— Приготовиться!
Швартовщики быстро разбегаются по местам — двое на полубак, двое на корму. Старший швартовщик, толстый негр в синем комбинезоне, голубой рубашке и нелепой желтой шляпе, становится посредине палубы. Медленно приближаются открытые внутрь огромные створки ворот. Лоцман останавливает машину, и тотчас с обеих стенок камеры шлюза летят бросательные концы. Швартовщики на полубаке ловят их и быстро подбирают, вытягивая на палубу два прочных стальных троса. Когда тросы выбраны и закреплены, лоцман кричит в свой микрофон:
— Пошел! — И по обеим стенкам начинают двигаться два небольших электровоза. На них, позади сиденья водителя, на большом барабане намотан трос, конец которого закреплен у нас. Тросы натягиваются.
Отпуская и подбирая их, электровозы устанавливают «Коралл» посредине прохода, и мы, буксируемые таким способом, входим в камеру шлюза. Проплывают мимо створки ворот, и со стенок, теперь уже на корму, летят еще два бросательных конца. Швартовщики подбирают их, вытаскивая на корму еще два стальных троса. Левый трос выбран быстро, с правым дело идет хуже; швартовщик, уже пожилой негр, тяжело дыша, подбирает тонкий, режущий руку бросательный конец. Когда петля троса подходит к корме, он хочет перехватить ее рукой, но конец выскальзывает из другой руки, и петля троса с плеском падает в воду, увлекая за собой бросательный конец. Нечеловеческим усилием швартовщик задерживает его и начинает подбирать снова. Стоящий рядом с ним высокий рослый полисмен ругается и стряхивает капли воды, попавшие ему на брюки. Лоцман кричит старшему швартовщику:
— Черт возьми! Уберите эту рухлядь с кормы! — И толстый босс бросается на корму.
Оторвавшись от поручней полуюта, стоя около которых он рассматривал ворота шлюза, к негру бросается Решетько и, схватив бросательный конец, вместе с швартовщиком быстро и ловко подбирает трос. Когда оба троса наконец закреплены, лоцман командует:
— Пошел вторые! — И вторая пара электровозов, подравнивая тросы, двигается вперед. В таком положении «Коралл» идет, растянутый в четыре стороны и всецело подчиняясь движению электровозов. Отряхивая мокрые руки, Решетько отходит в сторону, ворча:
— Ругаться вас много, а помочь человеку — никого нет, стоит около и больше о брюках беспокоится. Порядочки!
С обеих сторон тянутся высокие бетонированные стены шлюза. Как по длинному коридору, двигаемся вперед, послушные движению электровозов, которые, ровно жужжа моторами, идут по краю обеих стенок. Навстречу медленно приближаются закрытые ворота второй камеры шлюза, и лоцман снова кричит в микрофон:
— Задержать!
Задние электровозы резко замедляют ход, тросы скрипят и натягиваются, как струны, передние электровозы также постепенно сбавляют ход. Затем все четыре электровоза останавливаются, и «Коралл» застывает на месте. В камере шлюза, сзади нас, прижимается к стенке «Дельфин». Ему не подали тросов, и он швартуется вплотную к стенке. Во входных воротах виден «Барнаул», передняя пара электровозов вводит его в камеру шлюза. Минут через десять «Барнаул» уже в шлюзе. Как только створки ворот смыкаются, во многих местах вокруг нас вскипает поверхность воды. Это в камеру начинает поступать вода по трубам, подведенным под дно из Гатунского озера. Неожиданно между нами и «Дельфином» из воды с громким плеском выпрыгивает до половины и тотчас скрывается в воде довольно крупная акула.
— Шлюзуется вместе с нами, — говорит Ильинов.
— Направляется в Тихий океан, разбирается в технике, — смеется Гаврилов.
Акула несколько раз показывается на поверхности в разных местах камеры и наконец исчезает.
Камера шлюза быстро наполняется, и стенки заметно делаются все ниже, уходя в воду. Электровозы непрерывно подбирают тросы, держа их втугую. Наконец наполнение закончено, и теперь шхуна возвышается над низкими стенками, на которых видны рельсовые пути электровозов, ряды столбов с дуговыми фонарями, небольшие строения, в которых сосредоточено управление насосами, и вездесущие полисмены.
Ворота второй камеры приходят в движение, медленно открываясь внутрь камеры, и перед нами простирается длинный коридор, огражденный высокими стенками, в конце его видны ворота третьей камеры шлюза. Электровозы по команде лоцмана начинают двигаться. Там, где расположены ворота второй камеры, стенка круто повышается, образуя уклон почти в 60 градусов. Электровозы, как фуникулер, бодро ползут вверх по склону, понемногу отпуская тросы.
Вот первая пара уже забралась наверх, и «Коралл» медленно входит во вторую камеру. За первой парой электровозов взбирается наверх вторая пара, и мы идем по камере шлюза в ее конец. После ввода судов повторяется процедура закрывания ворот и пуска воды. Теперь акулы не видно, очевидно, она осталась в первой камере. В таком же порядке происходит подъем в последнюю, третью, камеру шлюза.
Наконец открываются последние ворота, электровозы выводят нас из камеры, швартовщики по команде лоцмана отдают тросы. «Коралл» дает ход и, пройдя немного по все расширяющемуся каналу, входит в обширное Гатунское озеро. По озеру, лавируя между многочисленными, покрытыми девственными зарослями островами и островками, идет фарватер, огражденный буями. Иногда он вплотную приближается к какому-нибудь островку, и тогда слышен треск попугаев, свист и писк каких-то птичек, иногда с берега, скользнув в воду, ныряет аллигатор. Жизнь на островах идет своим чередом, и их обитатели уже не обращают внимания на часто проходящие суда. Часа через два пути озеро сужается, и мы снова подходим ко входу в узкий канал. Теперь берега его холмисты. Слева от нас, то приближаясь к каналу, то удаляясь, вьется лента шоссе, ведущего в Панаму.
Постепенно холмы повышаются, и вот мы уже идем узким каналом, с обеих сторон ограниченным высокими каменистыми обрывами. Это водораздельный массив Кулебры. Отсюда с ее высот конкистадор Васко Нуньес де Бальбоа первый из европейцев в 1513 году увидел морские просторы Тихого океана. Тогда он не знал еще, что это океан, и назвал увиденное море Южным морем.
Вновь открытое Южное море со всеми расположенными в нем островами Бальбоа объявил собственностью испанского короля и вскоре был назначен правителем вновь открытых земель. Бесчинства конкистадоров, однако, вынудили послать на побережье Южного моря королевского губернатора, прибывшего в сопровождении полутора тысяч наемников. Относительный порядок был установлен, а сам Бальбоа, обвиненный в государственной измене, в 1517 году был казнен.
Потомки забыли провинности Васко Нуньес де Бальбоа, и город, ныне расположенный у входа канала в обширную Панамскую бухту, назван в честь первого европейца, открывшего ее, — Бальбоа. В узком коридоре между высоких каменных склонов тянется полоса воды, и в голову невольно приходит мысль: сколько напряженного труда понадобилось, чтобы пробить через эти скалы морской канал!
Сразу после Кулебры перед нами открывается шлюз Педро-Мигеля, а вдали виднеются еще два шлюза, по которым мы теперь должны спускаться вниз до уровня Тихого океана.
Процедура спуска в шлюзах полностью повторяет, только в обратном порядке, процедуру подъема. Также переходим из камеры в камеру, буксируемые четырьмя электровозами, так же открываются и закрываются ворота, только теперь стены камер не уходят в воду, а, наоборот, быстро вырастают из нее. Около выхода из последней камеры стоит громадный пассажирский пароход, окрашенный в белую краску, ожидающий нашего выхода, чтобы подняться наверх. Пассажиры толпятся на борту, разглядывая шхуну. Еще минут сорок, и по левому берегу показываются строения города Бальбоа. Он не велик и гораздо менее живописен, чем Колон. Проходим мимо города и, поравнявшись с гаванью, стопорим машину. К нам подходит лоцманский катер, и лоцман, попрощавшись, спускается в него, за ним следуют оба полисмена и швартовщики.
Даем ход и по фарватеру, обрамленному сначала длинными молами, а затем бесконечным рядом буев, выходим в воды Тихого океана. Слева, в дымке, на берегу смутно виднеются строения города Панамы, столицы Панамской республики. Справа — несколько высоких островов. Прямо впереди — бесконечная даль океана. Жадно вдыхаю чистый морской воздух, удивительно приятный после душного, спертого и влажного воздуха бухты Лимон. На море штиль. Склоняющееся к западу солнце золотит отдельные, имеющие форму башен и нагромождений скал, белоснежные облака далеко на горизонте. Пологая зыбь приподнимает нос «Коралла», и он как бы кланяется бушпритом, приветствуя морские просторы:
«Здравствуй, океан!»
Переход каналом, протяженностью в 44 мили, занял девять часов пятнадцать минут.
Мимо левого борта проходит последний выходной буй. Поднятая «Кораллом» волна качает его, и он кланяется, как бы прощаясь с нами. Несколько чаек вьются у нас за кормой. Все, исключая машинную вахту, наверху и радостно поздравляют друг друга с выходом на просторы Тихого океана. Теперь с каждой милей мы будем приближаться к берегам Родины.
Привет тебе, могучий Великий океан, многие тысячи миль предстоит нам пройти по твоим просторам. Какими погодами ты будешь провожать нас в нашем долгом плавании? Мы начинаем его около экватора, а кончим в зимнюю стужу, у берегов Камчатки или Приморья. Что бы ты ни сулил нам впереди, мы рады встрече с тобой, океан!
В глухом порту Мексики
Солнце скрылось за горизонтом штилевого моря. Далекие нагромождения облаков потемнели и застыли темно-фиолетовыми кляксами на вечернем небе. За кормой в сумерках тает берег Панамской Республики. Гладкая, пологая зыбь как бы нехотя покачивает «Коралл», и вода Тихого океана с легким шуршанием скользит вдоль бортов. Резко щелкает счетчик лага, отсчитывая первые мили тихоокеанского перехода. Ровно работает мотор. «Коралл» идет в Салина-Крус, небольшой заброшенный мексиканский порт, где должен взять горючее, пресную воду и свежее продовольствие. В 23 часа команда собралась на втором трюме слушать передачу последних известий из Москвы. В столице нашей Родины 7 часов утра следующего дня. В репродукторе слышится щелканье, треск атмосферных разрядов, но вот наконец далекий-далекий голос говорит: