора месяца стоит на месте.
Случай с посадкой на мель американского парохода оживленно обсуждается командой. Затем один за другим рассказываются различные случаи из морской истории о гибели и авариях судов и о поведении их экипажей.
На следующее утро рабочие приступили к ремонту кормового набора. В первую очередь был снят гребной винт, вытащен гребной вал и начат ремонт дейдвудной трубы. Днем я снова был в городе, выполняя кое-какие формальности, и только к концу рабочего дня смог попасть на площадку тележки под корму «Коралла». Около кормовой обоймы возился молодой, плечистый американец — рабочий в синем грязном комбинезоне. Грязная, мятая шляпа сдвинута на затылок, открывая рыжеватые короткие волосы и высокий, усыпанный, как и все лицо, крупными веснушками лоб. Голубые глаза, вздернутый нос и сильно развитая челюсть. Вместе с ним работало трое негров, выполняя подсобную работу.
Когда я подошел к ним и поздоровался, он вежливо ответил и продолжал работать, насвистывая что-то веселое.
— Как дела? Когда кончите? — спросил я его.
Он охотно ответил, что дела идут хорошо, что свою работу кончит дня через три, и в свою очередь спросил, бывал ли я раньше в Америке. Я ответил утвердительно, и мы разговорились. Он сообщил, что его зовут Джек Уэстон, что он из штата Орегон, штата роз, с гордостью подчеркнул он, что здесь он недавно, меньше года, и что ему эта чертовская страна совершенно не нравится. Потом он начинает пространно жаловаться на отсутствие «приличных мест» отдыха и «приличного общества» и, не обращая внимания на своих чернокожих подручных, всячески поносит местное население.
На четвертый день нашей стоянки на тележке на «Коралл» приходит инженер и объявляет, что сегодня шхуну спустят на воду, что все работы по укреплению кормовой обоймы закончены и больше ничего, кроме переборки всего кормового набора, сделать нельзя. Винт и вал будут поставлены позже, так как они еще не готовы, тогда же будут исправлены повреждения носовой части. Сегодня вечером на тележку поднимут «Кальмар» также для укрепления обоймы.
Я не соглашаюсь и направляюсь в контору завода. Высокая рыжая пожилая американка с вставными зубами и тощей фигурой, секретарь главного инженера завода, просит обождать. Сев на плетеный стул, окидываю взглядом помещение конторы. Чистый, натертый до блеска пол, ряд конторок, за которыми на круглых вращающихся стульях без спинок работают клерки. Открытые окна защищены сетками, предохраняющими от попадания москитов. По углам комнаты жужжат вентиляторы. На столике передо мной лежит несколько толстых журналов. Чтобы скоротать минуты ожидания, беру один из них и начинаю перелистывать. Журнал начинается рекламой. Рекламируется все, что только можно купить: здесь и обувь, и какие-то консервы, и новые марки автомобилей. Все в ярких красках, и везде, где только можно, и даже там, где это совершенно некстати, изображения женских полуобнаженных фигур и головок со стандартными, невероятно длинными ресницами, пышными волосами и жемчужно-ровными зубами. Обычный американский рекламный стандарт.
Но вот рекламы кончаются, начинаются статьи. Первая о каком-то «невероятно счастливом» фермере, имеющем одиннадцать детей. Приведены снимки всех детей в разных видах: на автомобиле и около него на лужайке, в доме и так далее. Дальше статья о какой-то мисс Бетси, которая в этом году, так же как и в прошлом, выиграла первенство в состязаниях по ловле меч-рыбы где-то на Флориде. Тут же даются снимки мисс Бетси, почему-то предпочитающей сниматься только в купальном костюме. Еще дальше статья под заголовком «Ураган над городом Майами». С интересом просматриваю статью. Это тот самый ураган, который наделал нам столько хлопот на пути из Сент-Томаса в Колон. Ураган сильно повредил город Майами во Флориде. Поднятая им гигантская приливная волна затопила окрестности и окраины города и вызвала многочисленные человеческие жертвы. Не успеваю я просмотреть статью до конца, как секретарша просит пройти в кабинет главного инженера. Вхожу в предупредительно открытую дверь.
Кабинет небольшой. Вентилятор гонит струю воздуха, создавая завихрения по углам и шевеля листки висящего на стене ежемесячного календаря с изображением обнаженных женщин. Около окна за письменным столом, покрытым толстой, прозрачной пластмассой, — главный инженер. Он в форме офицера военно-морского флота США. Инженер здоровается и приглашает садиться.
Я сразу перехожу к делу и доказываю ему, что нет никакого смысла спускать судно на воду, не закончив ремонт, что все работы можно произвести в два дня, что я требую, чтобы крепление кормовой обшивки было усилено и чтобы сегодня же приступили к ремонту обшивки в носовой части. Он вежливо слушает и, когда я кончаю, отвечает, что, к сожалению, техническая мощность завода не позволяет произвести ремонт в такие сжатые сроки, как предлагает русский капитан. Приведение в порядок гребного вала займет не меньше недели, и если русский капитан хочет ждать окончания работ в цехе, стоя на тележке, то он просит оплатить стоимость стоянки на тележке вперед. Насчет дополнительных креплений он полагает, что их достаточно, но любое количество болтов может быть поставлено по указанию русского капитана.
Возражать нечего. Сутки стоянки на тележке стоят 500 долларов, и, конечно, лучше ожидать конца ремонта, стоя на плаву. Ускорить темпы работы я не в силах. Остается покориться. На всякий случай я все же прошу его ускорить окончание работ в цехе, прощаюсь и ухожу.
К 16 часам 15 июля «Коралл» уже на воде и, буксируемый маленьким заводским катером, идет на новое место стоянки, за слипами, в глубине протоки «Французского канала». Через 15 минут мы останавливаемся около прогнившего, заброшенного старого деревянного причала. К слипам двигаются высокие мачты «Кальмара». Его ведет тот же мощный океанский буксир, который четыре дня назад вел «Коралл».
Стоянка у заброшенного старого причала тянется томительно долго. Команде давно надоели выходы в город. Обычно матросы и мотористы собираются на трюме, ведя бесконечные разговоры, вспоминая свои семьи, знакомых. Иногда приходят гости с «Кальмара» или наши отправляются на «Кальмар». Раз в три дня несколько человек наших и «кальмаровцев» на шлюпке ходят на «Барнаул». Там имеется узкопленочный киноаппарат и несколько советских кинокартин. Люди работают не покладая рук, чтобы занять свободное время. Давно уже вытянут и приведен в идеальное состояние такелаж и выровнен рангоут. Механики и мотористы полностью закончили переборку главного двигателя. Томительная скука вынужденной стоянки гнетет всех. Душный, сырой воздух и бесчисленные москиты делают стоянку еще более тяжелой.
Ворча, располагаются вечерами матросы и мотористы на отдых на палубе, закутываясь с головой в простыни. По адресу администрации завода отпускаются нелестные эпитеты. Усталые от жары люди быстро засыпают беспокойным сном. Кругом тишина. Лишь временами из зарослей, расположенных рядом, доносятся какие-то непонятные звуки: то писк, то быстрое шуршание или всплеск воды, то пронзительный визг какого-нибудь небольшого животного, попавшегося ночному хищнику. Тропический лес живет своей жизнью, несмотря на сравнительную близость человеческого жилья. Тишину изредка нарушают и другие, более понятные звуки: отдаленный гудок парохода в бухте Лимон или заглушенный расстоянием, передающийся по воде грохот высыпаемого угля на косе, где стоят углеперегружатели.
Над спящими фигурами матросов и мотористов, между снастей «Коралла» иногда мелькают быстрые бесшумные тени, и слышится писк, похожий на скрежет металла. Это летучие мыши-вампиры охотятся за насекомыми. Размах крыльев вампира достигает семидесяти сантиметров при длине тела шестнадцать сантиметров. С непостижимой ловкостью лавируют они в воздухе, скользя между снастей, и никто из нас ни разу не видел, чтобы вампир в своем быстром полете задел за что-нибудь.
Но не все «ночные пилоты» так искусно обходят препятствия. Вот один из них ударился о какую-то снасть и с сильным гудением свалился на спящего матроса. Потревоженный проснулся, за ним быстро поднялись и остальные. Вспыхнуло несколько фонариков, и в их свете посредине трюма предстал перед глазами удивленных людей громадный жук, сантиметров пятнадцать длиною. Его оливково-зеленые надкрылья, покрытые черными пятнами, полураскрыты. На лбу — длинный толстый рог, направленный вперед и вверх, на предспиннике, загибаясь вперед, второй рог, еще больше первого. Оглушенный ударом и ослепленный светом жук некоторое время сидит неподвижно. Кто-то из матросов схватил было простыню, чтобы поймать такую редкую добычу, но жук внезапно расправил крылья, и, загудев, как добрый рой шмелей, взлетел и мгновенно пропал в темноте.